— Уезжаете? Совсем? — спросила Таня. Черные брови ее чуть приподнялись.
— Совсем, — зачем-то соврал Артем.
— Передавайте привет Ленинграду.
И, звякнув дужкой бидона, зашагала дальше. Артем положил руку на руль, но скорость не включил. Отворив дверцу, крикнул вслед:
— Что вам привезти из Ленинграда? Таня обернулась:
— Аничков мост... Или Исаакий!
Артем видел в зеркало, как она оступилась и чуть не выронила бидон. Поставив его на обочину, нагнулась и стала мыть боты в луже.
Заглядевшись, Артем забыл про дорогу и дал полный газ.
«Москвич» подпрыгнул и передними колесами бухнулся в глубокую лужу. Артем выругался, дал задний ход и осторожно повел машину почти вплотную с забором.
Поскорее бы оставить позади эти проклятые три версты с гаком! А там шоссе, простор. Втыкай прямую передачу и жми на всю катушку!
Глава шестая
1
Артем любил Ленинград. Когда десять лет назад приехал поступать в художественный институт имени Репина, он вместе со студентами до ночи бродил по улицам, площадям, набережным, не переставая удивляться и восхищаться этим городом. Вздымающиеся мосты на Неве, белые ночи, Невский проспект, Дворцовая площадь, Петропавловская крепость... Юношеская пылкая влюбленность в Ленинград со временем прошла — ведь город бывал и хмур, и туманен, и бесконечно дождлив. Очень часто днем приходилось включать электричество, чтобы можно было работать. Во все четыре времени года
Ленинград разный. И больше всего он нравится Артему осенью. Влюбленность прошла, осталась любовь.
В июне в Ленинграде было жарко и душно. Из-за каменных зданий и дворцов не видно солнца, но все небо над городом — громадное раскаленное солнце. И от него никуда не спрячешься: ни в парке, ни на набережной, ни в кафе с зимним названием «Север». Напряглись взмыленные кони на Аничковом мосту, стоят в парадной форме на своих гранитных постаментах суровые и мужественные Барклай де Толли и фельдмаршал Кутузов у Казанского собора. Ослепительно сияет позолоченный купол Исаакия. А по Невскому из-за жары ленивее, чем обычно, течет пестрый поток людей. И вместе с ними от Московского вокзала к Дворцовой площади идет Артем.
У толпы свой ритм, и если ты попытаешься идти быстрее, то ничего из этого не выйдет.
Артем и не пытался нарушать железный закон, он шел, как все. И хотя жара навалилась на плечи, прилепила к спине белую рубашку, жгла ступни в легких сандалетах, у него было хорошее настроение: завтра утром он уезжает в Смехово! Туда, где нет этих прекрасных гранитных дворцов, набережных и площадей, этих великолепных гастрономов с подвешенными в витринах окороками и колбасами, но зато есть сосновый бор, маленькая речка Березайка, в которой можно в любое время выкупаться, где есть поля с рожью и васильками, и главное — где нет толпы, которая в течение одного часа способна вымотать самого здорового человека.
А пока Артем шел по Невскому и разглядывал девушек. Пусть приезжие поминутно крутят головами и раскрывают рты от восхищения, он, Артем, все это сто раз видел...
Ничего не скажешь, красивых девушек на Невском хоть отбавляй! У Артема было хорошее настроение, и он улыбался им. И девушки улыбались. Может быть, и не ему, а кому-нибудь другому, но все равно было приятно. Артему нравились их короткие юбки и платья. Он вспомнил Таню из Смехова. У нее тоже укороченная юбка, и ее стройные ноги только выигрывают от этого.
Артем нырнул в полусумрак подземного перехода. Солнце и жара отступили. Из туннеля тянуло прохладой. На стенах афиши, афиши, афиши... Они кричали о концерте знаменитой югославской певицы, о новом спектакле Большого драматического, куда все равно билетов не достать, о гастролях иногородних театров...
2
Алексей открыл дверь и расплылся в улыбке.
— Я уже думал, тебя вместе с дедом похоронили на сельском погосте... Какого черта ты там застрял?
— Ну, у тебя и шуточки, — поморщился Артем.
— Тут такие дела творятся, а ты как в воду канул... Хотя бы адрес оставил. Слышал, зимой в Москве откроется российская выставка?
— Читал.
— Ты, конечно, выставишь своего оленевода и портрет Черкасова? Я твою фамилию в списках видел...
— Меня это не интересует, — сказал Артем.
— Не интересует? — опешил Алексей. — Что ты мелешь?..
— Я не дам на выставку ни одной своей картины...
— Погоди, погоди... — сказал Алексей. — Что это мы стоим в прихожей? Пошли в мастерскую... Тут без поллитры, я гляжу, не разберешься...
Алексей получил квартиру и мастерскую лет пять назад. Огромное, во всю стену, окно мастерской выходило на Московский проспект. Через дорогу точно такой же дом и двухэтажные окна во всю стену. Там тоже живут художники.
В мастерской у Алексея порядок. В аквариумах плавают красивые рыбы, на одной стене, как на выставке, развешаны картины. В углу мольберт задернут холстом. В прошлом году Алексей начал большое новое полотно, но так и не закончил: за накрытым простенькой скатертью столом сидят фронтовики без лиц. Найти настоящие характеры Алексею пока не удалось, «Вот закончу оформление Дворца и засяду за свою картину...» — говорил он своим приятелям. Закончив одну работу, он находил другую, а картина так сиротливо и стояла в углу.
«Ну, теперь все! — решительно заявлял Алексей. — К черту халтуру — сажусь за своих фронтовиков!» И опять не садился... А когда Артем стал подсмеиваться над ним, он взял и закрыл картину холстом, И на вопрос: «Как картина?» — кратко отвечал: «Двигается».
Алексей наскоро соорудил на кухне ужин, достал из холодильника начатую «Столичную», помидоры, которые мгновенно покрылись испариной. Налил по рюмке и, чокнувшись, буркнул:
— С возвращеньем, бродяга!
Закусывая, испытующе смотрел на Артема, а тот отправлял в рот яичницу с колбасой, холодные помидоры, от которых начинало ломить зубы, и молчал.
— Что молчишь-то? — спросил Алексей. — Рассказывай, что это на тебя нашло?
— Первый раз в этом году ем свежие помидоры... — сказал Артем. — Болгарские?
— Ладно, все это ерунда... На меня тоже, бывает, накатывает. Главное, что ты вовремя приехал, я уж не на шутку стал волноваться... Тут, понимаешь, из Минска приехали какие-то тузы, побывали на Охте во Дворце культуры и... в общем, им очень понравилось, и они
с ходу предложили подписать контракт... Держись за стул — сейчас упадешь! В полтора раза больше, чем мы здесь получили... Вот тут я и заметался: тебя нет, а они требуют немедленного ответа. Хоть другого в напарники бери...
— Теперь ты держись за стул, — сказал Артем. — Во-первых, я завтра уезжаю в Смехово, а во-вторых, больше я никогда не буду заниматься оформительскими работами.
Алексей вскочил со стула и забегал по тесной кухне. От волнения у него даже лицо покраснело.
— Нет, этот человек определенно с ума сошел! — кричал он. — Отказываться от такого подряда... Да скажи я кому-нибудь — любой руками и ногами ухватится...
— Возьми и скажи, — ввернул Артем, но Алексей и ухом не повел.
— Тебя кто-то околдовал в этом… как его? Хихикалово! Разве нормальный человек будет такую чепуху молоть?..
Случалось и раньше, Алексей бросался в наступление и убеждал Артема. Бегая по кухне и задевая маленькие белые табуретки, Алексей не умолкал ни на секунду, ухитрялся налить в рюмки, чокнуться, выпить и даже закусить.
Выждав, пока он не иссяк, Артем сказал:
— Не трать, старик, зазря порох... Деньги у меня сейчас есть — кланяюсь тебе за это, и я решил пожить в деревне и попытаться написать что-либо стоящее... Если я еще на это способен... И поверь, я говорю серьезно.
Алексей сразу успокоился, перестал мотаться из угла в угол. Сел напротив и, задумчиво посмотрев на приятеля, сказал:
— А я уже заключил с ними договор... И за тебя, скотина, расписался...
— Перепишешь.
— Ты меня без ножа зарезал! Ведь я с другими художниками никогда на пару не работал... Кого мне взять?