— Доброе утро, — несколько смущенно сказал капрал. — Вот привезли вам еду, лекарства и остальное… А где другие?

— Ушли прогуляться, — сказал Беляев.

Наступила пауза. Хорпер стоял, теребя в руках пилотку. Ему было явно не по себе.

— Что-нибудь случилось? — тревожно спросил врач.

— Нет, ничего, — пробормотал капрал. Потом он решился и ткнул пальцем в сторону немца: — Это ваш новый комендант.

— Что? — не понял Беляев.

— Я не виноват, — глухо проговорил капрал, глядя себе под ноги. — Это приказ…

— Ладно, — развязно сказал комендант, — давайте знакомиться. Я — Макс Штиммель. Сколько человек в этом лагере?

Беляев вздрогнул.

— Вы что же — немец? — спросил он.

— Я сотрудник американской военной комендатуры. Сообщите фамилии заключенных.

Врач кинулся вперед и вцепился в грудь Штиммеля. Солдаты с трудом оттащили его. Старшина Островерхий стоял, вобрав голову в плечи и стиснув кулаки.

Хорпер что-то сказал солдатам и, не поднимая головы, торопливо отошел. Он вскочил в машину и рывком сдернул ее с места. Капрал мчался, пригнувшись к рулю. Навстречу ему бежали возвращавшиеся с прогулки люди. Но капрал, казалось, не видел их. Виллис вылетел на шоссе и скрылся за поворотом.

Пономаренко, Джавадов, Буйкис и Кент в недоумении глядели ему вслед. Потом они торопливо вбежали в подвал.

— Что здесь случилось? — спросил Буйкис.

Кент развел руками.

— Капрал мчался как одержимый. Он видел нас, но не остановился.

— Знакомьтесь, — сказал Беляев. — Наше новое начальство.

— Не понимаю…

Беляев горько усмехнулся.

— В чем дело, приятель? — обратился к одному из солдат Кент.

Солдат, плечистый парень лет двадцати пяти, жевавший резинку, выплюнул ее и равнодушно сказал:

— Нас прислали с этим человеком. Приказано охранять лагерь перемещенных лиц. И он назначен старшим.

— Перемещенные лица? — переспросил Пономаренко.

— Погодите, — сказал Кент, потирая лоб. — Я что-то плохо соображаю… Кого же они собираются держать в этом лагере?

— Да нас же, черт возьми! — крикнул Беляев. — Нас! Теперь мы — какие-то перемещенные лица…

Кент расхохотался.

— Вы и я — капитан американской армии?

— Ну, капитана, быть может, и выпустят, а вот нас, советских граждан… И комендантом поставили немца!

Беляев налитыми кровью глазами посмотрел на Штиммеля и двинулся вперед. С другой стороны к коменданту подбирался Джавадов.

— Назад, — сказал широкоплечий солдат. — Мы будем защищать этого человека.

Беляев остановился, а Джавадов не обращал внимания на угрожающе выставленные карабины…

— Отставить, сержант, — сказал Пономаренко. Он обернулся к солдатам и спросил: — Кто же прислал вас?

— Генерал Гаррис.

— Гаррис?! — Кент рванулся вперед.

Послышался шум автомобиля.

— Смирно! — скомандовал Штиммель.

В подвал вошел генерал Джордж Гаррис. Шагнув через порог и разглядев лица людей, он остановился, ошеломленный.

— Вы? — наконец, выговорил он. — Это вы?!

Солдаты и Штиммель с удивлением видели, как генерала окружили истощенные, одетые в лохмотья люди, а он улыбался им, дружески хлопал по плечу.

Джавадов поймал на себе взгляд генерала, вытянулся.

— Здравия желаю, товарищ… господин генерал! — по-военному отрапортовал он.

Гаррис взял его за плечи и тепло улыбнулся.

— Вы хотели сказать «товарищ»? Правильно, парень! Это то самое слово. Ведь мы боевые друзья!

Джавадов широко улыбнулся. Говорить в эту минуту он не мог.

Особенно долго тряс Гаррис руку капитана Пономаренко.

Когда все немного успокоились, генерал сел и вытащил трубку. Набив ее, он сказал:

— Нет, все это просто непостижимо. Это сон какой-то! А вы, Кент, — герой! Да, да, я утверждаю это! И вы, русские, на примере капитана Кента можете видеть, на что способен любой американец, когда дело идет к тому, чтобы помочь товарищам.

— Оставьте это, сэр, — умоляюще проговорил Кент.

— Нет, я горжусь вами, мальчик, и не устану говорить это! И я возношу сейчас самые горячие молитвы провидению. То божья воля, что все вы живы. А ведь кое-кто пытался похоронить вас. Но я в таких случаях всегда говорил: эти люди не могут пропасть!

Кент думал о Патти. Что с ней? Жива ли она?… Наконец он не выдержал.

— Один вопрос, генерал… Наши общие знакомые… М-м… Ну, одним словом…

Гаррис хитро ухмыльнулся.

— Можете не продолжать, Кент. Она со мной, и она ждет вас, или я ничего не смыслю в подобных делах!

Кент шумно вздохнул. Пономаренко украдкой пожал ему руку.

— А теперь, Кент, — сказал Гаррис, усаживаясь поудобней, — выкладывайте все по порядку. Я страшно люблю рассказы о героях.

— Пусть говорит капитан Пономаренко, сэр…

— Ладно, — кивнул генерал, — давайте, капитан.

Тем временем Беляев приоткрыл привезенные Хорпером свертки. Там была еда, сигареты, бутылка с яркой этикеткой.

— Простите, генерал, — сказал врач, — не позавтракаете ли вы с нами?

Гаррис покачал головой.

— У меня нет аппетита. И потом здесь м-м… не очень приятно завтракать.

— Как хотите, — пожал плечами Беляев. — А у нас есть аппетит, и отличный. К столу, ребята!

Все набросились на завтрак. Гаррис удивленно наблюдал, с какой быстротой исчезают припасы.

— Здорово же вы работаете челюстями, — пошутил он. — Можно подумать, что вы не ели три дня!

Беляев поперхнулся и больше не прикасался ни к чему. Перестали есть и другие. Гаррис понял, что совершил нетактичность. Решив загладить ее, он обернулся к Штиммелю.

— Правый борт моей машины. Пара бутылок коньяку — живо!

Немец щелкнул каблуками и кинулся исполнять требуемое. Когда коньяк был принесен, Гаррис поставил его на стол.

— Это вам от меня, — провозгласил он. — Куда ни шло, и я выпью с вами.

Штиммель откупорил коньяк и наполнил кружки. Гаррис поднял жестяную кружку и сказал:

— За американскую и русскую армии!

— За русскую и американскую армии, — сказал Пономаренко.

— Он прав, сэр, — подхватил Кент. — Именно за русскую и американскую армии.

— Ладно, — кивнул Гаррис, — я принимаю этот тост.

— Господин генерал, — проговорил Пономаренко, — мне надо задать вам несколько вопросов. Немца с солдатами прислали сюда вы?

— Гм, — нахмурился Гаррис, — сказать по чести, я думал, что здесь обыкновенные пленные.

— Какая разница? Вы же знали, что здесь русские!

— Все это так, но… В общем в отношении вас и членов вашего экипажа вопрос ясен. Вы вернетесь на родину немедленно. Но что касается других, то здесь надо еще разобраться.

— Разобраться в чем, генерал?

Гаррис снисходительно улыбнулся.

— О, во многом, мой друг: национальность, подданство и всякие такие штуки.

— Никаких штук, — отчеканил Беляев. — Все мы граждане СССР и требуем, чтобы нас немедленно передали в руки советских властей.

Гаррис с сожалением посмотрел на него.

— Самое скверное — торопиться в таких делах или говорить за других. Мы враги насилия над личностью. И у нас есть приказ: кто не хочет возвращаться к себе, волен выбирать любую другую страну. Некоторые могут даже удостоиться чести ехать в Соединенные Штаты Америки! — Гаррис поднял палец. — Но — только некоторые, не все!

Пономаренко насмешливо заметил:

— Видимо, часовые здесь для того, чтобы мы, не дай бог, не удрали в… Америку!

— Простите, сэр, — вмешался Кент, — значит, если я правильно понял вас, мне будет разрешено не возвращаться домой, а ехать в Россию, если я выражу такое желание?

— Черт знает, что вы говорите, Кент! Это не может касаться американцев.

— Вот те на! — удивился Беляев. — Американские законы и вдруг не касаются американцев!

— Я еще не кончил, — продолжал Пономаренко. — Другой вопрос. Нам в начальники дали немца, который, быть может, еще неделю назад стрелял в американцев или русских… Что это, результат ошибки, спешки?…

— Или не ошибка, не спешка? — вставил Джавадов.