- Да, - кивнул Рыжий. – А ты – Алексей. «Чемпион Брянской области по армрестлингу А. Шумилин».
- Позапрошлого года! – отмахнулся Кэп. – Ты нашел, на ком циклиться! Что, не заметно, что я – безногий и пью!?
- Знаешь, когда я был ребенком, я придумал себе старшего брата - Алёшу. Я видел его, как живого: светлые волосы, голубые глаза, улыбка, плечищи! – Артем покосился на Кэпа. - Он «играл» со мной, «защищал» от мальчишек.
- Тебя обижали?
- Да нет, не особо. Я был нормальным пацаном. Но с «Алешей» мне было интересней, чем с друзьями. Он был строгий. Ругал меня, даже – наказывал. Когда я стал понимать, что не такой, как все, Алеша «заставлял» меня хлестать себя ремнем, «ставил в угол». Я плакал. А он потом меня жалел… Короче, я оказался геем. Выдуманного брата перевзрослел, но потом искал его черты во всех своих любовниках.
- Ты - сказочник! – усмехнулся Кэп. – Признайся, что это всё ты только что придумал.
- Нет, - помотал головой Артем, – слушай дальше. Когда родители узнали, что я – гей, они меня выгнали. Знаешь, они – хорошие. Но очень простые, рабочие люди. И просто не смогли меня принять. Собирая мои вещи, мама вложила в пакеты мои игрушки и детские книжки. Сказала: берегла для внуков, а раз их не будет, надо всё это отдать в детский дом. Я потом взялся листать эти книжицы. И – обалдел! Там был «Сказ об Алеше Поповиче». А на картинке – ты. Ну, в смысле, тот «Алеша»: светлые волосы, голубые глаза и – улыбка! Вот почему мне казалось, что я видел и помню его! И книжка была зачитана до дыр… А там, на площади, когда ты подъехал, я тебя просто узнал. Сначала – голос. Потом – руки. А когда ты меня к себе нагнул, я – пропал! Меня менты вовремя забрали. …Ведь я бы сделал всё, что ты захочешь! Когда тебя друг назвал по имени, это был «контрольный в голову». Хотя, я и без его слов уже знал, что ты – Алёша! Мой. Тот самый, - Рыжий поднял взгляд на Кэпа.
Кэп смутился. Что надо делать и говорить в такой ситуации? Ему хотелось зажмуриться, чтоб не видеть этих влюбленных, горячечных глаз.
- Слушай, если я – старший брат, ты должен слушаться, да? – спросил он.
Рыжий кивнул.
- Тогда сделай то, что я скажу: встань и уйди. И больше не ходи сюда. Никогда. Ничего у нас не будет. Вот такой приказ.
Рыжий сглотнул. На лице его отразилась беспомощная, детская обида. Он закрыл глаза и закусил задрожавшие губы. Потом, немного справившись с собой, кивнул:
- Да. Я понял. Так - правильно. Спасибо.
Встал. И ушел. И даже не оглянулся. Кэп вынул еще одну сигарету. Сидел, курил и думал: вот ведь судьба закладывает виражи! Был бы Рыжий девчонкой!...
* * *
Он все-таки нашел себе работу! На почту у вокзала требовалась «сортировщица». Вот так – в женском роде. Он позвонил. Потом – приехал. Начальница смотрела настороженно:
- Не пьешь? Прогуливать не станешь? …Ладно, приходи!
Неправда, что в двадцать первом веке почта не нужна. Почта – трудится! Заказные письма от судов и Налоговой, штрафы от ГИБДД, посылки с вареньем и детскими носочками от милых бабулек. И – реклама, реклама, реклама!
Снять с транспортера тюк, рассыпать содержимое по низкому столу и сновать на коляске между стеллажами, разбирая корреспонденцию по адресам. Легко. Скучновато. Зато – куча денег в конце месяца! Правда, была и проблема: с коляски было не дотянуться до верхней полки стеллажа. Чтобы класть туда почту, Кэп привставал на колени. Левая нога по вечерам болела. Но ведь не бывает, чтоб всё - совсем гладко!
Всё наложилось по-глупому. Вырубили горячую воду на три недели. Похолодало на улице. Кэп по утрам, перед работой, наскоро мылся в холодной воде. «Илья Муромец» -«Алеша Попович», разве мог он спасовать перед такой ерундой?! Через неделю левое колено начало ломить ночами. Он думал: застудил. Боль крепла, но он, стиснув зубы, работал. Он должен был выдержать! Если не справится там, где до него работала семидесятилетняя бабка, значит – конец. Опираться на левое колено он больше не мог, балансировал на правом. В один из вечеров заснул только «на колесах». А на следующее утро, всего через час работы понял: вернулся «фантом».
Это было в его жизни дважды. В первый раз – там, на Кавказе, в первые дни после взрыва. Он был в посттравматическом шоке, на наркотиках. И ощущение живой, мучительно ноющей ноги не слишком много добавило к его боли и отчаянию. Второй раз фантом вернулся в госпитале в Брянске. Кэп не сразу понял, почему переполошились врачи, зачем весь день маячит медсестра в его палату, для чего созывали консилиум. Ясно все стало, только когда следующей ночью боль сделалась невыносимой. Кэп зубами грыз кулак, разбудил дежурную сестру, просил вколоть наркотик.
- Без назначений врача не могу! – отбивалась сестричка.
- Вколи. Сдохну. Из окна выйду. Силы нет! – скрежетал он зубами.
Брянские врачи тогда не справились, перевели его в Москву. Там две недели держали на морфине, делали блокады… Ровно на такой, самый отчаянный случай у него в аптечке был опиат. В пачке оставалось пять таблеток. Одну он выпил вчера. Он ведь не ждал, даже не думал, что его может так скрутить.
Он отпросился с работы еще до обеда. Начальница недовольно покачала головой, но он не стал ничего объяснять, развернулся и уехал. Знал: у него не так много времени до того, как боль станет дикой. Надо выпить «колесо», иначе – вилы! Пока доехал до дома, от боли стало тошно дышать. Таблетку выпил сразу. Звонил в поликлинику. Как назло, сказали, что нужный врач будет только завтра после трех. Если боль не пройдет, лекарств по-любому не хватит. …Скорая? Они не любят делать хроникам такие уколы: лекарство «группы А», под отчетом каждая ампула.
Его срубило в сон. А через четыре часа прежняя пытка разбудила его и за двадцать минут сделалась страшной. Кэп лез на стены. Ему казалось, что у него есть ступня. Что ее взяли в тиски и выкручивают по кругу, заламывая носок внутрь. Следом за ней шла лодыжка, икра, потом – колено. Он хватал пальцами воздух под культей. Мышцы вело. И какая-то точка в мозгу, помнившая о существовании ноги, заливала нестерпимой болью мутящееся сознание.
Он понимал, что потерял рабочее место. Даже если начальница не обозлилась сегодня, работать там он не сможет. Значит - всё! Инвалид. Ни на что не способен. Не годен. Обрубок.
Знал, что таблеток не хватит. Что к утру он превратится в визжащее, издыхающее от боли животное.
Он рывком открыл шкаф, стал выкидывать оттуда одежду. Нашел большую сумку – ту, с которой ездил в санаторий. Он давно к ней присмотрелся: широкие нейлоновые ручки пристрочены вокруг корпуса. Если их отпороть, получится крепкая лента метра два длиной. Хватит, чтоб сделать петлю. А если намылить, то она затянется спокойно, без проблем. Он рванул ручку от корпуса. Шов подался сантиметров на десять. Ему стало спокойней. Значит, выход – есть. Пусть и такой тяжелый. Он выпил еще одну таблетку. Боль стала стихать. Мысли ненадолго прояснились. Он нашел ножницы, стал отпарывать ручку. Руки дрожали. Снова клонило в сон. Он пытался сообразить, что нужно сделать напоследок, и звонить ли матери прощаться? Зачем-то ему вспомнился Рыжий. Он отложил изувеченную сумку и включил ноутбук.
На «Амбразуре» чатился народ. Кэп вошел под своим ником, написал:
«Привет! Кто-нибудь знает Артёма, врача? У него наколка на плече: змея и чаша».
На его обращение отреагировали вяло.
«Привет. Тебе зачем?»
«Может быть, тебе Я подойду?»
«Какой Артем-то? Воробей?»
Кэп не знал, что отвечать. От лекарства дико хотелось спать. В уголке экрана замигало: «личное сообщение». В отдельном окошке человек с ником «Мадьяр» писал: