— Это ты… вы? — спросила она изумленно.

— Лучше «ты», — подсказал я.

Она кивнула.

— Как хорошо, что я тебя нашла! Ты собирался танцевать?

— Нет. Да. Пойдем?

Мы проскользнули в небыстрое круженье пар. Вести Бет — все равно что танцевать с солнечным зайчиком. Мы продолжали говорить, почти не замечая своих движений, Я спросил:

— Ты действительно искала меня?

— Да. Не нашла и испугалась. Мне показалось, что я тебя больше не увижу.

Сердце у меня дрогнуло. Так сразу? Ну и пусть. Зачем тянуть? Я начал подбираться к сути.

— Я почему-то ждал, что мы встретимся прямо на берегу. Но ты не пришла, и я подумал, что нам не нужно больше расставаться… никогда. Бет, я…

Бет резко сжала мое плечо и так же резко опустила голову.

— Не надо! Ничего не говори.

— Почему?

— Подожди. Просто подожди…

— Какой смысл? Все равно ничего уже не изменится.

— Ну и хорошо, если не изменится.

— Тогда чего нам ждать?

— Я не хочу, чтобы ты потом жалел, — сказала Бет, не поднимая головы. — Не хочу поймать тебя на слове. Лучше ничего пока не говори, что бы ни значили для тебя слова.

— Слово есть слово, оно очень много значит. Я все равно его скажу — сейчас, через два дня, через неделю. Какая разница?

— Но ты… ты ничего сейчас не понимаешь. Нельзя же так — вслепую! У тебя еще есть время, чтобы подумать… Иванушка.

— Не жги мою лягушечью шкурку?

Бет кивнула.

— Скажи, — попросил я, — у меня есть хоть один шанс?

— Да, есть. Все зависит от тебя.

— Что я должен делать?

— Думать.

На этой ноте музыка вдруг кончилась. Мне только и осталось, что легонько поклониться и отвести Бет к деревцу — как будто именно оно опекало на балу мою испуганную даму.

— Я постараюсь действовать осмысленно, — сказал я, пытаясь немного ее успокоить. — И вообще я не авантюрист. Хоть этого ты можешь не бояться.

Бет посмотрела на меня искоса, что-то обдумала и спросила:

— Ваня, сколько тебе лет?

— Двадцать четыре. Это важно?

— Важно. Сначала я подумала, что ты школьник. Тоненький беленький домашний мальчик («А я-то думал — я большой и сильный», — прокомментировал я «в сторону»). Но ты ведь все решаешь за себя сам?

— Да, и уже не один год. Я взрослый, Бет.

— Я поняла, — кивнула Бет. — А уж танцуешь ты как в прошлом веке, когда все танцевали на балах.

— Ты думаешь, я настолько взрослый? Нет, тех балов я не застал.

— Дело не в возрасте. Ты движешься и держишься, как принц, который путешествует инкогнито.

— Нехорошо смеяться над провинциалом.

— Это ты-то провинциал? Ну, нет! Россия не провинция, и ты для провинциала слишком уверенный. Не напоказ, а в глубине души. Разве не так?

— Наверно, так. Не знаю. Тебе виднее, какой я.

Вокруг нас двигалось, шумело и смеялось множество людей, и я почувствовал, что устал быть среди толпы. Взглянул на темный бельэтаж, подумал вслух:

— Если б мы не стояли под твоими окнами, я мог бы долго провожать тебя домой.

— Ты в самом деле можешь провожать, — вдруг согласилась Бет. — Здесь сейчас никто не живет. Да и вообще тут в некотором роде явочная квартира. Сюда являются все, кому не лень. Проходной двор. Но сейчас некому толпиться: сестра уехала, ребята тоже. Пойдем?

Мы пробрались сквозь толпу и вышли на бульвар, под сень больших деревьев. Свет проникал туда довольно слабо, шум затих, и Бет сказала, продолжая разговор:

— Ты действительно не авантюрист. Почти. Но ты попал в иррациональные обстоятельства. И будет лучше, если ты сам в них разберешься.

— Это правила игры?

— Нет. Но мне кажется, что ты поверишь только себе самому, особенно когда столкнешься с этим иррациональным.

— Почему-то я до сих пор ни с чем таким особенным не сталкивался.

— Сталкивался, просто не обращал внимания.

Далеко впереди показался свет: бульвар упирался в перекресток или уже в набережную. Я остановился.

— Ты устал? — спросила Бет.

— Устал от шума, света и толпы. Мы можем постоять тут три минуты?

— Конечно, можем.

Бет больше не казалась испуганной девочкой. Это был вполне взрослый и вполне уверенный человек, с которым можно было, не дрогнув, обсуждать все, что угодно. Я сказал:

— У меня есть один вопрос, и он мешает мне думать о другом. А нам ведь важно, чтобы я думал?

— Важно, — согласилась Бет.

— Ну, так вот. Правильно ли мне показалось, что ты — ты сама! — не скажешь мне «нет»? Или вопрос не решен?

— Вопрос решен, — ответила Бет твердо. — Ты все правильно понял. Только дело сейчас не в том, что решу «я сама»…

— Нам предстоит встреча с Кащеем?

— Нет, Кащея я уже переиграла. И ты переиграл — когда решил задачу. Встретиться с ним, конечно, можно… Но ты уверен, что готов жить в сказке?

Я осторожно взял ее за плечи и попытался заглянуть в глаза, но было слишком темно.

— Ну конечно, ты бываешь лишь в сказках, — сказал я тихо.

— Я не бываю, я есть, — сказала Бет все так же твердо. — А ты и сам Иванушка…

Дальше все оказалось просто, легко и удивительно по-детски. Вот так бы я, наверно, целовал в макушку свою младшую сестренку — если б она у меня когда-нибудь была. Не буду, впрочем, врать, что дело так и кончилось макушкой.

Над нами, наверху, в кронах деревьев, шумел ветер. А нам какое дело?

— Разбойник ты, Иванушка, — сказала Бет. — Ты же теперь совсем не сможешь думать.

— Смогу. Теперь как раз смогу. А во-вторых, я не разбойник и даже не совсем дурак. Я умею слушаться. Сделаю все, как ты скажешь — раз уж я ничего не понимаю в иррациональных обстоятельствах.

— Тогда… не надо больше так… Все-таки подожди.

— Да, хорошо. Слово даю, что до решения всех проблем буду вести себя, как дипломат на королевском приеме. И думать тоже обещаю.

Положим, от обещания до исполнения могло пройти сколько угодно времени, если бы ветер не переменился. Ровный шум перешел в резкие порывы.

— Дождь будет, — сказала Бет как-то отстраненно.

Вдали как будто громыхнуло. Следующий порыв ветра плеснул в нас холодом и влагой.

— И очень сильный, — сказал я. — Бежим куда-нибудь.

Мы побежали вниз по бульвару, к свету и людям.

На перекрестке, в строгом соответствии с теорией «вседостаточности», стояло несколько машин. Таксист болтал с другим шофером. Увидев Бет, он бросился навстречу, распахнул дверцу машины и просиял всем существом.

— Вот хорошо, — сказала Бет. — Сначала отвезем тебя, потом — меня. Мне дальше.

Но у меня сложился другой план.

— Для тебя безопасно ехать одной в такси? — спросил я.

— Для меня? — она словно удивилась. — Да. Абсолютно.

— Ты уверена?

— Вполне. Не беспокойся об этом.

— Хорошо. Тогда пусть он везет тебя, а я дойду пешком. Здесь близко.

— Сейчас ливень начнется.

— Я успею. Садись.

Бет послушалась. Водитель захлопнул дверцы и уехал, а я, не торопясь, спустился к порту. Дождь накрыл меня на финишной прямой. С меня текли ручьи, по улице неслась река, а в море, вниз, летели водопады. И все это гремело и сверкало.

Войдя в свой домик, я не стал даже щелкать выключателем. Сказалась давняя привычка — в Крыму в грозу никогда не бывает света. Свечка и спички лежали на кухне. Неверный теплый огонек освещал ванную, пока я отмокал в горячей воде. Потом я нашел в шкафу бутылку местного вина (очень хорошего — здесь, кажется, из принципа не делали ничего «так себе» и хуже), сел для профилактики пьянствовать и думать. Раз обещал — куда же денешься?

Дождь шумел усыпляюще, и я чувствовал легкую качку — будто опять сидел на палубе «Дельфина», но голова оставалась довольно-таки ясной. Одна проблема стала очевидной сразу. Россия не провинция — конечно, кто бы спорил. Нет над нами Рима и никакого кесаря. (Об этом можно даже отчасти пожалеть: у римлян сроду не было проблем с порядком, вот уж кто наши антиподы по менталитету.) Так вот, Россия не провинция, но разделить мое столичное житье — по-моему, я этого не стоил. И даже если Бет согласилась бы на такое, я все равно не имел права везти ее в Москву. Я мог только догадываться, какая сила охраняла границы этой страны, но за ее границами мы станем «абсолютно уязвимы», как сказала Бет в первый вечер. Из этого следовало лишь одно реальное решение, и я не был к нему готов. За первой мыслью потянулись и другие… Нет смысла все их пересказывать.