— Честь требует снести подонку башку, — ответил Реймонд.
— Вот видите? — сказал Тома. — Честь сдерживает вас. Да, она вам что-то подсказывает, но вы не можете просто сказать «убить его». Хотя именно это вы и имеете в виду. А что вы конкретно намерены с ним сделать?
— Арестовать, — ответил Реймонд.
— Ну вот, только арестовать, — разочарованно произнес Тома. — А я должен его убить. Только не называйте меня бешеным албанцем.
— Как же вы собираетесь на него выйти? — спросил Круз.
— У нас много друзей, знакомые помогут. Есть знакомые и в полиции Хамтремка. Они поделятся с нами тем, что им известно. Мы уже знаем, какая у Мэнселла машина, где живет его подруга… Так что мы его обязательно выследим.
— А что, если он уехал из Детройта?
Тома пожал плечами.
— Ничего, мы подождем, — ответил он. — Почему он выбрал Детройт? Наверное, потому, что ему здесь нравится: здесь люди доверчивее, их легче грабить. Значит, он вернется. А если не вернется — разыщем в другом месте. Ему от нас все равно не уйти.
Реймонд посмотрел на Скендера, лежавшего на растяжке.
— Как Мэнселл сломал ему ногу? — спросил он.
Тома помолчал, а потом ответил:
— Преднамеренно. Вы читали медицинское заключение?
— В нем говорится, что он упал с лестницы и что его нашли на полу. Кто-то из жителей дома позвонил в «Скорую помощь».
— Да. Позвонила подружка Мэнселла, — сказал Тома. — Раз вы пришли сюда, значит, уверены, что это сделал он. Так что я не стану морочить вам голову, уверяя, будто Скендер упал с лестницы. Насколько я понял, улик против Мэнселла у вас нет, а если вы их не найдете, арестовать вы его не сможете. Даже если он и совершил двойное убийство. Хотя нет, вы же сказали, что он убил девятерых.
— На то, чтобы найти улики, требуется время, — ответил Реймонд.
Тома помотал головой.
— Нет, никакого времени не нужно. Скажите, где он, и мне, чтобы с ним расправиться, потребуется всего несколько минут.
Круз ничего не ответил.
— Для меня это дело чести, — заявил Тома.
— Вашей чести — да, — возразил Реймонд. — А как же моя честь?
Тома пристально посмотрел на лейтенанта. На этот раз в его взгляде читалось любопытство.
— Наверное, я чего-то не понимаю. — Албанец помедлил и добавил: — Может, вы лично хотите его прикончить?
— Может быть, — ответил Реймонд.
Тома продолжал разглядывать Круза.
— Да, я понимаю, вы убьете Мэнселла только в том случае, если он окажет сопротивление. Или если вам разрешит начальство. Но если он сдастся, что вы сделаете?
— Рассмотрим другой вариант, — сказал Реймонд. — Вы входите в комнату, а там сидит Мэнселл. Просто сидит. Как вы тогда поступите?
— О чем может быть разговор? — ответил Тома. — Конечно же я его пристрелю.
— Понятно. А если он безоружен?
— Все равно пристрелю. Мне плевать, вооружен он или нет. Вы тут все время толкуете об условиях, ограничениях, правилах — как будто в игрушки играете. — Тома изобразил изумление. Он слегка переигрывал, но в его игре чувствовался стиль. Наконец он улыбнулся не только губами, но и глазами: — У вас, полицейских, странное понятие чести. Вы вспоминаете о ней, когда преступник не вооружен. А что, если Мэнселл выстрелит первым? Тогда как? Погибать вместе со своей честью? — Тома помолчал. — Знаете, нас, албанцев, называют дикими, бешеными…
Пора было уходить. Реймонд вновь посмотрел на Скендера.
— И все-таки как ему сломали ногу?
— Сначала ударили каким-то тяжелым предметом, — ответил Тома. — Ему было жутко больно, но серьезных повреждений он не получил. Тогда Мэнселл положил ногу Скендера на коробку… ящик, взял металлическую трубу и ударил ею по колену. Удар был такой силы, что сустав выгнулся в другую сторону. Скендер говорит, что слышал, как кричала девушка, что-то говорила Мэнселлу… Пришел он в сознание, когда его уже везли в карете «Скорой помощи» в Детройтскую центральную больницу. Больше он ничего не помнит. Сегодня утром я перевез его сюда и положил в палату знакомого доктора.
— Говорите, он слышал голос Сэнди?
— Девушки? Да, она что-то кричала.
— А он не помнит, что именно?
Тома перевел взгляд на спящего Скендера, затем снова на Реймонда и пожал плечами.
— А какая разница?
— Не знаю, — ответил Круз. — Но возможно, есть.
Хантер ждал Круза у входа в больницу. Как только Реймонд сел в синий «плимут», Хантер повернул ключ зажигания и нажал на педаль акселератора. Однако машина, издав жалобный звук, с места не тронулась. Двигатель не завелся.
— Тома в больнице, — сообщил сержанту Круз. — Хочет сам разделаться с Клементом.
— А кто не хочет? — ответил Хантер. — Вот развалюха, мать ее…
— Он изложил мне суть своего кодекса чести. Согласно ему, он должен сначала посмотреть Клементу в глаза и только потом убить.
— Так в чем дело? Пусть действует.
— Я спросил его, а что, если Мэнселл будет без оружия? Тома ответил, что ему все равно.
— Не машина, а куча дерьма! — в сердцах воскликнул Хантер. — Не знаешь, когда она откажет.
Двигатель несколько раз кашлянул и, наконец, завелся.
— Невероятно! — удивился Хантер.
— Он никак не мог понять, почему мы будем стрелять в Клемента только в том случае, если он окажет нам сопротивление.
— Да? Куда едем?
— На Керчевал, к Мистеру Свити. Тома считает… А, да ладно, он все равно ничего не понял.
— Чего он не понял? — спросил Хантер.
— Я сказал ему, что Клемент убил девятерых, а он абсолютно спокойно произнес: «Да? Если вы знаете, что он убил девятерых человек, то почему он еще гуляет на свободе?»
— А ты что?
— Не помню. Мы сразу перешли к разговору о чести.
— Об их священном обычае, — уточнил Хантер. — Албанцы — они дикие, бешеные.
Реймонд пристально посмотрел на него.
— Ты так думаешь? — спросил он.
Дверь им открыла негритянка с прической в стиле афро. Она запахивала на себе цветастый халат. Глаза ее были испуганными. Она сказала, что Мистер Свити на работе.
— Вы не возражаете, если мы ненадолго к вам заглянем? — спросил Реймонд. — Хочу показать кое-что приятелю — один портрет.
— Какой портрет? — удивленно переспросила негритянка и повернулась вполоборота.
Реймонд ввел Хантера в дом. Он подождал, пока тот заглянет в комнату, и вместе с ним вышел на улицу.
— Ну, видел? — спросил Круз.
— Да. Портрет какого-то парня.
— Знаешь, кто он такой?
— Не знаю. Может, рок-звезда? Похож на Леона Расселла.
— Это — Иисус Христос.
— Да? — не сильно удивившись, произнес Хантер.
— Это — фотография.
— Надо же. Но только он на ней не очень-то и похож.
По пути Реймонд размышлял: почему его всегда удивляют такие вещи, к которым другие остаются совершенно равнодушными?
В баре, подавляющее большинство посетителей которого были негры, сидели две белые женщины. Они о чем-то оживленно разговаривали.
В зале под высоким потолком царил полумрак. Мистер Свити, в расстегнутой черной рубашке и с черным нейлоновым чулком, туго стягивавшим ему волосы, что делало его похожим на пирата, пробирался между столиков к барной стойке. Пахло пивом. В дальнем конце стойки сидела компания: мужчина с двумя женщинами. Когда Реймонд и Хантер вошли в зал, они повернули в их сторону головы, а затем снова уткнулись в телевизор. Транслировали очередную «мыльную оперу».
— А я думал, вы работаете по ночам, — сказал Круз подошедшему к ним Мистеру Свити.
— Я работаю круглосуточно, — ответил тот. — С чем пришли?
— Где будем разговаривать, здесь или у вас дома? — спросил Реймонд. — Не хотелось бы, чтобы вы чувствовали себя неловко в присутствии посетителей.
— Тогда не делайте так, чтобы я чувствовал себя неловко, — ответил Мистер Свити.
— Это всецело зависит от вас, — сказал ему Круз.
— Может, вам что-нибудь предложить?