— Сегодня я ни разу не слышала, чтобы твой пейджер пикал, — с улыбкой сказала она. — Вечер сегодня спокойный.
Реймонд промокнул усы салфеткой и улыбнулся в ответ.
— Точно, — кивнул он и, обратившись к журналистке, продолжал: — Однажды Милли за три столика услышала мой пейджер — а я не слышал ничего.
— Ты тогда вообще ничего не соображал, — заметила официантка. — Помнится, тогда я подошла к твоему столику и спросила, не у тебя ли в кармане звенит. А ты и не шелохнулся.
Она взяла со столика его пустой бокал.
— Вам еще что-нибудь принести?
Девушка из «Ньюс» ничего не ответила. Она закурила очередную сигарету, оставив на тарелке добрую половину телячьего филе, и перешла к кофе. Реймонд сказал, что выпил бы еще пива, и попросил Милли завернуть девушке недоеденный кусок мяса.
— Мне не нужно, — возразила корреспондентка.
— Вам не нужно — тогда я возьму, — сказал Реймонд.
— У вас есть собака?
— Не для собаки — для себя, — пояснил Реймонд и, стараясь показать свою заинтересованность, добавил: — Кстати, мужчине-репортеру и в голову не пришло бы уверять меня, будто я боюсь женщин. Он не стал бы спрашивать, считаю ли я женщин заблудшими созданиями. А вот женщины задают такие странные вопросы — не знаю почему.
— По словам вашей жены, вы никогда не говорили с ней о работе.
Его жена… Девушка из «Ньюс» явно хотела его достать.
— Наверное, вы не только репортер, но еще и психиатр, — заметил Реймонд. — Интересно, куда вы клоните? Во-первых, она мне больше не жена, мы развелись. Вы что, занимаетесь статистикой разводов в среде полицейских?
— По ее мнению, вы почти ни о чем с ней не говорили. Особенно о своей работе.
— Вы беседовали обо мне с Мэри Элис? — удивился Реймонд. — Когда?
— Позавчера. Почему у вас нет детей?
— Нет, и все тут.
— Она сказала, что вы редко оказывали ей знаки внимания, не говорили о своих чувствах. У мужчин на работе всегда бывают проблемы, скажем нелады с клиентами или начальством. Но, в отличие от вас, представители других профессий, придя домой, рассказывают женам о том, как у них прошел день, делятся с ними своими проблемами. А жены их утешают, гладят по голове, жалеют…
Милли, седая официантка в очках, поставила перед Реймондом кружку пива.
— А где твой напарник? — спросила она.
Девушка из «Ньюс» загасила сигарету, откинулась на спинку стула и вопросительно посмотрела на Реймонда.
— Кто, Джерри?
— Ну, тот, рыжий, с усами.
— Да, Джерри. Он собирался сюда заскочить. Ты его, кстати, не видела?
— Нет. По-моему, сегодня его здесь не было, хотя ручаться не могу. Так кому завернуть остатки?
Корреспондентка промолчала.
— Просто положи на стол, — попросил Реймонд. — Если она не заберет, заберу я.
— Кстати, у меня есть имя, — заметила девушка, дождавшись, пока Милли отойдет. Она наклонилась к Реймонду: — У меня такое ощущение, что вы не в ладах с действительностью.
Реймонд пил пиво, пытаясь хоть как-то увязать два высказанных в его адрес замечания. Девушка была явно раздражена, и Реймонду это поначалу даже понравилось. Носик у нее заострился, кожа на лице заблестела.
— Почему вы злитесь? — спросил он.
— Мне кажется, вы все время играете чью-то роль, — сказала девушка. — Когда работали в отделе по борьбе с наркотиками, изображали из себя супермена, вступившего в сражение с мафией. Потом, уже в полиции нравов, вы заявили, что исправлять нравы просто смешно…
— Я сказал, что в жизни происходит много смешного.
— А теперь вы получили другую роль: начальника убойного отдела.
— Исполняющего обязанности. Временно.
— Вот об этом я и хотела вас расспросить. Скажите, сколько вам лет?
— Тридцать шесть.
— Да, так и указано в вашем личном деле. Но вы выглядите намного моложе. Какие у вас взаимоотношения с коллегами?
— Прекрасные. А что?
— У вас с ними проблем не бывает?
— Что значит «проблем»?
— Вы мне кажетесь слишком мягким.
«Может, сказать ей, что мне нужно выйти в туалет?» — подумал Реймонд.
— Вы такой вежливый… — задумчиво продолжала корреспондентка, а потом ее словно озарило: — Поняла! Вы хотите казаться старше своих лет! Ведь так? Большие усы, костюм консервативного синего цвета… Знаете, как вы выглядите?
— Как?
— Старообразно. Как на старинной фотографии.
Реймонд облокотился о стол.
— Вы не шутите? — поинтересовался он. — Я действительно так выгляжу?
— Как будто вы подражаете Клинту Иствуду, — вглядываясь в его лицо, ответила девушка. — Этакому старому доброму шерифу с Дикого Запада. Я верно угадала?
— Знаете, где Святая Троица? — неожиданно спросил Реймонд. — К югу отсюда, неподалеку от стадиона «Тайгер». Там я вырос. В Белл-Айле мы играли в ковбоев и индейцев, стреляли друг в друга из игрушечных револьверов. А родился я в Макаллене, штат Техас. Но мне то время почти не запомнилось.
— А я все не могла понять, какой у вас акцент, — обрадовалась девушка из «Ньюс». — Вы, значит, мексиканец, а не пуэрториканец?
Реймонд вновь откинулся на спинку стула.
— Напишете, что меня сделали начальником отдела, потому что я — представитель нацменьшинств?
— Не надо обижаться. Я задала вам обычный вопрос. Так у вас мексиканские корни?
— А у вас какие? Еврейские или итальянские?
— Все, закрыли тему, — отрезала корреспондентка.
Реймонд ткнул в нее пальцем.
— Вот видите? Мужчина на вашем месте никогда бы не сказал «Все, закрыли тему».
— Не тычьте в меня пальцем, — с раздражением сказала девушка. — Мужчина не сказал бы вам так, потому что побоялся бы вас?
— А может быть, оказался бы более вежливым, чем вы. Грубость не всегда помогает.
— В отличие от вас, — заявила корреспондентка, — я не ношу оружия и никому не подражаю. Ни Джону Уэйну, ни Клинту Иствуду. Признайтесь, вы ведь на них хотите быть похожим!
— Я что, обязательно должен хотеть стать актером?
— Вы понимаете, что я имела в виду.
— Я работаю в убойном отделе, — ответил Реймонд, — и мне нет нужды кому-то подражать. Мне нравится моя работа. Кстати, драматических моментов в ней тоже хватает.
— Вот здорово! — Девушка из «Ньюс» посмотрела на Реймонда так, словно знала о нем что-то такое, о чем он сам и не подозревал. — Вы сейчас чуточку раскрылись, — заметила она. — Стоило вам раскрыться, как вы сразу изменились. Мне приходится быть скрытной, потому что характер моей работы…
— Вовсе я не скрытный, — возразил Реймонд.
— Лучший способ защиты — нападение, — продолжала его собеседница. — Большой пистолет придает полицейским ощущение уверенности в себе. Они ощущают себя настоящими мужчинами, мачо. Я уже не говорю о том, какое большое значение придают мужчины размеру пениса…
— Да, об этом и в самом деле не надо.
Она печально посмотрела на Реймонда.
— Знаете, я и это смогла бы прокомментировать. Вы поспешили перевести разговор на другую тему, как будто секс — что-то грязное. Уверяю вас, лейтенант, вопрос в том, чтобы говорить, тщательно выбирая слова.
«Интересно, — подумал Реймонд, — мне уже можно отвечать?» Набравшись смелости, он ответил:
— Знаете, кем я не устаю восхищаться с того дня, как поступил в полицию? Пожилыми сержантами уголовного розыска, настоящими асами своего дела. Чтобы стать такими, как они, надо прослужить не менее двух десятков лет. Теперь все проще; кто сдал экзамен, тот и получил повышение.
— Как вы, — заметила корреспондентка. — Вы прослужили всего пятнадцать лет и стали лейтенантом. Это потому, что окончили колледж?
— Отчасти да, — кивнул Реймонд. — Будь я негром, возможно, сейчас был бы уже инспектором.
Девушка вскинула голову:
— Вас возмущает такое положение дел?
— Совсем нет. Просто все обстоит именно так. Старые служаки еще попадаются, но им все чаще перебегают дорогу те, кому до них еще далеко.
— Вы сказали это с горечью.
— Нет, что вы.
— В таком случае вы говорите, как старик. Кстати, вы и одеваетесь, как мужчина преклонных лет.