А в 1929 году отец побывал на Кавказе в горах Карачая и нашел там «кровавое» поле, площадью в несколько квадратных километров!

— Ну как, понравился вам сегодняшний рассказ? — спросила нас со Степкой Мария Петровна, когда все разошлись.

— Рассказ, конечно, интересный, — как-то уклончиво отвечал Степка, — только водоросли красного цвета нам уже знакомы. Вовка сам из-за них окрасился в красный цвет. Может быть, для ребят и интересно, а мы ничего нового не узнали. Какая разница, живет ли водоросль красного цвета в крымских озерах, или на леднике Памира? По-моему, все равно.

— А по-моему, не все равно, — с жаром возразила Мария Петровна, — в Крыму ваша дуналиелла живет в озерах, потому что там слишком много соли для других растений, а на Памире — хламидомонада из-за того, что слишком холодно. Разве это одно и то же?

Мы шли в этот вечер домой и думали: почему нам не очень понравился рассказ альпиниста? И мы поняли почему, Просто надоело слушать рассказы. Вот, если бы самим с водорослями поколдовать, пусть даже в пустыне, где жарился на сковородке Степка, это гораздо интереснее.

И тут я вспомнил про свою геологическую экспедицию и о том, что мы еще не заработали всех денег на яхту.

— Слушай, — говорю я Степке, — я же обещал начальнику после каникул помочь обрабатывать материалы. Давай-ка зайдем в геологическое управление.

— Давай, — согласился Степка, — у геологов всегда интересно. Камни разные в окнах выставлены. Может быть, золотой самородок нам покажут или алмаз... А может быть, и работу дадут? И мы отправились к геологам.

Владимир Семенович, начальник партии нам очень обрадовался. Он познакомил нас со своими помощниками и сказал, что мы будем молоть на мельнице те самые образцы, которые я помогал собирать в поле.

Стали мы ходить и молоть камни. Из камней получалась каменная мука. Муку эту мы смешивали с темной жидкостью. Часть муки всплывала наверх, как пена, а другая часть садилась на дно. «Пену» я снимал и отдавал девчатам. Они клали се под микроскоп и рассматривали.

Однажды, когда все ушли на обед, мы со Степкой решили посмотреть в микроскоп. А то мелем уже две недели, а что мелем — неизвестно. Сначала Степка взглянул и говорит:

— Ты знаешь, Вовик, тут настоящая пряничная фабрика. Валяются разные пряники: и треугольнички, и квадратики — как будто только из печки...

— Что, нравится? — раздался за спиной голос

Владимира Семеновича.

— Так бы и съел, — брякнул от неожиданности

Степка.

— Это ты верно говоришь, — согласился геолог, рассматривая микроскопические пряники, — а ведь знаете, ребята, было время когда люди ели эти пряники, да еще похваливали, В трудное время, конечно.

Я попробовал было возразить, что ведь эти пряники — каменная мука, и она будет на зубах хрустеть...

Геолог улыбнулся:

— Сейчас я вам докажу. Идемте-ка в наш музей. В геологический музей мы давно мечтали попасть. Чего там только не было: огромные пласты слюды, такие, что можно в окна вставлять, прозрачный горный хрусталь и даже настоящий самородок золота, весом, наверное, килограмма три, который мы могли не только посмотреть, н даже и потрогать. Все это сверкало, искрилось, блестело... Но геолог взял с витрины совсем незаметный камешек.

— Что это по-вашему?

— Мел, — сказал Степка, — только почему-то желтый.

— Действительно, на мел похоже. Только это все-таки не мел, а диатомит. Стоит его пропитать нитроглицерином и получится динамит.

— Ого, — сказал Степка, — но причем же здесь те пряники, которые мы видели под микроскопом?

— Не спеши, сейчас дойдем и до пряников. Только для этого нам придется вернуться немного назад в историю, к 1607 году. В этот год на Германию обрушился голод, какого немцы не знали раньше. Съедено было все, что можно съесть. И тут по стране пронесся слух, которому вначале мало кто верил. Говорили, что в провинции Ангальт обнаружили гору, которая целиком состоит из муки!

Слух дошел до самых отдаленных уголков Германии. «Сказки», — говорили немцы друг другу. Но вскоре, когда на улицах немецких городов появились подводы, доверху нагруженные мешками с мукой, не верить стало невозможно. Поток голодающих устремился в Ангальт. Правда, на вкус лепешки из даровой муки оказались хуже обычных, но если примешивали обычную муку, то такой хлеб все-таки есть можно было, и он даже утолял голод.

Конечно, это была не пшеничная мука. «Горная мука» только внешне похожа, на пшеничную, и питательности в ней нет. Она состоит из крохотных скорлупок водорослей-кремнеземок. Ботаники зовут их диатомовыми водорослями. Миллионы лет падали на дно морей скорлупки кремнеземок. Метр за метром нарастал слой скорлупок в течение тысячелетий. Накопились их целые горы. Не только в Ангальте. Многие большие города стоят на скорлупках кремнеземок: Берлин, Калининград. Есть они и у нас на Байкале.

— Но ведь мы мололи совсем не такую муку,— попробовал возразить Степка, — наша мука черная и совсем не похожа на пшеничную.

— Немудрено. Ведь вы мололи не диатомит, в котором кроме водорослей ничего нет. В наших образцах больше пустой породы, чем водорослей. Но если водоросли оттуда выбрать и сравнить с альбомом, где изображены их «портреты», то можно узнать не только название водорослей, но и определить, в каком водоеме жили они: соленом или пресном, теплом или холодном. А тогда любой геолог тебе скажет, сколько лет тому бывшему морю, где нашли скорлупки кремнеземок. Это для поисков ископаемых очень важно.

Наступили долгожданные зимние каникулы. Я хотел было предложить Степке пойти работать на почту, разносить телеграммы, но он сказал, что это девчоничья работа. Лучше уж дворниками снег разметать. Дворники метут с шести утра, можно и после каникул перед школой работать вместо зарядки.

Назавтра мы уже мели соседнюю усадьбу и улицу перед ней. Метем улицу, а навстречу нам Желтый Портфель.

— Эй, орлы, вы давно тут трудитесь?

— Нет, — отвечаем мы, — только сегодня с утра.

— Все на яхту зарабатываете?

— Да нет, — говорит Степка, — мы и для зарядки тоже.

— Бросьте это занятие, — говорит Желтый Портфель, — я бы на вашем месте лучше поехал разметать каток на озере Круглом. Там и зарядка будет, и деньги на яхту, и кое-что узнаете.

— Опять про водоросли?— испугался Степка.— Надоело. Мы и так два месяца мололи эти водоросли.

— Что вы, — замахал руками Желтый Портфель, — тут спортивное дело. Соревнования будут сибирские.

Короче говоря, он нас уговорил. Сели мы на машину и поехали на озеро. Там уже толпились такие же как мы «дворники». У каждого лопата из фанеры и метла. За два дня мы лихо вычистили озеро.

Тогда появилась машина с Желтым Портфелем. Мы уселись на машину, но нас повезли не домой в город, а на другое озеро. Когда мы подмели и это озеро, то переехали на третье и так далее. И везде после нашей работы получался отличный каток. Только мы не понимали, зачем столько катков? Неужели на каждом будут соревнования?

Тем временем каникулы кончились, и Желтый Портфель, вручая нам зарплату, сказал:

— Ну, ребята, спасибо за работу. Потрудились вы хорошо, приглашаю летом на соревнования!

— Почему летом? — не поняли мы.

— Потому что соревнования будут по рыбе. Кто больше рыбы сумеет выудить в озере, тот и выиграл.

— Но причем тут катки? И зачем мы их разметали?

— Никакого катка вы не разметали, — спокойно сказал Желтый Портфель, и по его выражению мы поняли, что он скрывает какой-то секрет.

— Как никакого? А что же мы делали? — поразился обалдевший Степка. — Вы же сами говорили, что мы едем каток разметать...

— Я так не говорил, — возразил наш наставник, — я говорил снег разметать, а каток это уж тебе померещилось. Вот вы размели снег на льду и дали возможность рыбе жить и дышать.