– Война ложится все большим бременем как на торгующих с другими странами коммерсантов, так и на банки «старой школы». Просто спад в торговле слишком обширный и чересчур затянулся.

– Намекаешь, что «Хоуп и Компания» испытывает финансовые затруднения?

Геро кивнула.

– Не исключаю, положение дел дошло до того, что Хоупы довольно скоро окажутся вынужденными уступить свое семейное дело Берингсам. Они стараются удержаться на плаву, но подозреваю, вопрос только во времени.

– Неужели от продажи одного бриллианта, пусть даже крупного и редкого, можно выручить достаточно, чтобы спасти их компанию?

– Можно… если бы на данный момент цена на драгоценные камни так прискорбно не снизилась.

Себастьян прислонился бедром к краю стола, скрестив руки на груди.

– Что? – спросила наблюдавшая за мужем Геро.

– Вот мотив для убийства, который я не учитывал.

– Не понимаю, – покачала головой виконтесса.

– Эйслер не просто торговал драгоценностями, он и сам был богатым человеком. Что, если он не сумел продать бриллиант за ту цену, которую запросил банкир? Может статься, Хоуп решил убить торговца и похитить свой собственный алмаз, с тем чтобы потребовать возмещения оценочной стоимости камня из наследства Эйслера и при этом сохранить сокровище.

Геро недоверчиво хмыкнула:

– Томас Хоуп? Ты это серьезно?

– Ты удивишься, но люди в безвыходном положении способны на многое.

– Нет, – покачала головой жена. – Я в это не верю. Хоуп не такой человек.

– Должен признаться, подобное объяснение и мне кажется маловероятным, хотя по иной причине.

– И что же это за причина?

Себастьян оттолкнулся от стола. В своих мыслях он снова увидел фигурку, отчаянно бегущую по грязному проулку, услышал треск ружейного выстрела, ощутил на руках теплую кровь умирающего паренька.

– Стрелок в карете.

Когда Себастьян явился с визитом в особняк Томаса Хоупа на Дюшесс-стрит, банкир руководил рабочими, ремонтировавшими окно в крыше его картинной галереи.

– Вот скажите мне, – с негодованием воскликнул хозяин дома, неистово кривя рот, – неужели так трудно изготовить световой люк, который не протекает?

Виконт прищурился на богатую лепнину потолка. На пышных бледно-голубых с белым медальонах расплылось безобразное бурое пятно.

– Полагаю, все зависит от того, как долго льет дождь.

Хоуп хмыкнул.

– К счастью, галерея достаточно широкая, поэтому ни одна из картин не пострадала. Но полюбуйтесь, что стало с обивкой банкеток! А ведь их совсем недавно по моему указанию перетянули этой очаровательной голубой тканью!

– Прискорбно, – согласился Девлин. – Могли бы мы с вами поговорить с глазу на глаз?

– Разумеется, – банкир вперевалку зашагал вместе с визитером в дальний конец галереи. – Насколько я понимаю, вы все еще расследуете смерть Даниэля Эйслера?

– Да. – Себастьян помедлил. Хоуп выказывал такую серьезность и заинтересованность, что выглядело верхом неучтивости обвинять его даже в сокрытии фактов, не говоря уже об  убийстве. – Сегодня утром у меня состоялась любопытная беседа с неким лицом, опровергшим кое-какие ваши утверждения.

– Вот как?

– На самом деле он лишь подтвердил то, что я узнал прежде. – Виконт сделал паузу, потирая крыло носа костяшкой пальца. – Когда мне о чем-то рассказывает один человек, я обычно стараюсь беспристрастно подходить к правдивости его слов. Но когда одинаковые сведения исходят от двух совершенно разных лиц, я склонен им верить.

Хоуп ответил пристальным взглядом. Глаза банкира сузились, лицо отвердело. Хотя этот мужчина производил впечатление любезного и мягкого, не стоило забывать, что он владел компанией, ссужавшей деньги королям и императорам.

– Не понимаю, о чем речь.

– В таком случае позвольте высказаться без обиняков. По моему мнению, бриллиант, находившийся в распоряжении Даниэля Эйслера на момент его смерти – переограненный «Голубой француз», и торговец продавал его по вашему поручению. Обещаю, что постараюсь сохранить эту сделку в секрете, однако не ценою жизни невиновного человека.

Банкир подошел к масштабному полотну Рубенса, запрокинув голову, посмотрел на уходящий к потолку холст и негромко произнес:

– По-моему, вы не вполне осознаете, что стоит на кону. Дело не в вероятности судебного иска от Бурбонов. Если этот бриллиант действительно «Голубой француз» – чего я не подтверждаю, – он был переогранен. Таким образом, при всех умозрительных предположениях связь между камнями никогда не смогут доказать.

– Правда. Однако не думаю, будто вы тревожитесь из-за Бурбонов, не так ли?

Хоуп бросил через плечо быстрый взгляд на рабочих на лесах и покачал головой, еще больше понижая голос:

– Последние восемь лет Наполеон прилагает настойчивые усилия по розыску королевских драгоценностей. Он воспринимает их потерю как удар по чести Франции, причем до такой степени значительный, что возвращение сокровищ стало для Бонапарта навязчивой идеей. А diamant bleu de la Couronne – самый ценный из пропавшего. Вот почему император принял решение захватить Брауншвейгское герцогство и разграбить дворец – он был убежден, что «Голубой француз» отыщется там. И впал в ярость, когда алмаз не нашли.

– Получается, Наполеон знал, что революционное правительство подкупило Карла Вильгельма?

– Сомневаюсь, откроется ли миру когда-нибудь правда о событиях в Вальми в 1792 году. Но слухи ходили… Не забывайте, Наполеон и сам боевой генерал. Поговаривают, он считает подкуп единственным резонным объяснением произошедшему. Все, что мне известно: император каким-то образом проведал о наличии у Эйслера крупного голубого бриллианта на продажу.

– Вам это известно доподлинно?

Банкир кивнул.

– В прошлую субботу утром к торговцу приходил один из французских агентов.

– Кто? – вскинулся Девлин. – Кто это был?

– Эйслер не хотел говорить. По понятным причинам он сильно разнервничался. Когда дело касается разыскиваемых сокровищ французской короны, Наполеон проявляет себя абсолютно… – Хоуп поколебался, будто подбирая подходящее слово, и остановился на: – Неудержимым.

– Если не сказать беспощадным, – заметил Себастьян. – Так почему не пойти навстречу и не продать камень ему?

В груди банкира зарокотал низкий смешок.

– У императора скверная репутация в отношении оплаты за сделанные приобретения. Вы слышали, что именно Эйслер предоставил бриллиантовое колье, которое Бонапарт преподнес императрице Марии-Луизе в качестве свадебного подарка?

– Слышал.

– Окончательный расчет так и не состоялся. Эйслер потерял на сделке целое состояние. Отношение Наполеона таково: честь обслуживать его высокодостойную особу уже сама по себе достаточная награда.

– Это отношение, увы, роднит его с принцем-регентом, – сухо отметил виконт.

– Точно. Но те, кто продает драгоценности Принни, давно усвоили, что оплату следует требовать вперед и наличными.

– Почему не потребовать того же от французского императора?

– Потому что посланцы Георга, как правило, не убивают несговорчивых торговцев и не похищают их товар. А наполеоновские – наоборот.

– Полагаете, именно так и произошло с Эйслером?

Хоуп бросил вокруг себя еще один быстрый взгляд.

– Разве это не логично?

– Так вы говорите, бриллиант пропал?

Черты банкира исказились судорогой беспокойства.

– Да, пропал.

Себастьян всмотрелся в подвижное, выразительное лицо собеседника.

– Кому, кроме вас, было известно, что камень у Эйслера?

– Сложно сказать наверняка. Людям свойственно болтать. Очевидно, кто-то проговорился, иначе зачем французский агент явился бы к торговцу?

– Этот агент знал, кто истинный владелец камня?

– Нет. Откуда? Если только сам Эйслер не сообщил ему.