Дело об ограблении магазина № 13 Горторга ничем особенно интересным не отличалось и не было более трудным и сложным, чем большинство других уголовных дел, которыми мне приходилось заниматься как старшему оперуполномоченному милиции. Упоминаю же о нем только потому, что оно явилось первым звеном в цепи довольно незаурядных событий, о которых хочу рассказать.

Работал я тогда в небольшом сибирском городке Борске. Магазин, о котором идет речь, стоял на самой окраине городка, завершая длинный ряд розовато-желтых, будто озаренных солнцем, новеньких одноэтажных коттеджей под красными черепичными крышами. Здание магазина было нарядное, с высоким просторным крыльцом, большими зеркальными окнами и затейливой башенкой над входом. Всем своим видом оно чудесно гармонировало с приветливыми, радующими глаз домиками нового рабочего поселка.

Однако, когда в тот день я увидел этот магазин, им уже не пришлось любоваться. Мысли мои были заняты совсем другим. Мне утром сообщили, что ночью в магазине побывала шайка грабителей. Следы их посещения я увидел на крыльце. На заляпанных грязью недавно покрашенных ступенях густо багровели пятна застывшей крови, а в полотне разделанной под дуб двери зияла большая дыра. Тут поработали коловоротом и воровским ломиком — «фомкой».

Внутри магазина царил полнейший разгром. На полу и на прилавках громоздились груды стащенных с полок товаров: ситца, полотна, связок трикотажа, коробок с галантереей. Под ногами валялись испачканные грязью вышитые сорочки и детское белье. В кладовой, куда воры проникли, выломав дверную филенку, возвышался целый ворох обуви, игрушек, шляп и шапок, вываленных из взломанных ящиков.

Страшная злость на виновников этого дикого погрома охватила меня. Я хорошо знал, с каким трудом жителям поселка удалось чуть ли не на год ускорить постройку магазина, не раз видел, как они копали землю для котлована, таскали кирпичи, помогали штукатурить стены. И вот теперь, когда магазин должен был завтра открыть свои гостеприимные двери тем, кто вложил в него столько труда, какие-то негодяи сорвали этот заслуженный людьми праздник, похитили лучшее, что было в магазине, и постарались перепортить то, что не могли унести.

Наш сотрудник, производивший предварительный осмотр места преступления, лейтенант милиции Кубарь, молодцеватый паренек с задорной мальчишеской физиономией, которую он всячески старался сделать серьезной и внушительной, доложил мне, что ограбление было произведено перед рассветом. Преступник, как он считал, подкрался к сторожу, дремавшему на крыльце, ударил его кастетом, а потом, взломав дверь, затащил его внутрь магазина, чтобы лежащее на земле тело не привлекло внимания.

Раненого сторожа Кубарь успел еще до моего приезда отправить в больницу; старик был в таком состоянии, что ожидать от него в ближайшее время каких-либо показаний не приходилось.

Завмаг, пожилая женщина, очень расстроенная случившимся, утирая слезы, заявила, что украдено значительное количество дорогих шерстяных и шелковых тканей, костюмов и белья. Все это, по ее мнению, не смогли бы поднять и трое.

— Почему вы предполагаете, что здесь орудовал только один человек? — спросил я Кубаря.

— Следы так говорят, товарищ капитан, — отвечал он. — Хоть грабитель и постарался затереть за собой пол в магазине и на крыльце, но я все-таки кое-что обнаружил.

Довольный находкой, он показал мне поднятое им за прилавком вафельное полотенце с ясным оттиском мужской галоши.

— Видно, здоровый дядя был. Четырнадцатого размера галоша, — продолжал Кубарь. — По этому следу я определил, что он на машине приезжал. Тут за углом, в грязи, ясные следы от колес «москвича» и в одном месте густо натоптано точно такими же галошами. А на тропке, которая идет к тротуару, я насчитал, что он по меньшей мере шесть раз подходил к своей машине.

Мы прошли к тому месту, о котором говорил Кубарь. Там действительно было много одинаковых следов галош того же размера, что и на полотенце.

— Похоже, что здесь был не один человек, а два, если судить по манере ставить ногу, — сказал я, внимательно всмотревшись в следы.

— И у обоих был одинаковый размер ног? — усомнился Кубарь.

— Не обязательно.

— Положим, что так, — быстро согласился Кубарь. — Они могли нарочно обуться в галоши не своего размера, чтобы сбить нас с толку.

Оживленный и взволнованный (ведь это его первое самостоятельное поручение!), Кубарь начал развертывать передо мной целый ряд своих догадок, но я остановил его, шепнув, что при посторонних, то есть при понятых и служащих магазина, которые небольшой группой стояли у окна, тихо переговариваясь между собой, не следует распространяться о своих предположениях. Кроме того, мне хотелось самому составить мнение о том, как был совершен грабеж.

Я внимательнейшим образом осмотрел все помещение магазина и прилегающий к нему участок, но не нашел ничего существенного, кроме еще одного такого же следа галоши большого размера. След этот был обнаружен на полу, в проходе, под откидной доской прилавка, куда грабитель ступил, затирая за собой следы скомканной женской трикотажной сорочкой, превращенной в грязную тряпку. Вероятно, этой же сорочкой были вытерты и прилавки.

Ставя себя на место преступника, я представил, как он, пятясь к двери, широко расставив ноги, водил тряпкой по полу, оставляя мазки грязи. Сравнительно небольшая ширина размаха рук грабителя заставила меня предположить, что орудовал здесь не такой уж крупный человек, как это можно было заключить по размеру его галош.

Постепенно, отступив к дверям, я обратил внимание на следы грязи, оставшиеся на ручках обеих дверей, выходящих в тамбур, как внутренней, так и наружной.

— Тоже тряпкой вытерты, — сказал следивший за моими действиями Кубарь.

— Нет, — возразил я, — едва ли тряпкой. Ведь ты говорил, что тряпка лежала около прилавка. Как же ею могли вытирать ручку наружной двери? Ведь для того чтобы бросить ее к прилавку, грабителю нужно было снова войти в тамбур. Там бы остались следы. А их нет. Очевидно, ручки дверей вытерли чем-то другим.

Невольно мы оба огляделись вокруг. Грязный комок газетной бумаги, валявшийся в стороне от крыльца, привлек наше внимание. Устремившись к нему, мы так столкнулись, что Кубарь чуть не упал.

Завладев трофеем, я начал его внимательно разглядывать. Судя по его виду, этим комком вытирали не только дверные ручки, но и крыльцо, так как с одной стороны он был сплюснут, истерт и покрыт грязью.

Обращаясь с ним осторожней, чем сапер с миной, я развернул комок на стекле прилавка. Перед нами оказался вчерашний номер областной газеты «Каменский рабочий». По сохранившимся жирным пятнам и крохотному мазку свиного сала с приставшей к нему хлебной крошкой я определил, что в газету были завернуты бутерброды с салом или колбасой. Но больше всего меня заинтересовали какие-то буквы и цифры, очень небрежно написанные плохо очиненным карандашом над названием газеты.

— Пометка письмоносца, — проговорил я, пытаясь разобраться в безобразных каракулях.

— Цифры еще можно прочесть, — прошептал Кубарь, склонившись рядом со мной над жалкими остатками газеты, — не то 28, не то 98, а вот улицу сам черт не разберет. И Лос … можно прочитать, и Лес… и Леч… Ну, ясно! — вскричал он вдруг. — Чего тут голову ломать? Только и может быть, что улица Ленина. У нас никакой другой улицы на Л и нет.

— Сомнительно, — покачал я головой. — Уж больно не похоже на Лен… Однако попробуй, сходи проверь, но только очень осторожно. Прежде всего нужно взглянуть на почте, кстати, сегодня газеты еще не разносили. Посмотри, такие ли на них крючки наставит почтарь.