Он замолчал, и я наконец обратила внимание на пейзаж по сторонам дороги. Был конец августа, и сквозь холмы вдоль дороги виднелись поля пшеницы с красневшими среди колосьев маками. Коттеджи, которые мы проезжали, были построены из серого корнуэлльского камня и имели, как мне показалось, мрачноватый вид.

Но вот между холмами в первый раз мелькнуло море, и мое настроение сразу поднялось. Казалось, что по мере приближения к морю и природа вокруг оживлялась. Вдоль дороги стало больше цветов, я чувствовала аромат сосен, и растущие по обочинам фуксии были усыпаны такими крупными цветами, каких нам никогда не удавалось вырастить в саду дома моего отца.

Мы свернули с большой дороги и стали спускаться по склону крутого холма все ближе и ближе к морю. Я поняла, что дорога, по которой мы теперь ехали, шла вдоль скалистого обрыва над морем. Перед нами открывался удивительной красоты вид. Скала круто возвышалась над водой, на ней росла трава и пестрели цветы — розовые, красные и белые соцветия валерианы на фоне густого, темно-лилового вереска.

Наконец я увидела и дом. Он показался мне похожим на замок, стоящий на скалистой площадке над морем. Построенный из гранита, как и многие другие дома в округе, но несравненно более величественный и благородный — дом, который стоял здесь уже несколько сотен лет и будет стоять, еще не одно столетие.

— Вся эта земля принадлежит хозяину, — гордо объявил Тэпперти. — А если вы посмотрите за бухту, вы увидите Маунт Уидден.

Я посмотрела и увидела дом, о котором он говорил. Как и Маунт Меллин, он был из серого гранита, но был меньше и не такой старый. Я отметила это про себя как бы между прочим, потому что мы приближались к Маунт Меллину, который был для меня несравненно более интересен.

Мы поднялись на плато, на котором был построен дом, и оказались перед причудливыми литыми воротами.

— Эй, вы там, открывайте, — крикнул Тэпперти.

У ворот стояла небольшая сторожка, у двери которой сидела с вязаньем женщина.

— Ну, Джилли, детка, — сказала она, — пойди открой ворота, пожалей мои бедные старые ноги.

И тут только я увидела девочку, которая сидела у ног женщины. Она послушно встала и подошла к воротам. У нее была необычная внешность: длинные, прямые, почти белые волосы и большие голубые глаза.

— Спасибо, Джилли, девочка, — сказал Тэпперти. — Это вот мисс, которая приехала сюда жить и смотреть за мисс Элвиан.

Я посмотрела в синие глаза, уставившиеся на меня с выражением, которое было невозможно понять. Женщина подошла к воротам, и Тэпперти сказал мне:

— Это будет миссис Соуди.

— Добрый день, — сказала миссис Соуди, — я надеюсь, вам здесь будет с нами хорошо.

— Спасибо, — ответила я, с трудом переводя взгляд с ребенка на женщину. — Я тоже надеюсь.

— Ну и я надеюсь, — повторила миссис Соуди и тут же покачала головой, словно боясь, что ее надежды окажутся тщетными.

Я повернулась, чтобы снова взглянуть на девочку, но она уже исчезла. Я стала думать, где она могла спрятаться, и решила, что она притаилась за огромными кустами гортензий, усыпанными гроздьями синих, как море, цветов.

— Девочка не произнесла ни слова, — заметила я, когда мы уже ехали по аллее, ведущей к дому.

— Да, она много не разговаривает. Она все больше напевает. Бродит повсюду одна. Но говорить — нет, это она не любит.

Аллея, засаженная по сторонам гортензиями, была длиной примерно в полмили. Гортензии перемежались с фуксиями, а сквозь сосны виднелось море. И вот наконец я увидела дом. Перед ним была большая лужайка, по которой расхаживали павлины, распушив свои изумительные хвосты. Еще один павлин сидел на каменном парапете, а по обе стороны от входа в дом росли стройные, высокие пальмы.

Дом был больше, чем я его себе представляла, увидев его с прибрежной дороги. Он был трехэтажный, вытянутый в длину и построенный в форме буквы Г. Солнце блеснуло в окнах, и у меня сразу возникло ощущение, что за мной из дома наблюдают.

Тэпперти подъехал по засыпанной гравием дорожке к входу, и, как только двуколка остановилась, дверь открылась и я увидела стоящую в проеме женщину. На ее седой голове красовался белый чепец, она была высокая, с крючковатым носом, и в ее облике чувствовались властность и привычка распоряжаться. Я не нуждалась в подсказке, чтобы понять, что это была миссис Полгри.

— Я надеюсь, ваше путешествие было приятным, мисс Ли, — сказала она.

— Да, очень. Спасибо, — ответила я.

— Но все равно вы устали и хотели бы отдохнуть, не так ли. Заходите в дом. В моей комнате вас ждет славная чашка чаю. Оставьте свои вещи. Их отнесут наверх.

Я почувствовала облегчение. Эта женщина сразу рассеяла ощущение смутного страха, которое появилось у меня после встречи в поезде. Джо Тэпперти не очень-то помог мне от него избавиться всеми своими историями о смертях и самоубийствах. Но миссис Полгри явно была женщиной, чуждой всякой суеверной чепухи. Я была в этом уверена. Она вся дышала здравым смыслом, и, может быть, потому, что я действительно устала с дороги, я была этому рада.

Я поблагодарила ее, сказав, что с большим удовольствием выпью чаю, и она вошла в дом, пригласив меня следовать за собой.

Мы оказались в огромном холле, который в давние времена, должно быть, использовался как пиршественный зал. Пол был выложен из каменных плит, а потолок с деревянными балками был так высок, что я подумала, что холл построен во всю высоту здания. Балки были покрыты резьбой, и от этого свод выглядел еще красивее. В одном из торцов зала было возвышение, а за ним — большой открытый камин. На возвышении стоял старинный трапезный стол, уставленный старинной же оловянной посудой.

— Он изумителен! — вырвалось у меня, и миссис Полгри была рада моему восхищению.

— Я сама слежу за тем, как полируется мебель, — сказала она. — За этими девушками нужен глаз да глаз, особенно за девчонками Тэпперти. Легкомысленные вертихвостки, скажу я вам. Чтобы их фокусы распознать, нужны глаза, что отсюда край света разглядеть могут. Пчелиный воск со скипидаром — вот средство, лучше которого нет. Я сама его готовлю.

— Это делает вам честь.

Мы подошли к двери в торце зала. Она открыла ее, и я увидела короткий лестничный пролет из нескольких ступеней. Слева была дверь, которую она отворила после некоторого колебания.

— Часовня, — сказала она, и я успела заметить пол из голубоватых сланцевых плит, алтарь и несколько скамей. Из дверного проема на нас пахнуло сыростью.

Миссис Полгри быстро закрыла дверь.

— Мы уже не пользуемся ею, — сказала она. — Мы ходим в меллинскую церковь. Это в деревне, по ту сторону бухты… рядом с Маунт Уидденом.

Мы поднялись по лестнице и вошли в комнату, оказавшуюся столовой. Она была огромная, и ее стены были завешены гобеленами. Стол был отполирован до блеска, а в шкафах вдоль стен я увидела прекрасную стеклянную и фарфоровую посуду. Пол был застлан голубым ковром, а сквозь окна виднелся внутренний двор дома.

— Хотя это не ваша часть дома, — сказала мне миссис Полгри, — я подумала, что проведу вас к себе через парадные комнаты, чтобы вы представили себе географию дома, так сказать.

Я поблагодарила ее, понимая, что это был тактичный намек на то, что, будучи гувернанткой, я не должна считать себя членом семьи или гостьей.

Пройдя через столовую, мы вышли к еще одной лестнице, поднявшись по которой, оказались в уютной гостиной. На ее стенах висели изысканные гобелены, узор которых повторялся в прекрасной резьбе, украшавшей спинки и сиденья стульев. Почти вся мебель была старинной, и ее красивый блеск говорил о том, что миссис Полгри не жалела на нее ни усилий, ни пчелиного воска со скипидаром.

— Это пуншевая комната, — сообщила она, — ее так всегда называли, потому что сюда переходят из столовой, чтобы выпить пуншу. В этом доме мы до сих пор придерживаемся старых обычаев.

Пройдя комнату, мы вышли через завешенный тяжелым парчевым занавесом проем еще к одной лестнице, которая привела нас в галерею, по стенам которой висели фамильные портреты. Я пробежала по ним взглядом, ища среди них портрет Коннана ТреМеллина, но не увидела никого в современном наряде и решила, что портрет нынешнего владельца поместья еще не занял своего места среди портретов его предков. В галерее было несколько дверей, но мы направились к двери в дальнем ее конце. Как только мы прошли через нее, я поняла, что мы находимся в другом крыле дома, возможно, на половине слуг: проход, в котором мы оказались, был меньше и уже помещений, через которые мы до этого проходили.