Услышав голос сына, Колумб сбежал с лестницы, схватил мальчика, прижал к себе и закричал:

— Я тебя так выпорю в следующий раз, что ты разучишься удирать из дому!

У Диего от негодования высохли слёзы, он молча освободился из отцовских объятий и пошёл в комнату. На столе был приготовлен ужин. Он не стал есть, только отщипнул мимоходом корку хлеба, сунул её в рот и, сбросив одежду на пол, залез под одеяло.

Тогда Колумб присел на кровать и сказал негромко:

— Ты убежал, потому что тебе было скучно, мальчик мой? Теперь я больше не буду оставлять тебя одного.

Диего ответил:

— Ты не волнуйся, я больше не буду.

На другое утро они вместе пошли на рынок у ворот и зашли к торговцу старым платьем. У Диего разбежались глаза, когда он увидел такое множество прекрасной одежды, затканной гербами и узорами, небрежно висевшей на колышках или сваленной на старые ящики. Колумб купил Диего остроносые башмаки, и островерхую шапочку, и свободный кафтанчик из коричневой шерсти. Диего стал просить, чтобы ему купили ещё один кафтанчик, поярче, и тогда Колумб выбрал ему нарядную одежду, совсем короткую, чуть ниже пояса, в косых голубых и белых полосах, всю заложенную множеством мелких складочек. Её нужно было сильно перетягивать, и тогда она торчала вокруг бёдер, и всем было видно, что по краю нашита полоска меха.

После обеда Колумб велел ему надеть этот кафтанчик и сказал, что возьмёт его с собой к Мартину Бегайму. Диего нарядился и побежал показаться хозяйке, а она охала и вздыхала:

— Ох, да какой же ты красавчик! Королевскому пажу впору!

Она поправила шапочку на его кудрях, сказала:

— Волосы у тебя чистое золото и легче шёлка, — и воткнула в тулью шапки красивое голубое перо.

По дороге Колумб сказал Диего, что не надо бояться Мартина Бегайма, хотя он важный господин и знаменитый математик и в милости у короля.

— Видишь ли, — сказал он, — мы родились с ним в одном году, а это сближает людей. Здесь, в Португалии, мы с ним оба чужестранцы: я — из Генуи, он — из Нюрнберга. И мы оба долго жили на островах и женились на губернаторских дочках. А когда у людей похожая судьба, они благосклонны друг к другу.

Но Диего понял, что отец сам волнуется и нарочно говорит так, чтобы подбодрить и его и себя.

Когда их впустили в дом, где жил Бегайм, Колумб снял свою потёртую шапку, и Диего тоже снял свою шапочку с голубым пером.

Слуга ввёл их в большую комнату и ушёл. Посреди комнаты в высоком резном кресле сидел человек, одетый в мягкую серую одежду и очень похожий на филина. У него были, как у филина, большие круглые глаза и маленький изогнутый нос, потонувший в квадратных щеках. Диего испугался и остановился у двери, а Колумб подошёл ближе и нерешительно поклонился.

— Садитесь, — сказал Бегайм и махнул белой короткопалой ручкой.

Но никакого другого сиденья, кроме кресла самого Бегайма, в комнате не было. Колумб беспомощно огляделся и продолжал стоять. Диего подумал, что на месте отца он сел бы на стол, назло этому невеже.

Колумб начал объяснять цель своего прихода. Он задумал осуществить западный путь в Индию, через море Тьмы. Что думает об этом Бегайм?

— Это не новая мысль, — равнодушно сказал Бегайм. — Всем образованным людям известно, что в теории этот путь возможен. Но на практике он представляет непреодолимые трудности и потому считается неосуществимым. Что вы имеете прибавить нового, что могло бы изменить существующую точку зрения?

— Тосканелли приветствовал моё великое и великолепное желание пуститься на поиски этого пути, — упрямо сказал Колумб.

— Тосканелли? — насмешливо прервал Бегайм. — Тосканелли уже писал об этом проекте королю лет семь или восемь тому назад. Его письмо хранится в королевском архиве. Что вы ещё имеете прибавить?

— Тосканелли прислал мне в подарок свою карту.

— А вы видели мою карту? — с гордостью воскликнул Бегайм и встал с кресла. Неожиданно он оказался совсем коротеньким и толстым, похожим на старую женщину.

Карта Бегайма

Повсюду в комнате, и на столе и на полу, были разбросаны куски картона, покрытого пергаментом. Некоторые куски были изогнуты, а другие — ещё плоские. Все они были расписаны изображениями кораблей и рыб, гербами и знамёнами и разрозненными очертаниями земель и морей. Быстро нагибаясь и покряхтывая, Бегайм стал подбирать эти куски и складывать их на столе.

— Это моя карта, — говорил он при этом, — или, вернее, глобус, изображающий земной шар. Это будет большой глобус, самый большой в мире. Я подарю его моему дорогому городу Нюрнбергу. На нём будет начертан весь мир — Европа и Африка в Западном полушарии, Азия — в Восточном.

Бегайм выпрямился, вытер пот с шеи и сказал:

— Сейчас я покажу вам, какие трудности вас ждут. Во-первых, магнитные скалы…

— Я думаю, что это смешные сказки, — сказал Колумб.

— Ах, вы так думаете? — крикнул Бегайм и побагровел. — Вы так думаете? Кто вы такой, чтобы думать? И как вы смели притти ко мне, рассказывать здесь, о чём вы думаете! Я знаю, что магнитные скалы есть. Я читал об этом во многих учёных трудах. И я нанёс эти скалы здесь, на юго-востоке от Индии, так что если вы пойдёте на запад, то по пути вы обязательно на них натолкнётесь. Вот здесь остров Брандан; я поместил его в этих широтах, потому что здесь мореплаватели видели этот остров в последний раз. Но с тех пор он, вероятно, переменил место, потому что этот остров — бродячий. Вот здесь, пониже тропика Козерога, вы видите острова, где живут люди-псоглавцы, что значит — люди с собачьими головами.

— А мы видели человека с тех островов, — вдруг сказал Диего. — У него была человечья голова.

Бегайм даже захлебнулся от возмущения. Он только шевелил пальцами и не мог сказать ни слова. Наконец он крикнул:

— Пусть этот мальчишка замолчит! С каких это пор такие мальчишки разевают рот в моём присутствии?

— Ах, замолчи наконец, Диего! — крикнул Колумб. Он был очень бледен и расстроен и был бы рад ударить Бегайма.

— Вот, — продолжал Бегайм, немного успокоившись. — Здесь я изобразил разных сирен, или морских женщин, и других чудовищ, которые водятся в тех морях. И моя карта, мой глобус — это не карта Тосканелли, потому что его карта лежит в королевском архиве и мыши кормят ею своих мышат, а мой глобус я подарю моему городу Нюрнбергу, и португальский король даёт мне деньги, чтобы я кончил его, потому что он тоже хочет иметь мой глобус.

Колумб насупился и с отвращением перебирал куски пергамента. Его смущало, что такой знаменитый учёный помещает на своей карте все эти чудовища и острова и, значит, верит в них. И он позавидовал тем большим деньгам, которые будут затрачены на этот глобус и поддержат во всём мире веру в невозможность западного пути. И, поскольку король даёт деньги Бегайиу, он, наверно, откажет в них Колумбу.

Меж тем голос Бегайма вдруг стал нежным, как флейта:

— Вот здесь вы видите причину того, что люди стремятся в этот гибельный путь. Здесь вы видите изумительное богатство этих восточных стран, которые можно назвать также западными, смотря по тому, с какой стороны к ним подъедешь. Здесь вы видите остров, столь сильно благоухающий пряностями, что кормчий по этому аромату направляет к острову свой корабль, не руководствуясь другими указаниями и не нуждаясь в них. Здесь вы видите змеиные горы, где змеи сторожат бриллианты, такие большие, как голова этого мальчика, которого вы привели с собой. Здесь вы видите остров, где растёт дерево алоэ и водятся мускусные быки, но люди — дикари и ходят голые. И здесь вы видите благородный остров Чипанго, где растёт золото!

Он поднял палец при этом слове и застыл.

А Колумб, сказав:

— Ну вот, это золото я и привезу! — взял Диего за руку и ушёл. При этом он так сильно хлопнул дверью, как ни разу никто, кроме самого Бегайма, в этом доме дверями хлопать не смел.