— Да уж, об этом забывать не стоит, — раздался властный голос Хейгэр.

Боясь, что я выдам смятение чувств, вызванное этим подарком, я решила больше ничего не говорить о нем при всех, а еще раз как следует поблагодарить Хейгэр и Саймона наедине. Поэтому я поспешно взялась за суп, в этот, момент поданный мне Уильямом, и к тому времени, когда на столе появилась традиционная индейка, фаршированная пюре из каштанов, я уже была совершенно спокойна и наслаждалась чувством безмятежной радости и умиротворения.

В завершение ужина на стол был подан рождественский пудинг, празднично украшенный венком из остролиста вокруг основания и веточкой, кокетливо торчащей из макушки, словно перо из шляпки. Уильям полил пудинг бренди, а сидящий во главе стола сэр Мэттью зажег его.

— В прошлом году Рождество было совсем другим, — вдруг сказала Сара. — В доме было полно гостей, и там, где ты сейчас сидишь, Кэтрин, сидел Габриэль.

— Давайте не будем говорить о грустном, — остановил ее сэр Мэттью. — Не забудь, Сара, что сегодня первый день Рождества.

— Но в Рождество как раз и полагается вспоминать тех, кого с нами больше нет, — возразила Сара.

— Разве? — спросила Рут.

— Конечно, — оживившись, воскликнула Сара. — Хейгэр, ты помнишь тот год, когда мы первый раз были со всеми вместе в Рождество?

— Помню, — отозвалась Хейгэр.

Сара, подперев руками голову, мечтательно уставилась на синеватое пламя, струящееся по поверхности пудинга.

— Сегодня ночью я лежала в постели, — сказала она, — вспоминая все рождественские вечера в моей жизни. Самый первый, который я смогла вспомнить, — это когда мне было три года и я проснулась ночью, услышала музыку, испугалась и заплакала, а Хейгэр меня отругала.

— Я уверен, что это был самый первый из многих случаев, когда тете Саре доставалось от тети Хейгэр, — сказал Люк.

— Кто-то же должен был всех воспитывать, — суровым тоном ответила Хейгэр. — Кстати, тебе, Люк, дисциплина только пошла бы на пользу.

Сара, словно разговаривая сама с собой, продолжала:

— И вот я вспоминала, вспоминала, пока не дошла до прошлогоднего Рождества. Помните, какие мы поднимали тосты? Особенно тот, который был за Габриэля по случаю его спасения.

После этих слов на несколько секунд воцарилась полная тишина, которую я нарушила, спросив:

— Какого спасения?

— Габриэль чуть не погиб, — ответила Сара при полном молчании остальных. Она приложила руку к губам и добавила: — Вы только подумайте — ведь, если бы он тогда погиб, он бы не встретил Кэтрин! Тебя сейчас с нами не было бы, Кэтрин, если бы это случилось, и ты бы не ждала…

— Габриэль мне ничего об этом не рассказывал, — сказала я, не дожидаясь конца ее фразы.

— Об этом и не стоило говорить, — резко произнесла Рут. — В развалинах обрушился кусок стены в тот момент, когда Габриэль был там, и ему чуть-чуть ушибло ногу, вот и все. О чем здесь было говорить? Всего-навсего пара синяков.

В голубых глазах Сары загорелось негодование — ее видимо, обидело, что Рут небрежно отозвалась о том, что ей казалось таким важным.

— Но ведь он случайно увидел, что кусок стены начал падать, — воскликнула она сердито, — и только поэтому успел отскочить! А иначе его бы убило!

— Давайте все-таки поговорим о чем-нибудь приятном, — вмешался Люк. — В конце концов ничего же тогда не случилось.

— А если бы случилось, — пробурчала себе под нос Сара, — не надо было бы…

— Уильям, — сказала Рут, — у мистера Редверса пустой бокал.

Я задумалась о Габриэле и о том страхе, который он, казалось, всегда испытывал по отношению к своему дому. Я вспомнила о том, как испортилось у него настроение во время нашего медового месяца, когда он увидел руины, напомнившие ему о Киркландском аббатстве. Так ли уж случайно обвалилась эта стена? Приходило ли в голову Габриэлю, что кто-то здесь пытался его убить? Может, в этом и была причина его непонятного мне страха? Может, поэтому он и женился на мне, чтобы мы вдвоем противостояли тому, что ему угрожало? Значит, все-таки его смерть — не несчастный случай? Если так, то, значит, кто-то стремился завладеть его наследством, и ясно, что этот человек пришел в ужас, когда, избавившись от Габриэля, он обнаружил, что его место скоро займет его законный ребенок.

Сидя в освещенном свечами холле, за праздничным столом, на котором красовался рождественский пудинг, я вдруг с поразительной ясностью осознала, что Габриэль-таки был убит и что его убийца полон решимости не допустить появления на свет моего ребенка из опасения, что может родиться сын. И мне в этот момент, пожалуй, впервые пришло в голову и то, что в глазах этого человека самый верный способ предотвратить рождение ребенка — это убить и меня.

До сих пор, правда, на мою жизнь никаких покушений не было. Саймон был прав, когда сказал, что вторая подряд внезапная смерть вызвала бы подозрения, но, тем не менее, я знала, что мне угрожает опасность. Эта мысль не пугала меня так, как опасение того, что я унаследовала склонность к потере рассудка. Как ни странно, сознание реальной опасности было гораздо легче перенести, чем страх перед воображаемой.

Тем временем разлили шампанское, и мы стали пить за здоровье каждого сидящего за столом. Дошла очередь и до меня, и все встали, подняв бокалы, а мне невольно пришло в голову, что кто-то из них в этот самый момент, возможно, обдумывает, как от меня избавиться, не вызвав ни у кого подозрений.

Вскоре мы все встали из-за стола, и слуги быстро убрали посуду, так что мы были готовы к приему гостей. Их оказалось больше, чем я ожидала. Первыми прибыли доктор Смит и Дамарис, и я подумала о том, как грустно должно было быть его жене, оставшейся в полном одиночестве в рождественский вечер.

Я спросила Дамарис, что делает одна дома ее мать, и она сказала, что она отдыхает. В это время ей положено уже спать, и доктор ни за что не позволил бы ни Рождеству, ни чему-то другому нарушить режим дня больной.

Вслед за Смитами появилась чета Картрайтов в сопровождении множества родных, среди которых были их женатые сыновья и замужние дочери со своими семействами. На этом поток гостей закончился, и я, как перед этим Сара, задумалась о том, каким должно быть празднование Рождества в этом доме, когда оно не омрачено трауром. Только в отличие от Сары, я представляла себе не прошлое, а будущее…

Поскольку танцев в этот раз быть не могло, гостей проводили из холла в парадную гостиную на втором этаже. Казалось, что даже разговоры в этот вечер велись какими-то приглушенными голосами. Видно, все волей-неволей вспоминали Габриэля, поскольку именно из-за его смерти обычные для Рождества развлечения были отменены.

Я улучила подходящий момент, чтобы еще раз поблагодарить Хейгэр за кольцо. Она улыбнулась и сказала:

— Нам обоим очень хотелось, чтобы оно стало вашим.

— Это настоящая драгоценность. Я хочу и Саймона тоже поблагодарить.

— А вот и я, — раздался за моей спиной его голос, и я обернулась.

— Я благодарила вашу бабушку за это изумительное кольцо.

Он взял мою правую руку и посмотрел на нее.

— На ее пальце оно смотрится гораздо лучше, чем в футляре, — сказал он, обращаясь к Хейгэр.

Она кивнула, и он задержал мою руку в своей на несколько секунд, склонив голову набок и продолжая рассматривать перстень с удовлетворенной улыбкой на устах.

В эту минуту к нам подошла Рут.

— Кэтрин, — сказала она, — если вы устали и хотите уйти к себе, то сделайте это. Вам нельзя переутомляться. Мы не можем этого допустить.

Меня так переполняли чувства, что мне и правда захотелось уйти к себе, чтобы побыть одной и все обдумать. Кроме того, я действительно немного устала.

— Пожалуй, я так и сделаю, — ответила я.

— Завтра мы еще здесь, — напомнила мне Хейгэр. — Может, съездим втроем покататься — конечно, если Рут не захочет поехать с нами.

— Боюсь, что не смогу, потому что с утра люди будут приезжать с визитами — завтра ведь День подарков[4], — ответила Рут.