Эрнест достал сигарету и задумчиво покрутил в руках; вспомнив, видимо, что находится за столом, он упрятал её обратно в пачку.

— Не всё было просто: фамилии менялись, люди исчезали, вместо них возникали новые — и я понял, что кто-то давал взятки и, вероятно, немалые, чтобы получить возможность внести путаницу в записи — таким же образом, как я пытался выяснить правду. Однако же нет никакой тайны или головоломки, созданной одним человеком, чтобы другой человек не смог её разгадать.

— Сейчас он меня обвинит, по меньшей мере, в убийстве. — Голос Алисы Тарсилы дрожал от еле скрываемого остервенения. — Хосе, да сделай же что-нибудь, не сиди, как последний дурак!

Ортега прочистил горло.

— Не кричи на меня, женщина. — Он кивком пригласил Эрнеста продолжать. — Рассказывай, что там ещё. Но потом, клянусь, я выбью тебе все зубы!

Венгр улыбнулся до ушей, позволив всем лицезреть свои жевательные принадлежности, предмет скорой заботы дантиста.

— Обмер по Бертильону, которому регулярно подвергались многие жители Лапы в начале прошлого века, дал мне необходимые сведения, ведь, самое главное, я знал, где искать. Меня интересовал владелец этого дома и его наследники.

— Да Роха! — воскликнул Ортега. — Ты знал о нём с самого начала!

— Конечно, знал — ведь сперва я прочёл рукопись де Соуза, а уж затем поселился в дом, о котором шла речь. Фотографии я сделал позже, исключительно для тебя, причём адрес в кадр не брал.

— И то был адрес этого дома, — Алиса Тарсила сделала красноречивый жест, постучав себя пальцем по виску. — Ты ему веришь?

— Я сделал ещё одну фотографию. Пожалуйста! — Эрнест широким жестом достал из кармана крупную фотокарточку.

Все, не исключая Мигеля, склонились над столом.

— Хорошо, — согласился Ортега через минуту. — Адрес совпадает. Но что это доказывает?

— Ровным счётом ничего! — Эрнест сиял, как новенькая монетка. — Но! Нашлись отчёты блюстителей порядка об этом строении, вернее, заведении. В них-то и упоминалось о роде да Роха, который постигло загадочное вырождение — все мужчины в этой семье появлялись на свет с симптомами умственной отсталости и душевных болезней. Неясные слухи и смутные упоминания о каком-то проклятии просачивались даже в полицейские рапорта.

И вот я поселился в квартире, пользующейся дурной славой даже среди преступного элемента, наполняющего здешние кварталы. Алиса Тарсила Эстрана-Сегалл не зря именуется сеньорой, несмотря на то, что не замужем и, очевидно, молода. На самом деле ей уже более пятидесяти лет, она дочь сеньора Мигеля — сейчас он сидит напротив меня — и Гелены Гардловской, действительно, уроженки Польши. Та была замешана в каких-то нацистских преступлениях и бежала после войны в Бразилию; не исключено, что имя вымышленное… Впрочем, важнее то, что она вышла за сеньора Эстрана, внука да Роха — и родила Алису Тарсилу.

— Бесподобно! — Алиса Тарсила извлекла сотовый. — Я не могу более выслушивать эти оскорбления в моём собственном доме и вызываю полицию.

— Готов поспорить, она этого не сделает, — быстро проговорил Эрнест. — А вот фраза «в собственном доме» говорит о многом. Действительно, дом некогда принадлежал да Роха, но с тех пор утекло много воды, и род его обеднел… Полиция! Хм, там, наверняка, хотели бы услышать, где вы были этой ночью сеньора!

— Не понимаю, — глаза Алисы Тарсилы округлились. — О чём это?

— Об убийстве, совершённом прошлой ночью на авениде Атлантика! Узнаёте?

Он бросил на стол чёрный парик.

— Нашёл в её вещах утром, когда она отсыпалась. До чего хорошо они всё просчитали: я спал, а ты, Хосе, бродил от бара к бару…

Ортега поднял руку ладонью вверх.

— Эрнест, я во многое могу поверить, даже в то, что парик принадлежит Алисе Тарсиле. Но кто сказал, что она имеет отношение к убийству, что парик принадлежит ей, наконец? Меня ведь не было здесь ночью, кто знает, откуда ты его взял?

— Это проверить проще всего. Звоните в полицию, сеньора Алиса.

— Сейчас позвоню! — глаза её бешено сверкали. — Тем, кто умеет вправлять мозги таким, как ты!

Эрнест сокрушённо покачал головой.

— Если вы о Жильберту, то его самого заинтересует происхождение парика. Не все в Рио толерантны к сатаническим культам.

Рука с сотовым опустилась на стол — то был однозначный ответ. Хосе потрясённо выдохнул, его челюсть отвисла.

— Но почему? — он переводил взгляд с Эрнеста на Алису Тарсилу. — И как они могли прожить столько лет?

— Дело в сарапатели, — Эрнест указал на главное блюдо. — Её готовят из сердца жертвы. Чёрная магия Ориша позволяет продлевать жизнь тем, кто питается этой отвратительной пищей.

Ортега едва сдержал тошноту. Из прихожей послышались необычные звуки — кто-то скребся во входную дверь.

— Алиса Тарсила, не вставайте. — Эрнест вскочил, в руке его блеснул короткоствольный револьвер. — Звоните кому угодно, но ни в коем случае не подходите к двери!

— Ты и меня обокрал, — заметил Хосе. — А я всё никак не могу его найти!

— Я знал, что после вчерашней стычки ты вооружишься, поэтому предпринял меры предосторожности. Не переживай, твоей жизни ничто не угрожает, по крайней мере, пока револьвер у меня.

— Ну, хорошо, а какое же место в вашей истории занимаю я? — сеньора Паула, до этого молчавшая, обворожительно улыбнулась.

Ствол револьвера качнулся, его мёртвый зрачок уставился точно между глаз сеньоры Паулы. Глаз, пугающих таинственными зелёными отсветами. Неестественно больших, как у кошки, глаз.

— Здравствуй, Эшу Элекун! Я пришёл за тобой. — Эрнест неотрывно смотрел на неё. — Сколько же тебе лет, ведьма?

— Много, очень много. — Голос сеньоры Паулы внезапно стал приятным, грудным контральто; в нём слышалось обещание всех телесных услад, которые только можно себе представить. — Раздели со мной трапезу, и я поведаю тебе о древних временах; нас ожидает вечная жизнь…

— Ты совершенно выжила из ума, старуха, — рассмеялся Эрнест. — Твоя омерзительная жратва мне не поможет, да и тебе её больше не видать. Ты создала секту воинов-леопардов — особо отобранных людей с тонким психическим восприятием. Такие же, как ты, толстые кумушки, торгующие на углах сладостями, выискивали их среди мальчишек, бегающих по улицам, и отправляли к местре — учиться капоэйре. Наиболее способные — или, наоборот, самые податливые — проходили посвящение кандомбле и превращались в «леопардов». Ты управляла ими при помощи мысли, ты, Эшу Элекун — как делаешь это сейчас!

Чернокожая ведьма рассмеялась — но уже своим привычным старческим, скрипучим, как раскачиваемое ветром старое дерево, голосом.

— Они ворвутся, мои дети — и разорвут тебя! Что ты сделаешь?! Ну же, прояви каплю благоразумия, садись с нами за стол.

Ортега, отведавший сарапатели, посмотрел на Эрнеста. Для человека, что уже заключил договор с дьяволом, вторая подобная сделка неизбежна. Христианин замолит грех, к которому его принудили обманом — и, ханжески улыбаясь, будет подсчитывать выгоду — дополнительные годы жизни. Эрнест же…

— Легенды говорят, что таким, как ты, люди вбивали в грудь осиновый кол. — Эрнест зловеще улыбался. — Я знаю, потому что сам был одержим… Но сейчас я пришёл с совершенно другой целью, ведь я…

— Ах! Он хочет оживить Спящую Красавицу! — Алиса Тарсила откинулась на спинку стула, издевательски смеясь. — Я не могу!

— Не совсем, — по лицу Эрнеста словно пробежала лёгкая тень. — Я заключил пари — и должен был найти человека, что не продаётся.

Ортега, уже понимая, что должно произойти, увидел ужас во взоре Алисы Тарсилы. Он вскочил, пытаясь помешать, но было поздно. Шум выстрела прозвенел в ушах, и, вдыхая запах жжёного пороха, он повернулся, чтобы увидеть оседающую на пол грузную фигуру сеньоры Паулы, под чёрной вуалью которой растекалось бордовое пятно.

Эрнест встал и поправил пиджак.

— Я ухожу — и, на случай, если сеньора Алиса поторопится со звонком, прихвачу с собой её парик. Счастливо оставаться!

Он открыл входную дверь и прошёл мимо скорчившегося, будто его оглушило, юноши. Тот лежал на холодном кафеле и беспомощно стонал. Они встречались несколько раз — кажется, парня звали Бартоло, и он жил в этом же доме. Не обращая более на него внимания, Эрнест вышел в ночь. За спиной у него завывал сеньор Мигель.