«Добиться признания в обществе», «Найти средства для поступления в университет», «Успешно выдержать вступительные экзамены»… Свои сокровенные желания юноши и девушки пишут на белых бумажных полосках, оставляют их на ветвях деревьев, растущих около храмов, в самих храмах. «Полоски надежд»…

— У вас много ученых женщин? — спросила учительница.

— Да, много. В высших учебных заведениях, в научно-исследовательских институтах работают и преподают женщины, имеющие степени кандидатов и докторов наук. Немало женщин доцентов, профессоров. Есть женщины-академики.

— У нас в Японии все по-другому, — с грустью сказала учительница. — Нашим женщинам надо еще долго бороться за свои права.

Полет окончен. Мы прибыли в Осака. И вновь на экране аэродромная полоса. Садимся «вместе с экипажем».

— Жаль, что беседа с вами была коротка, — посетовала учительница, прощаясь. — Мы все же мало знаем о вашей стране. А живое общение так важно и так нужно в наш трудный век.

Тепло простились мы и со школьницами.

— Передайте наш привет советским школьницам, — сказала по-русски одна из них.

Остальные девочки поддержали ее аплодисментами.

Самого города Осака мы почти не видели. В ожидании рейсового автобуса, идущего до Киото, лишь немного прошлись по прилегающей к аэровокзалу улице.

В очереди на посадку в автобус мы стоим недолго. Автобусы подходят один за другим.

— Какая здесь организованная публика! — восхищается Марет. — Никакой толкотни. Стоят спокойно. как говорится, «затылок в затылок».

В автобусе Эрико-сан садится рядом со мной. Марет выбрала себе местечко около окна.

— Здесь, как в «Боинге», — замечает Эрико-сан. — Голубые кресла и белые подголовники. Я заметила, кстати, что вы любопытная. Вам все интересно.

— Не любопытная, а любознательная, Эрико-сан. Это два несколько разных понятия. Любознательный человек — это человек пытливый, склонный к приобретению новых знаний. Любопытный тоже хочет приобщиться к новому. Но часто это просто интерес к несущественным подробностям.

Эрико-сан достает из сумки записную книжку, берет в руки карандаш:

— Значит, есть люди любопытные и любознательные? Вы — любознательная?

— Да. Так, пожалуйста, и запишите.

В автобусе, несмотря на открытые окна и включенную вентиляцию, жарко и душно. Видимо, сегодня большая активность солнца. То и дело вытираю со лба капельки пота.

Неподалеку от меня сидит полная пожилая японка. В ее руках буквально «порхает» веер. Поглядываю на нее с завистью. Говорю Эрико-сан:

— Мне очень нравятся стихи Басё о веерах. Сейчас я вам их прочитаю:

Второе стихотворение написал ученик Басё поэт Такараи Кикаку (1661–1707). Он был сыном врача и стал профессиональным учителем поэзии.

— Хорошие стихи, — подтверждает Эрико-сан. — Я забыла взять с собой веер. Оставила на столе… Нет у нас с вами и луны, ручки к ней…

Видимо, японка догадалась, о чем мы говорим. Или это телепатия? Смотрю, достает из своей плетеной корзиночки еще один веер. Протягивает его мне, кланяясь.

— Аригато! — благодарю японскую женщину.

Эрико-сан заговорила с ней по-японски. Поняла, что рассказывает о нас с Марет. Женщина одобрительно кивает головой.

— Видите, как помогает поэзия, — замечает довольная Эрико-сан. — Обошлись на этот раз без луны. Женщина сказала, что сегодня душно и жарко. Сама она жительница Киото. Ей приятно, что советские женщины едут в ее родной город.

Этот краткий эпизод в дороге по пути в Киото остался в памяти. Как важно в жизни «чувство дружеского локтя».

Кстати, еще о веерах. Я читала, что складывающийся веер впервые появился в Японии в период Хэйан, т. е. в IX–X вв. Он сразу получил широкое признание как прекрасное средство для создания в жаркое время «приятного дуновения ветерка». Потом на веерах стали писать столь популярные в то время стихотворения. С веерами выступали на представлениях танцовщицы. Веер помогал японским актерам передавать зрителям по ходу действия возникающие у него эмоции. Так, например, если веер, находящийся в руках актера, поочередно подносился то к одному, то к другому глазу, означало, что актер плачет. При помощи движений веера некоторые женщины давали мужчинам знать о возникших у них чувствах симпатии. О нем писал в конце прошлого века М. Верн: «Веер прочно и давно вошел в обиход японцев».

«Веер у японцев составляет необходимую принадлежность всякого человека: он болтается всегда за поясом у мужчин, а женщины его никогда не выпускают из рук. Нищий держит веер, и ему кладут в него милостыню. На веерах рисуют карты и планы для путешественников, печатают календари и разные тарифы; веера лежат кучей на прилавке в магазине для покупателей и продаются при входах в театры: словом, везде и повсюду веера и веера. Даже при совершении смертной казни без веера не обходится: преступнику дают читать приговор, написанный на веере, и в ту минуту, когда он наклоняется, чтобы прочесть, у него слетает голова»^{36}.

«Язык» веера. Разговор лишь жестами, без слов. Им пользовались даже государственные деятели, присутствовавшие на церемониях. Так, если собеседник при встрече с интересующим его человеком вдруг подносил веер к левому уху, это означало: «Прошу о нашем разговоре никому не рассказывать».

… Автобус выезжает на широкую, убегающую вдаль улицу. По обеим сторонам ее дома. Это уже пригороды Киото.

В древнюю японскую столицу мы прибыли двадцать третьего ноября днем.

Киото — один из самых древних городов Японии. Город, богатый культурным наследием. Долгие годы он был резиденцией императоров и столицей Страны восходящего солнца. Из ста двадцати четырех императоров Японии семьдесят семь жили в Киото. Свидетелями жизни тех лет остались дворцы, виллы сегунов, синтоистские и буддийские храмы, старинные парки.

«Только побывавши в Киото, можно представить себе утонченную жизнь японского двора и японской аристократии. Тут строились громадные храмы, дворцы, монастыри; тут отказавшиеся от власти императоры выбирали себе красивые места, в которых они могли, вдали от шума и суеты, предаться размышлениям и вести изящную и утонченную жизнь. При дворе микадо существовала та же праздная жизнь, чуждая всякой деловитости; придворные устраивали словесные турниры, сочиняли стихи на разные темы, отгадывали шарады, соперничали друг с другом в изящных рисунках, изощряли свой вкус на разные лады, придумывали разные скучные церемонии и жили, как подобает небожителям, вдали от бранных кликов и забот ежедневной жизни. Благодаря тому Киото сделался средоточием искусства и промышленности, и произведения киотоских мастеров считались образцами вкуса и тонкого изящества»^{37}.

Говорят, что без знакомства с Киото, с его богатым наследием трудно понять настоящую Японию. Старое и новое здесь сплелось воедино, гармонично дополняя друг друга. И это придает сегодняшнему Киото какое-то удивительное очарование.

«Музей прошлого». Город, ставший побратимом с Парижем, Бостоном, Флоренцией, Киевом, Загребом, Гвадалахарой. Он издавна славится своим художественным ремеслом. Широкую известность далеко за его пределами приобрели сделанные руками местных умельцев изделия из дерева, художественный фарфор, бронзовые вазы и статуэтки, шелковые ткани и искусственные вышивки.

Сколько интересных встреч сулит Киото.

У входа в вестибюль «Киото гранд-отель» нас встречают супруги Фудзита.