О’кей, она готова. Карен сделала последнюю затяжку и выбросила сигарету в окно. Повернула зеркало, чтобы поправить прическу, но тут же отвела глаза — фары стоящей сзади машины были все еще включены на дальний свет.

Бадди заметил, как сверкнуло зеркало и взметнулись светлые волосы в свете фар. В стоящем впереди «шевроле-каприс» с флоридскими номерами сидела женщина.

Никого больше в машинах первого ряда он не заметил. Отлично. Зеки возвращались со спортивного поля, но надзиратели еще не носились как сумасшедшие, да и свистки молчат. Прекрасно, значит, он приехал вовремя. После безумной гонки можно было на несколько минут расслабиться. Ему и так повезло — успел найти Глена и сообщить, что побег состоится сегодня, всего через несколько часов. Не в воскресенье, а сегодня, сейчас. Глен захотел узнать, почему. Бадди сказал: «Нет времени трепаться, понял? Бери машину и жди там, где договорились. После шести. Машина должна быть белой. Глен, ты понял меня?»

Глен, естественно, не понял, при чем тут цвет машины.

«Чтобы мы были уверены, что это ты, а не какой-нибудь легавый с радаром. Да, и оставь свои очки дома».

Глен сразу принялся спорить, и Бадди пришлось намекнуть: «Мальчик, делай, как сказано, и у тебя все получится».

Бадди тоже предстояло найти машину — опять-таки белую, чтобы Фоули не бегал по всей стоянке и не искал его. А до тюрьмы из Майами почти три часа езды.

Шли минуты, и он вдруг подумал, не ждет ли женщина в «шевроле» кого-нибудь из кубинцев, делающих подкоп. Насколько ему было известно, кубинцы любят «шевроле», а женщина может быть их соотечественницей — только с крашеными волосами. Бадди повертел головой, проверил, не ждет ли беглых зеков кто еще. Так на пригородной остановке ждут возвращающихся с работы мужей верные жены.

Блондинка стояла на оговоренном месте. Фоули велел Адель припарковать машину напротив второго столба от сторожевой вышки, что рядом с часовней, — именно там они полезут из земли.

Бадди ненавидел вышки — даже когда находился по другую сторону ограды. Оттуда человек с мощной винтовкой следил за каждым твоим шагом. Фоули, подняв глаза на вышку, заметил как-то: «Представляешь, вот сидит он там и надеется, что кто-нибудь бросится на ограду и тогда вполне законно можно будет пристрелить заключенного. Сидит там и молит Бога о такой возможности. Что за люди?!» Бадди ответил ему, что таково большинство надзирателей — злобные и тупые.

Тогда они только-только познакомились, узнали, что оба занимаются одним и тем же делом, и стали друзьями на всю жизнь. Это произошло всего в пяти милях от Тихого океана, в федеральной тюрьме «Ломпок», переполненной крутыми калифорнийскими наркодельцами, мошенниками и жуликами… Фоули еще сказал тогда: «Бадди, что такие старые профессионалы, как мы, делают в этой собачьей дыре, вместе со стукачами, неудачниками и прочими тупыми задницами?»

Освободились они порознь.

Бадди вышел первым и остановился в Лос-Анджелесе у своей старшей сестры Реджины-Мэри, бывшей монашки, живущей на пособие, пьющей вишневое вино и ежедневно молящейся о Бадди и прочих заблудших душах, уже отдыхающих в чистилище. Выходя на охоту, то есть бомбя банки, Бадди звонил ей каждую неделю и высылал деньги. Однако, попав в тюрьму, он вынужден был ограничиться письмами, так как Реджина отказалась оплачивать разговоры по телефону.

Фоули освободился через три месяца с пятьюдесятью долларами выходного пособия в кармане и на автобусе приехал в Лос-Анджелес, где в угнанной по такому случаю машине его уже ждал Бадди. В тот же день они взяли банк в Помоне — впервые Фоули и Бадди стали партнерами, — сняли пять тысяч шестьсот с двух кассиров и отправились в Лас-Вегас, где славно потрахались и просадили всю добычу. Пришлось вернуться в Лос-Анджелес, и они несколько месяцев бомбили банки по южной Калифорнии. Работали только вдвоем, по кассиру на душу, даже соревнования устраивали — кому удастся забрать больше денег так, чтобы сигнализация не заорала. Бадди очень не хватало Фоули как напарника.

Когда Фоули впервые отзвонился по поводу побега, Бадди еще жил с сестрой в Калифорнии. «Черт возьми, что ты делаешь в тюряге?» — опешил Бадди.

«Ищу способ, как отсюда выбраться, — ответил Фоули. — Полоумный судья впаял мне тридцать лет, а мне здесь делать нечего. Полно идиотов и неудачников, но охрана слабая. Намек понял?» А еще сказал, что во Флориду его занесло потому, что хотел повидаться с Адель.

«Помнишь, она мне все время писала, пока мы сидели в „Ломпоке“?»

«Ага, писала. После того как развелась с тобой».

«Ну, хорошим мужем назвать меня трудно. Денег на домашние расходы не давал, алименты не платил…»

«Так ты ж официально двадцать центов в час зарабатывал. Откуда алименты?»

«Понимаю, но я чувствовал себя обязанным».

«И потому ограбил банк во Флориде».

«Эта муть напомнила мне о том случае, в Пасадене, когда я вышел из банка, а машина не завелась».

«Ну да, ты твердил об этом семь лет подряд, — кивнул Бадди, — и все никак не мог понять, почему не оставил двигатель включенным. Только не говори, что то же самое случилось во Флориде».

«Нет, конечно, но очень похоже. Мои самые крутые залеты связаны с машинами».

«Попал в аварию?»

«Расскажу при встрече».

После этого разговора связь с Фоули держала только Адель и только из телефона-автомата.

Когда дата была определена, Бадди уехал из Калифорнии и снял однокомнатную квартиру в «Шаламар Эпартментс» в Халландейле. Прямо на берегу океана, к северу от Майами.

Потом позвонила Адель, сказала, что все назначено на сегодня, и ему пришлось пошевеливаться. Нужно было дать пинка Глену и найти машину. Идеальная тачка подвернулась на Даниа-стрит — белый «кадиллак-седан-девиль-конкорс». Бадди уже было собрался взломать дверь, как вдруг увидел выходящую из универмага «Винн-Дикси» даму средних лет в жемчугах и на высоких каблуках. Она толкала перед собой тележку с продуктами — сама управлялась, видимо, не хотела давать на чай бедному, приплывшему на плоту гаитянину, дежурившему у универмага. Бадди сунул «фомку» сзади за пояс, подождал, пока дама откроет багажник, и подошел со словами: «Позвольте вам помочь, мадам». Она как-то неуверенно посмотрела на него, но позволила переложить пакеты в багажник, закрыла его, вынула ключ из замка и только потом сказала: «Я о помощи не просила, так что на чаевые не рассчитывай».

Бадди небрежно махнул рукой: «Все в порядке, мадам, я просто возьму вашу машину», сел за руль и укатил. Дама, наверное, кричала, но стекла были подняты, кондиционер работал на полную мощность, и он ничего не услышал. Бадди впервые в жизни угонял машину подобным образом — прямо из-под носа хозяина, этакий карнэппинг.

Без четверти шесть. Если события пойдут так, как говорил Фоули, все должно начаться с минуты на минуту. Почти все зеки ушли со спортивной площадки, последние заключенные лениво перебирали ногами в свете прожекторов.

Бадди снова посмотрел на женщину в «шевроле». Увидел ее руку, выбрасывающую окурок из окна, и снова подумал, что она явно знает о побеге и готовится. Потом она подняла другую руку, и снова сверкнуло зеркало, как и в первый раз, когда он только заехал на стоянку. Через несколько секунд огни «шеви» погасли. Бадди был уверен, что она вот-вот выйдет из машины.

Ему не терпелось увидеть, какая она из себя.

Фоули смотрел, как Пуп осторожно идет по проходу меж скамей к передней части часовни, опустив взгляд вниз и вслушиваясь в звуки из-под земли.

— Ничего не слышу, — сказал он. Естественно, он ничего не слышал.

— Пуп, они сейчас не копают, тоннель давно готов. Мы говорим, а шестеро зеков сидят внизу и готовятся к побегу.

Фоули немного подумал, нужно ли еще что-нибудь добавить, и спросил:

— А каковы твои действия, если тебе вдруг сообщили о побеге?

— Прежде всего я должен объявить «янтарную тревогу». Ты уверен, что они там?