Она вдруг подошла ко мне и, коснувшись кончиками пальцев моих щек, заставила повернуться к свету. Потом она слегка оттолкнула меня и быстро ушла, опустив голову. Лицо ее, на котором отражалось глубокое страдание, так четко запечатлелось в моем воображении, что когда я улегся в постель и перед сном хотел воскресить в памяти первую встречу с Ириной, Галино лицо заслонило передо мной все, заглядывая мне в душу глазами, полными невысказанной тоски.

Я должен был выяснить, зачем Бабкин приезжал в Озерное, где он был в ночь убийства Глотова, и не ему ли принадлежит тот топор, который весь в крови был найден около трупа старика.

И фельдшер Пальмин, и женщина, ухаживавшая за больной женой Глотова до самой ее смерти, не видели в доме Глотовых такого топора.

Это был настоящий плотничий топор, старинной «кондратовской» стали с клеймом, умело и с правильным расчетом насаженный на березовое, залоснившееся от долгого употребления топорище.

Я уже упоминал, что мне удалось поговорить с квартирохозяином Бабкина. Из разговора с ним я убедился, что в таком хозяйстве, где единственной посудой служила продырявленная, заткнутая тряпкой кастрюля, а постелью — ворох рваного, грязного тряпья, не могла бы задержаться даже на сутки такая дельная, исправная вещь, как топор, за который любой плотник, не глядя, дал бы Бабкину на литр водки. Ясно, что топор этот был где-то украден. Но где?

Я выписал в тресте очистки адреса всех учреждений и лиц, где Бабкин за последнее время чистил помойки, и мы с Нефедовым разослали по этим адресам людей, которые обошли все эти места, расспрашивая всюду, не пропал ли у кого топор. Занятие было трудоемкое, кропотливое, неприятное и длительное. Но в нашей работе не приходится с этим считаться. Я помню: найдя подле убитого в лесу человека пыж, сделанный из исписанного детским почерком листка школьной тетради, мы мобилизовали более сорока человек для того, чтобы пересмотреть во всех школах города тысячи тетрадей и найти ту, из которой был вырван этот листок. А когда тетрадь была найдена у одного ученика, то нам вскоре удалось изобличить его отца в убийстве своего старого знакомого, ссудившего ему деньги на постройку дома.

На этот раз нам тоже повезло. Завхоз школы-семилетки припомнил, что у столяра, ремонтировавшего у них во дворе парты, пропал топор, и он очень горевал по такому печальному поводу.

Не знаю, всякому ли может быть понятно то чувство подъема духа и даже азарта, которое охватывает меня каждый раз, когда среди сумбура недостоверных показаний и путаницы ошибочных версий вдруг блеснет живой огонек надежды на то, что найден правильный след. Так было и на этот раз. Чуть ли не бегом я пустился на розыски столяра, адрес которого услужливый завхоз записал нам на бумажке.

В дверях исправного, по-хозяйски построенного бревенчатого домика меня встретил саженного роста благообразный седой старик, похожий своей окладистой серебряной бородой и волнистыми, ничуть не поредевшими волосами на известный портрет Ивана Сергеевича Тургенева.

Он очень обрадовался, что его «драгоценный» топор нашелся. Но я долго не мог от нею добиться, чтобы он припомнил, кого можно подозревать в краже топора.

— Как на людей грешить? — сказал он наконец. — Не пойман — не вор. Правда, вертелся тогда около меня с разными пустыми разговорами мусорщик, что щепу из двора вывозил, так опять-таки не видел я, чтобы он брал топор.

Я связался по телефону с озерненской милицией и попросил, чтобы доставили топор в Борск. На утро его привезли, и я уложил его в компании с другими топорами на красной скатерти стола в кабинете Нефедова, тоже не менее меня заинтересованного в исходе «очной ставки» старого столяра с его инструментом.

Старик вошел, снял шапку, поздоровался, обведя взглядом всех собравшихся у стола, и вдруг, увидев свой топор, лежащий четвертым с краю, так устремился к нему, точно это был, по меньшей мере, его потерянный ребенок.

— Вот он! Вот он, голубчик. Нашелся, значит, — торжествующе забасил он. — Да неужели бы я его не узнал? Сколько лет им работаю. Как с родным сжился.

Пришлось огорчить старика, что пока мы не сможем вернуть ему его сокровище, так как оно еще нам нужно.

По словам старика, топор пропал в тот день, когда он получил окончательный расчет в школе за произведенную работу. Проверив в школе эту дату, я с увлечением зарылся в пыльную груду документов треста очистки, просидел над ними двое суток и в результате выудил из этого бумажного моря чрезвычайно важный документ — корешок наряда, из которого следовало, что в день пропажи топора Бабкин вывозил мусор со школьного двора. Теперь мне требовалось установить факт поездки Бабкина в Озерное. Это была трудная задача. С тех пор как он, уйдя из треста, стал вольной птицей, никто не знал, где он бывает и что делает. Кассирши на железнодорожной станции не помнили, чтобы билет до Озерного покупал человек, похожий на Бабкина. На вокзале его тоже никто не приметил.

Я поговорил с бывшими сослуживцами Бабкина о том, о сем, постепенно наводя о нем справки.

Многие знали его, и большинство из тех, кто имел с ним дело, жаловались: взял рукавицы и не отдал, занял денег — и поминай как звали, выпросил дождевик всего на одни сутки, измазал, изорвал да еще сколько времени не возвращал.

Говорили и так:

— Шалый мужик. Ему бы только водка была. Никто путный с ним не водится, только такие же прощелыги, как он сам, так он за последнее время к молодым заводским ребятам льнет, что в общежитии живут, водкой их поит, папиросами угощает. Что ему надо от них — неизвестно, но доброго от него не жди.

Как и прежде, я всеми своими удачами и неудачами делился с Нефедовым и с другими товарищами по отделению, потому что такие дела, как у нас, одному не осилить.

Нефедов, конечно, оговаривался, что не ему бы давать советы работникам областного масштаба, но каждый раз внимательно выслушивал меня и намечал вместе со мной дальнейшие шаги, которые следовало предпринять в этом запутанном и, что было хуже всего, испорченном с первых шагов деле.

Бабкин, как всякий пьющий не по средствам, нигде не работающий и вдобавок ко всему судившийся раньше за грабеж, был на примете у милиции, но не было никаких данных, подтверждающих, что он вернулся к своим прежним занятиям. В городе оставались нераскрытыми еще два грабежа, к которым он мог быть причастен.

Была ограблена продавец продтоварного магазина Языкова, возвращавшаяся домой с работы уже затемно. Ей нанесли удар по затылку тупым предметом, а когда она упала, сняли дошку, пуховый платок, часы «Победа» и отобрали сумку с деньгами. Пролежав два часа на снегу, Языкова простудилась и заболела воспалением легких. От нее нам удалось добиться только, что грабителей было двое. Во втором случае грабители отобрали кошелек и часы у неизвестного гражданина, который сообщил об этом по телефону, не пожелав ни явиться лично, ни назвать свою фамилию.

— Все равно, — сказал он, — не найдете никого. Это я так, формы ради сообщаю, чтобы вы знали, какие безобразия творятся у нас в городе из-за вашей нерасторопности.

Такие замечания нам не раз приходилось слышать, и не только по телефону. Бывает, что ограбленный гражданин, прибежавший в милицию, прежде всего обрушивается на нас с градом обвинений, что мы чуть ли не потворствуем бандитам, и требует, чтобы его вещи были немедленно разысканы и возвращены, а сам он не только не помнит ни малейшей приметы грабителей, но еще, для того чтобы оправдать себя, — почему он без сопротивления подчинился грабителям, — сбивает нас с толку, начинает выдумывать, что на него напала целая банда рослых парней, в то время как позже выясняется, что он сдался двум подросткам.

На наше счастье, такие встречаются не так уж часто, наоборот, люди самых различных профессий, возрастов и положений всячески стараются помочь нам в розыске преступников. Без их неоценимой помощи нам было бы трудно работать.