— Роберта и Лютер знают, что ты пишешь?

— Думаю, да, но я не уверен, понимают ли они, как серьезно я к этому отношусь. Я отправлял короткий рассказ в несколько литературных журналов. Все мне сразу же отказали, но желание, пытаться снова, не отбили.

— Попробуй, конечно, — я старалась скрыть теплоту в голосе, что было сложно, потому что Сэм показывал мне малоизвестную остальным сторону. – Как бы они отреагировали, если бы узнали, что ты хочешь стать писателем?

— Лютер назвал бы это хобби, — проговорил он. – Что-то для наслаждения, но писательством не оплатишь счета. А Роберта, скорее всего, была бы не так оптимистично настроена.

— Если бы я сообщила бабушке, что хочу учиться актерскому мастерству в колледже – где работа в кафе мне уже не помешает – думаю, она бы просто прямо мне сказала, что не позволит.

Сэм рассмеялся, в уголках глаз появились морщинки.

— Да. Я сильно люблю Роберту, но порой она практична до ужаса. И не очень-то уважает мечтателей.

— Что за истории ты пишешь?

— Может, в том и дело, — начал он и пожал плечами. – Потому я и не рассказываю им о своих историях. Почти все они о людях в нашем городе или о выдуманных персонажах, которые могли жить среди нас. Мне нравится придумывать, как они такими стали.

Я выдернула травинку.

— Помню, пару лет назад на уроке истории у нас была целая дискуссия о том, что история субъективна. Кто рассказывает историю? Тот, кто проиграл в войне или победил? Тот, кто придумал закон или попал из-за него в тюрьму? Тогда я много об этом думала и понимала, что я – всего лишь один человек и не такой уж важный, но мне интересно, какой была история моих родителей?

Сэм заинтересованно кивнул.

— Мама как-то сказала мне, что папа боролся за меня, но нам было лучше остаться в Герневилле, вдали от прессы, — я накручивала длинную травинку на кончик пальца. – Но откуда мне знать, что они рассказывали правду, а не то, что, по их мнению, меня бы не расстроило? Знаю, Лос-Анджелес для мамы не лучшее место, как и обстоятельства их разрыва, но я даже не могу поговорить с папой. Мне интересно, сколько папа боролся с разводом. Он по нам скучал? Почему он мне не звонил?

Сэм замешкался, может, знал то, чего я не знала. Вполне возможно.

— Я видела пару заголовков, — продолжила я. – Папино лицо невозможно пропустить на страницах журналов в «Lark’s» — это наша аптека – но хоть я и знаю мамину версию, странно, что я не читала статьи о родителях в интернете?

Сэм на меня покосился.

— Не очень.

— Просто я так одержима Голливудом, но о своей семье даже не могу ничего прочесть, — я замолчала и вырвала еще одну травинку. – Насколько точны эти истории? Я даже не знаю. Я не знаю, как он на нее смотрел, и как все между ними было в хорошие времена. Мне неизвестно, чем отец вызывал мамин смех, как и не знаю, что люди обо всем этом говорят, — я улыбнулась Сэму, но внутри стянулся комок нервов. – И в некотором роде хочу, чтобы ты мне об этом рассказал.

Зеленые, как мох, глаза Сэма округлились.

— Серьезно?

Когда я кивнула, он склонился ближе, напрягшись.

— Я не собираюсь врать, что не провел несколько часов прошлой ночью, перечитывая информацию.

Я издала смешок.

— Даже не сомневаюсь.

— Так и было, — начал Сэм, кашлянул и понизил голос, как у ведущего новостей, — Ян Батлер и Эммелин Гурье встретились в юном возрасте. Эммелин была невероятно красивой – уверен, ты слышала это от друзей-парней – Ян был «Мистером Харизмой». Они полюбили друг друга и переехали в Лос-Анджелес, где он начал свою карьеру. Эммелин… повезло меньше. Ян безумно ее любил. Судя по заметке в «Vanity Fair» в то время, — Сэм подмигнул, и я рассмеялась, — любой, кто видел их вместе, мог это понять.

Я посерьезнела, опустила взгляд, стараясь скрыть реакцию на слова – на возможность, что родителям не всегда было плохо вместе.

— Он начал сниматься в сериалах, но потом получил роль второго плана в фильме с Вэлом Килмером, а уже дальше добился главной роли. Ян выиграл «Эмми», потом «Золотой глобус», и примерно в то же время родилась ты.

Я кивнула.

— 1987 году.

— Потом у твоего папы завязалась первая интрижка – первая, о которой узнала пресса.

— Бию Чень.

— Бию Чень, — согласился Сэм. – Тебе было… два? – спросил он для подтверждения.

— Да, — это я тоже знала.

— Твоя мама осталась с ним. Больше серьезных ролей. Больше наград. Все думали, что Ян спал со многими после Бию. Но все проблемы появились из-за романа с Леной Стилл.

Я невольно сжала кулаки. Я помнила, как в кино крутили фильм с Леной Стилл. Она играла воина в мрачном будущем, типа клише про Избранного. Я его не смотрела, но создалось ощущение, что побывала на нем, потому что все в школе говорили о фильме. А я никому, кроме Шарли, не могла сказать, что мне не нравилось ходить на вечеринки Хэллоуина, потому что сверстники одевались в самодельные версии Лены Стилл.

— И в 1994 Лене было всего двадцать, она переспала с твоим отцом, — я подавила желание напомнить Сэму, что папе было тогда немного за тридцать – он вел себя мерзко, но не настолько – я не понимала, откуда появилось желание вступиться, как и не хотела давать Сэму шанс в этом увериться. – Лена забеременела, — сказал Сэм, — и пресса об этом узнала, — он замолчал, прижал ладонь к груди и добавил игриво. – Многие верят, что именно она сообщила эту новость прессе.

Многие – то есть почти все.

— А потом они попали в аварию, — продолжил Сэм, — после вечеринки в честь фильма, и Лена потеряла ребенка, и все жалели ее, а не Эммелин.

Я видела те заголовки. Было невозможно пропустить их, хоть мне было всего восемь. Я не знала, сколько раз в день их видела мама. Неприятные и навязчивые. Ярко-желтые слова:

«ЛЕНА СТИЛЛ ПОТЕРЯЛА РЕБЕНКА. ЯН БАТЛЕР РАЗДАВЛЕН НОВОСТЬЮ И ОТКАЗАЛСЯ ОТ РОЛИ БОНДА».

Жену и его ребенка, оставшихся дома, почти не упоминали, и мама говорила, что ее всегда выставляли безумной женщиной, цеплявшейся за Яна.

— И много спекуляций о твоей маме.

— Ты провел достаточно времени в интернете, да?

Сэм смущенно улыбнулся и лег на траву.

— Даже я помню эту историю. Мне было одиннадцать. Твое лицо несколько месяцев мелькало всюду – твои огромные глаза. Куда ты пропала? Мать похитила тебя? Тебя скрывали от Яна? Тебя забрала служба по защите свидетелей?

Правда, какой ее описала мама, была довольно банальной: измена мужа, токсичное общество, мама забрала ребенка и уехала из Лос-Анджелеса в неизвестность. Просто мой отец был одним из самых любимых актеров в мире, и публике было сложно понять, что актер и человек – не всегда одно и то же. Люди не могли поверить, что он сделал с ней что-то ужасное, и окружение в Голливуде чуть не сломало мою мать.

Но что было на самом деле? Странно, но казалось, словно мы говорили о чужой жизни.

— Я в это время была еще маленькой, – сказала я. – В небольшой частной школе училась вместе с детьми других актеров. И мы были изолированы от самого скандала. Однажды мама приехала и забрала меня из школы. В машине были сложены чемоданы, и сидела собака. Мы ехали несколько часов, казалось, вечность, но прошло всего-то шесть.

Сэм рассмеялся.

— Мы приехали к бабушкиному дому у реки, и, думаю, тогда я в первый раз спросила, вернемся ли мы домой. Мама ответила: «нет», — я сделала паузу и потянула другую травинку. – Я даже с ним не попрощалась.

— В Герневилле знают, кто вы?

— Может, кто-то из местных и знает. Бабушка всегда там жила, но все знают ее просто, как Джуд. То, что ее фамилия – Гурье, знает, наверное, только Алан, почтальон. Мама там выросла, но она обрезала волосы, выкрасила их в каштановый цвет и стала Эммой вместо Эммелин. И мы обе используем фамилию Джонс. Почти все оформлено на имя бабушки, а Эмма Джонс никому ни о чем не говорит, — я пожала плечами. – Похоже, все, кто знает, кто такая мама, и почему она вернулась, не лезут, куда не просят. Она будто все еще скрывается.

— Но у тебя есть друзья, которые знают?

— Моя лучшая подруга Шарли. И все.

Чувство вины растеклась из груди по всему телу, и мне стало холодно. Было приятно и жутко одновременно говорить на эту тему. Я изливала душу. Я знала, что мама с бабушкой построили этот пузырь уединения, чтобы защитить нас, но разговор об этом будто выпустил чудовище, которое мы скрывали долгие годы в подвале. Хорошо бы избавиться от него, но теперь мир мог увидеть тот ужас своими глазами.

— Но есть же твои фотографии из аэропорта ЛА, верно? – спросил он.

— Да, точно, — я опустилась рядом, и он удивил меня, взяв за руку. Шея и лицо пылали от нервозности, но я не отпустила. – Это был первый одобренный визит к папе после развода. Когда мне было девять, мама купила билет. Она довела меня до ворот, тысячу раз обняла и отпустила со стюардессой. Она больше меня боялась, что я полечу одна, и даже больше боялась, что за мной погонится пресса, когда я буду с папой. Я прилетела в ЛА, вышла из самолета в сопровождении и ждала.

Я рассказала Сэму и остальное: мне казалось, что ожидание было долгим, достаточно долгим, чтобы некоторые люди меня узнали и стали снимать. Потом я поняла, что люди в аэропорту пытались угадать, кто из родителей приедет за мной, а потом мама прилетела и забрала меня.

— Думаю, она переволновалась за меня в другом городе и из-за прессы. Она сказала, что папа ждал, но он поймет. Видимо, так и было, потому что она забрала меня домой.

Сэм застыл после этих слов, и его молчание вызвало у меня тревогу.

— Что? – спросила я, когда молчание стало напоминать густой туман.

— Ты не читала статьи?

Я повернулась к нему. Он выглядел так, словно собирался сообщить ужасные новости.

— О чем ты?

— Я о том, — начал он, поднимая взгляд к небу, — что в них история немного другая.

Я ждала, что он расскажет, но стало понятно, что нужно подтверждение, что я хочу это услышать.

— Все так плохо?

— Очень.

— Выкладывай уже.

— Думаю, твоей маме пришлось прилететь, потому что твой отец не появился, —тихо сказал Сэм. – По крайней мере, я такое прочитал.