- Пожалуй, - неохотно согласилась.

- Ну и умница! – Лика чмокнула младшую в нос. – Вы помиритесь… и все наконец-то наладится, - со странной интонацией (устало?) сообщила она и немного печально улыбнулась. – А теперь собирайся, пошли за покупками.

Анжелика вприпрыжку выскочила из комнаты, чтобы собраться. Ну, это, конечно, если не акцентировать внимание на том, что она уже очень давно старается избегать ситуаций, при которых могла увидеть свою сестру в неглиже. Порой ей казалось, что Ирма иногда слишком интимно к ней прикасается, слишком чувственно смотрит… Конечно, казалось. Именно так виновным порой мерещатся за самыми безобидными словами намеки на то, что все кругом знают об их проступке.

***

Вадим обладал счастливым свойством организма почти никогда не страдать от привычного многим утреннего нежелания жить, в простонародье именуемого бодуном. Обычно его настигало похмелье исключительного морально плана – иногда было так стыдно за «вчерашнее», что хотелось больше никогда не выходить из квартиры или малодушно не видеть свидетелей его пьяных выходок до конца своей жалкой жизни. Стыд подстерегал парня прямо на границе между сном и реальностью и впивался в совесть клещом, как только Ивлев преступал этот порог. Но неделю назад он впервые в жизни проснулся от этого ощущения.

Ночь после неожиданно закончившегося угона прошла вполне спокойно. Впрочем, даже если Вадиму что-то и снилось, то все это было стерто сном, посетившим его под утро. В том сне Ивлев долго и скучно ходил по серым, ничем не примечательным коридорам, на ходу насвистывая незатейливую мелодию собственного сочинения и вслушиваясь в глухое далекое эхо, пока оно не сменилось звуком капающей воды. Вадим пошел в направлении падающих капель и вскоре попал в темный подвал, под потолком которого вились разнокалиберные трубы. В прямоугольнике единственного источника света – маленького отверстия в стене, крест-накрест пересеченного двумя стальными прутами – на коленях стоял мужчина, облаченный только в широкий собачий ошейник. Его руки были скованы наручниками, от которых вверх уходила цепь, не позволяющая человеку сменить положение на более удобное, а глаза закрывала матерчатая повязка. Мужчина повернул на звук шагов голову, и спекшиеся губы разомкнуло хриплое: «Пить». Ивлев хмыкнул и пошел к капающей с полотка воде. В подставленную руку упали несколько увесистых прозрачных капель. Отчего-то ему показалось очень смешным – достать из штанов уже вполне определившийся со своими желаниями орган и намочить его. Вадим подошел к связанному, приставил головку к приоткрывшимся губам и оригинально сострил: «Все, что высосешь – твое». Мужчина вздрогнул всем телом, но покорно сомкнул на члене губы, на которых тут же вновь закровоточили открывшиеся трещины. А еще с чужого пленника незаметно исчезла повязка, и куда-то мимо Ивлева обреченно уставились безжизненные, смутно знакомые серые глаза. Острая горячая игла стыда прошила тело Вадима лихорадочным возбуждением и выбросила из сна – здравствуйте, утренняя эрекция и четкое воспоминание о владельце серых глаз. Так неуютно Вадиму не было даже в тот раз, когда в 15 лет его, онанирующим на притащенное Пашкой порно, застукала мама. Но возбуждение не отпускало, а напротив, требовало вполне определенных действий. Перед внутренним взором наслаивались друг на друга две картинки: сегодняшняя – из сна, и вчерашняя – вполне реальная. Вадим снова испытал то ни с чем несравнимое чувство, когда понимание того, что ты совершаешь что-то недозволенное, делает процесс только более ярким, а понятия морали и нравственности облетают с тебя как шелуха, выводя на абсолютно новый уровень ощущений. Эту вулканическую смесь удовольствия и усиливающего его ужаса от собственных действий можно описать всего тремя словами – трудно быть богом. В этот момент Вадим больше всего на свете хотел оказаться снова в спортзале наедине с сероглазым незнакомцем. Теперь он определенно не отпустил бы его так скоро. И имел бы его медленно, обязательно – глядя в лицо. На этом месте стыд затопил Ивлева до краев и выплеснулся на руку вместе с семенем. Парень пытался восстановить дыхание, а между тем в голове пульсировало: «Да. Чертовски трудно быть богом. Но как приятно!»

Затем проходили дни и вечера, заполненные встречами с приятелями, а пару раз – и случайным, исключительно скучным сексом. Вскоре их сменили занятия в универе и работа помощником тренера. И для мыслей осталось совсем мало времени. Но ночи все также брали снявшее щиты будничности сознание в оборот и заставляли тело гореть от невозможности снова отравиться коктейлем из вожделения и стыда – «взболтать, но не смешивать». Впрочем, пока еще стыд лидировал и не позволял Вадиму явиться по известному адресу к дому около Драмтеатра.

Для Вячеслава та же неделя прошла в условиях постельного режима. Тем больше времени у мужчины было на мысли о произошедшем. Скорей всего, если бы он вернулся в свой кабинет к привычному цейтноту, ему бы не пришла на третий день лежания гениальная мысль пригласить мальчика по вызову. А так – ему было чертовски скучно, сотрясение никак его не тревожило, и пугающие теории о собственной ориентации срочно требовали опровержения.

Мальчик был очень хорошенький – светловолосый, голубоглазый ангел лет двадцати пяти, в хлипких джинсиках, держащихся так низко на бедрах только чудом, и в белой полупрозрачной сорочке, не скрывавших пропорционально сложенное, подкачанное тело. Но кроме брезгливо-пренебрежительного ощущения, вылившегося в мысленное «пидорас», ангел ничего в Вячеславе не всколыхнул. Волков наступил на горло собственной песни и ради чистоты эксперимента, которого требовала его пытливая натура, попробовал парня поцеловать. Тот ответил, охотно впустив его язык в свой теплый, пахнущий лимоном рот. Вячеслав запустил руки под сорочку и провел по груди, лаская моментально затвердевшие под его пальцами соски. В общем-то, противно однозначно не было. Было… неправильно. И с толку сбивал не профессиональный стон, и не угодливая услужливость проститутки, и даже не мысль о том, как бы тактично намекнуть мальчику, что трахать предполагается как раз заказчика… «Не то… - осенило наконец-то Вячеслава, - точнее – не тот. Этот готов выполнить любое мое желание. И нифига он не сделает без моего чуткого руководства процессом. Даже если будет сверху. Вести буду я. И нахрен оно мне в таком разрезе надо?»

- Стоп, - разочарованно пресек Вячеслав попытку мальчика забраться к нему в штаны. Тот сразу же отдернул руку и выжидающе уставился на клиента. Волков встал, взял из тумбочки деньги, отчитал втрое больше озвученной таксы и вложил купюры в руку ничего не понимающего парня:

- Свободен, - и только когда ошарашенный хастлер исчез за дверью вспомнил, что уже заплатил привезшему «мальчика» охраннику. Устало провел пятерней по лицу. – Мне совершенно точно нужен мой белобрысый...

Над тем, когда белобрысый успел стать ЕГО, бизнесмен решил не рефлексировать.

За всеми своими мыслями Вячеслав не забывал регулярно набирать номер не поставившей его в известность о своей беременности любовницы. И на следующий день после неудачного эксперимента гудки в трубке сменило знакомое «Алло?»:

- Ирма? Это Вячеслав. Я знаю о ребенке, - Волков взял паузу, пытаясь сформулировать следующую мысль. – И я хочу, чтобы он родился.

- Я тоже, - по интонации Вячеслав слышал, что Ирма улыбается.

- Вот как? – он не был готов к такому ответу.

- Да, - Ирма улыбнулась еще шире, услышав в трубке невразумительное мычание.

- Но ты понимаешь, что я хочу участвовать в его воспитании?

Девушка молчала недолго, но достаточно для того, чтобы Волков занервничал и даже начал прикидывать какие меры нужно принять, чтобы добиться права видеться с ребенком. Но она, наконец, ответила:

- Думаю, это можно будет устроить.

- Наверно, нам нужно встретиться и поговорить?

- Наверно. Но не сегодня.

- Хорошо. Когда?