Затем ринда Василь отобрал с десяток новоявленных христиан, чтобы те показали капище Хорса, собираясь уничтожить его. По дороге посадским удалось бежать, а остальное Орель сам видел.

Орель посмотрел на связанного ринду Василя с кляпом во рту, чтобы тот не сотрясал воздух бранными словами, и задумался.

Ночью при свете факелов в густой чаще леса возле деревянного божества Хорса собралось с полтора десятка человек. Орель в наброшенной на плечи шкуре волка поднял руку, требуя внимания.

— Боярин Баян подло нарушил закон гостеприимства, убил воеводу, захватил его жену Пракседу, побил многих крепко, а кого и насмерть. Навсегда лишил света нашего брата Зриня. Хоть многие из нас приняли силой христианство, но остались внутри верными богам наших предков, и тебе, Хорс. Возможно, нас назовут двоедушниками, оборотнями, но так тому и быть. Против их силы нужны хитрость и терпение, чтобы потом ответить еще большей силой. Нам поможет Хорс, он наделит нас невиданной силой в ночи, делая невидимыми под ночным покровом, а кто случаем увидит, тот ужаснется, ибо нашим тотемом станет волк, а мы, подобные ему, станем его воинами и между собой братьями. В этом клянемся на крови и приносим в дар Хорсу жертву, которую приносили наши предки, когда мир был юным.

На жертвенный камень возложили связанного боярского ринду Василя, перерезали путы и крепко держали по двое за каждую руку-ногу, ибо очень силен тот был и не хотел сдаваться безропотно. Орель передал жертвенный нож слепому Зриню…

В лето 6502 (994) года боярин Баян, гордившийся недавно пожалованной великим князем-базилевсом Владимиром золотой гривной на шею, отправился охотиться с двумя риндами на вепря в своей вотчине, расположенной в Черниговском княжестве. Когда к вечеру не вернулся, его жена Пракседа заволновалась и направила людей с факелами на его поиски в лес, но безрезультатно. Лишь на следующий день нашли растерзанные тела боярина и его слух По ранам на телах убиенных определили, что они стали жертвами волков. Но старые, знающие люди считали, что это был волк-оборотень. Откуда они это узнали? Возможно, от юродивого Овсея, не так давно поселившегося у самого болота.

Боярин оставил сиротами двоих сыновей: старшего, приемного — Светозара, и младшего — Михаила.

— Интересная вы девушка, — улыбнулся учитель. — Я ведь о них лишь вскользь упомянул, а вы тут как тут и словно клещами… Рассказывать-то нечего — не сохранились письменные источники тех времен, лишь поздние, и то скудные. История как наука двойственна — объективна и субъективна одновременно. Объективность ее в том, что согласно такому-то источнику произошло тогда-то такое-то событие. А субъективность в том, как это событие трактуют. Вы же не будете возражать, что существует субъективизм современников событий, которые трактуют эти события не со стороны, а изнутри, находясь под влиянием той или иной идеи, господствующей или находящейся в оппозиции. Зачем брать древние времена, когда события нашего времени тяжело, почти невозможно описать объективно, так как историк всегда находится под влиянием политики, власти и даже собственной позиции. И это в наше, почти гуманное время! А в те времена седой старины за то, что не так написал — не по нраву власть предержащему, — могли запросто живьем сварить!

— И все же… — попыталась возразить Иванна.

— Согласен. Давайте с помощью древнерусской летописи окунемся в одиннадцатый век и начнем с 6573 года, или, по-нашему, с 1065 от Рождества Христова.

«В те же времена было знамение на западе, звезда великая, с лучами как бы кровавыми; с вечера всходила она на небе после захода солнца, и так было семь дней. Знамение это было не к добру, после того усобицы были многие и нашествие поганых на Русскую землю, ибо эта звезда кровавая предвещала крови пролитье. В те же времена ребенок был брошен в Сетомль; этого ребенка вытащили рыбаки в неводе, и рассматривали мы его до вечера и опять бросили в воду. Выл же он такой: на лице у него были срамные части, а иного нельзя и сказать, срама ради. Перед тем временем и солнце изменилось и не стало светлым, но было как месяц, о таком солнце невежды говорят, что оно объедено… Знамения эти к злу бывают: или войну предвещают, или голод, или смерть»[21].

В тот же год князь Полоцкий, Всеслав Брячиславич, правнук великого князя Владимира, начал войну с Ярославичами и через два года взял Новгород. В отместку сыновья Ярослава князья Изяслав, Святослав и Всеволод взяли Минск, перебили всех мужей, а жен и детей захватили в полон и пошли к Немиге, где нанесли поражение Всеславу. Тот бежал, но, поддавшись на уговор — «Приди к нам, не сотворим тебе зла», подкрепленный целованием князьями креста, — переехал на ладье через Днепр и был схвачен великим князем Изяславом и посажен в поруб в Киеве вместе с двумя сыновьями. Его ожидала жестокая судьба брата великого князя Владимира — князя Судислава, который провел в порубе двадцать четыре года, но…

На Подоле, главной торговой площади города, неспокойно: волнуются киевляне, плохие дни для них наступили — надвигаются бесчисленные степные орды половцев, и нет от них никакой защиты. Великий князь Изяслав, держащий стол в Киеве, вместе с братьями Ярославичами, князьями Святославом и Всеволодом, объединили свои рати, попытались было побороть врага, но были разбиты на речке Альте. Великий князь Изяслав с остатками своей дружины несколько дней как вернулся из похода, он никуда не выходил из своего терема на Горе, совет держал с боярами и князьями.

Высоки и крепки стены Горы, защищающие терема князя и бояр, не возьмут их степняки, а вот ремесленные предместья и торговый Подол пожгут и пограбят, людей уведут в рабство, и снова придется все начинать сначала тем, кому повезет остаться живым и свободным. Есть отчего волноваться киевлянам.

Невесть откуда пришедший волхв вещает: «И потечет Днепр вспять, и земли начнут перемещаться. Русская земля станет Греческой и Греческая Русской, и прочие земли переместятся». Страшно от этих пророчеств народу, но верит он волхву. Да как не верить, если странные дела творятся в городе, чего никогда не было — появились волки-людоеды, и не где-либо, а в самом городе. Нападают волки по ночам на неосторожного прохожего, задирают до смерти. Как они попадают за городскую стену, внутрь города, и куда деваются с рассветом — неведомо. Хотя те же волхвы, приверженцы старой веры, рассказывают, что то не волки лесные, а оборотни, вовкулаки проклятые. И все эти лиха появились лишь потому, что князь Изяслав крест целовал, а клятву все равно нарушил, полоцкого князя Всеслава в поруб заточил. А князь Всеслав — не простой князь, недаром за ним укрепилось прозвище Чаривнык — многое он может сотворить, и оборотни его слушаются, ибо он сам оборотень. Рассказывали знающие люди, те же волхвы, что захотел он передать весточку тмутараканскому князю Ростиславу вместе с перстнем, так не передал с посыльным, а сам обратился в волка и за ночь это расстояние и пробежал, на стражу дурь наслал, в терем проник, письмо с перстнем положил в опочивальню, и в обратную дорогу. Утром в своем тереме сидит, улыбается. А ответ от князя Ростислава на его письмо пришел лишь через месяц. Вот такой князь Всеслав, и только он может побороть половцев, а князь Изяслав это знает, да опасается выпускать того из поруба — киевский стол боится потерять.

Люд на торговой площади все прибывает, а тут и колокол ударил, на вече собирает, давно молчал, и вот заговорил. Уже площадь не может вместить собравшийся люд. Раздаются голоса: «Пошли, скажем князю Изяславу — вот половцы рассеялись по всей Русской земле. Дай, княже, оружие и коней, и мы еще раз сразимся с ними!»

Раздаются также голоса, что нужно освободить князя Всеслава — без него не побороть половцев. Волнующееся людское море на торговой площади делится на два потока-реки: одни идут на Зверинец освобождать из поруба князя Всеслава, другие идут на Гору, требовать оружие и коней для борьбы с половцами. Но до того как людские потоки двинулись, князю Изяславу в Золотую палату уже доложили о волнениях и требованиях киевлян, а также о том, что неспокойно и в полках, разместившихся в предместье, — могут примкнуть к восставшим.