Кстати, рынок Ультерберга больше походил на торговые ряды, чем на классический базар. Капитальное строение с чистыми, аккуратными проходами и четкой системой торговых мест. И это не чисто европейское явление, в России полно памятников архитектуры некогда бывшими торговыми рядами, а в Галиче, что под Костромой, они до сих пор выполняют свою изначальную функцию.
В городе, конечно, есть и специализированные торговые лавки. Почти все такие лавки принадлежат НПС, все что создано или добыто игроками продается через биржу и аукцион. Хотя, некоторые кланы держат свои лавки, но это большая редкость – больше для статуса, чем для извлечения реальной выгоды.
Закупив все необходимые для воплощения задуманного, я вдруг понял, какого дурака чуть не свалял. Мне же, как минимум, потребуется верстак, а в каморке только кровать, стол, да шкаф. Не на коленке же творить? Так что, закинув покупки в мешок, двинулся в ремесленный квартал, там точно найдется рабочее место для меня, жаль не бесплатно.
Самый короткий путь от рынка к ремесленным кварталам шел через парк. Тот самый парк, где меня чуть не прибил маньяк. Хорошо, птички поют, неписи целуются, и вот когда я в таком благостном состоянии шел тенистой аллеей к выходу из кустов раздался слабый стон. В реале большинство в таких случаях проходят мимо, в крайнем случае вызывают полицию, а у меня же, все зависит от настроения, было когда и мимо проходил, было когда и лез сам разбираться что происходит. Но тут же игра – самое страшное, что со мной может случиться, это отправлюсь на перерождение. Кстати! А это вариант, на сегодня у меня планы в игре, а вот в следующий выходной надо будет нарваться на кого‑нибудь и отправиться на перерождение. Формально прогула не будет ни в вирте, ни в реале, а у меня появиться двенадцать часов свободного времени.
Зрелище, представшее передо мной, когда я раздвинул ветви кустов, было не для слабонервных. На земле, в центре пентаграммы, лежало изувеченное тело девушки‑человека. Лучи звезды были выложены выпущенными кишками жертвы, а внешний круг был нарисован бурой краской. Да какая краска! Это же кровь, кровь впитавшаяся в землю, сколько же она тут уже лежит? Да она же еще жива?!
– СТРАЖА!!! КТО‑НИБУДЬ!!! СЮДА!!!
– Что… о господи! – прибежавший на мой крик стражник побледнел. Достав амулет связи, он стал что‑то бубнить в него. Не прошло и пары минут, как вокруг распятого тела было уже около пяти неписей стражи. Двое вели запись места преступления, а остальные склонились над несчастной и пытались влить в ее тело жизнь, используя лечебные амулеты.
– Ничего не понимаю! – воскликнул один из стражников, отстраняясь от жертвы, – сколько ни вливаем эффекта никакого, такое ощущение, что вся мана уходит куда‑то.
– Ничего странного, – пророкотал здоровенный орк, как появился на месте преступления, я не видел – все мое внимание было приковано к попыткам стражи поднять уровень жизни умирающего, – тут был проведен темный ритуал. Любое лечение причиняет ей боль, и эта боль питает того кто провел его.
– А почему она еще жив? – странно, что меня до сих пор не отогнали от тела, я так и сидел на корточках, держа девушку за руки, и видел, какая мука плескалась в глазах девушки при каждой попытке излечения. А стражи видимо хорошо знают этого орка, и ведет он себя как будто для него тут ничего нового и странного нет.
– Этот же ритуал не дает жертве умереть. Она обречена на муки пока существует связь с проводившим.
– И как… – не знаю, что там хотел еще спросить стражник у орка, но я больше не мог спокойно смотреть на муки несчастной. Моя левая рука выхватила из‑за спины кинжал, замах, две руки на рукояти – удар.
Милосердие увеличено на 1. Текущее значение 2.
– Спи с миром, – и закрыл девушке глаза, кинжал по рукоять вошел в грудную клетку, пробив сердце. Мои слова прозвучали в полной тишине.
– Где руку ставил? – первым от неожиданности отошел загадочный орк.
– Да так, был опыт, – обтертый юбкой девушки кинжал – ей уже без разницы – отправился в свое логово. Ну не рассказывать ему, как меня дядя на Брянщине учил свиней резать. Никогда не думал, что его наука на человеке пригодиться, а вот же сгодилась, хоть и виртуального, но человека зарезал. Как дядька и учил – одним ударом.
– Так, что тут происходит? – а вот и Августино нарисовался.
– Да вот, – орк повернулся к следователю, – темный ритуал прервали. Вот он и прервал, – палец орка ткнул в мою сторону.
– ТЫ?
– Я. Я ее и обнаружил. – а чего скрывать. – опрос сейчас будешь проводить? Или в участок поедем?
– В участке. – Августино опять повернулся к орку. Ой и не простой этот орк, не простой, – Уважаемый Октам, что вы про ритуал сказать можете?
– А что тут говорить. Он его проводил.
Я?! – мои глаза полезли на лоб.
– Да не про тебя речь, – отмахнулся от меня Августино, и уже орку, – почему так решили?
– Да тут и думать нечего его работа. Суставы перебиты, почки отбиты, ногти удалены. Да ты на зубы глянь. Девочку долго пытали. Причем пытали ради боли.
– Уверен?
– Мы тут при всех лекцию читать?
До участка добирались опять на паровозке. И у меня появились кое‑какие мысли что нужно изменить в нашем с Ментишем детище, из того что мы запланировали. Опрос на этот раз не занял много времени – Августино был краток и не разговорчив, что‑то его угнетало. Видимо дело маньяка выходило из под его контроля, и вместо плюшек могло обернуться неприятностями. Ну так это его проблемы – мне бы долг погасить. Попрощавшись со игроком, и пообещав что как только так сразу, я вышел из его кабинета оставив того наедине с мрачными мыслями.
А за дверью меня ждали. Тот самый орк, как там его? Октам кажется.
– Я ждал тебя, – вот кто бы сомневался, хотя может он за кипяточном зашел.
– И зачем?
– По дороге Августино сказал, что ты знаешь боль, – вот тоже мне следователь, язык за зубами держать не может, – но там, в парке, я видел, как ты проявил милосердие. Так же ты милосерден, как и жесток?
– А вы собственно кто?
– Я? – усмехнулся орк, – я собственно местный палач.
– Очень приятно, – и чем же я местного палача за интересовал. – а я сантехник.
– Я знаю. Ты сантехник по не воле. Так что с моим вопросом?
И чего он ко мне пристал, жестокость милосердие – что ему нужно. Я разблокировал свой паспорт и протянул ему. Орк быстро глянул в него – видимо ему было интересны только мои навыки, на остальные страницы он даже смотреть не стал.
– Хорошо, очень хорошо. Твое милосердие равно твоей жестокости.
– И что теперь? – а ведь действительно, за девушку мое милосердие поднялось до двух. Странные кстати навыки, что знаток боли, что это милосердие. Один растет от причиненной и перенесенной боли, а второй… даже не знаю как сформулировать, от сохраненных жизней и прекращенных мучений, так что ли.
– Теперь? Теперь я хочу предложить тебе стать моим учеником, – опа, меня в Малюты Скураторы вербуют? Хотя Малюта, как и Берия, не совсем палачами, вернее совсем не палачами были. А ведь я ни одного настоящего палача вспомнить не могу – не сохранила история их имен, только деяния.
– И зачем мне это нужно? И у меня уже есть учитель, – пусть Йогль меня так только один раз по‑пьяни назвал, но все же, он родной – гремлин, как‑никак.
– Не в том смысле учителем. Я буду учить тебя своему мастерству, со временем ты станешь настоящим палачом. Только тот в ком жестокость равна его милосердию может стать истинным мастером это дела.
– У меня уже есть работа, спасибо.
– Подумай. Каждый твой день ученичества будет оплачен лучше, чем неделя лазанья по трубам. А в городе ты будешь пользоваться почетом и уважением.
– И полгорода будет плевать мне в спину?
– Может и будет, никогда об этом не задумывался. А для тебя это важно?
– Нет, не важно. Так же как и почет с уважением.
– Молодец. Дело палача не терпит гордыни, мы всегда безымянны.