Она перечитала написанное, и в ее сознании оно преобразовалось сначала в услышанные ею звуки: Ку-ши-каам.

А в следующее мгновение прорезался таившийся в этих звуках смысл:

КЛЮЧ.

Лив подняла голову. Женщина уже успела собрать вещи, прошла через металлоискатель и теперь присоединилась к своему мужу. Охранники пропустили их и стали как можно быстрее наводить привычный порядок. По всей вероятности, им каждый день приходится наблюдать нечто подобное — бурные семейные сцены, подогреваемые усталостью и напряжением. Но если даже и так — почему они стояли, смотрели, как мужчина бьет беременную жену, и ничего не сделали? Лив было противно об этом думать, вот только сделать она ничего не могла. Затеять драку с несколькими женоненавистниками — не лучший способ держаться в тени. Однако же шепот в ее ушах не смолкал, и она ощутила на удивление сильный приступ агрессии по отношению к мужчине, ударившему жену. Ей хотелось ударить его и унизить при всех. Даже убить его хотелось — выхватить у кого-то из ротозеев-охранников пистолет и прострелить этому типу голову. Ее поразила сила собственной ненависти. Казалось, эту ненависть питал шум в голове, пока там не засвистело, как в закипающем чайнике. У Лив покалывало кожу, словно в нее вонзались булавки и иглы. Ощущения, которые она испытывала, напугали девушку. Как будто бы в ней поселилось что-то угрожающее, чего она не понимала и чем не могла управлять. Она огляделась и обнаружила, что все стоящие в очереди смотрят на нее. Женщина перед ней что-то сказала, но из-за шума в ушах Лив ее не расслышала. Она просто швырнула на поднос свои вещи и устремила взгляд вперед, избегая встречаться с кем-нибудь глазами. Да что с ней происходит, черт побери? Похоже, она теряет голову.

Прошла через металлоискатель и побрела в главный вестибюль. Плохо, что она ничего не помнит, так теперь еще и голоса стала слышать! Ее, Лив Адамсен, закаленную журналистку, привыкшую полагаться исключительно на логику, цинично отвергающую все, что выходит за рамки мышления передового человека, ужасно раздражало, что с ней творится что-то «потустороннее». Ей это страшно не нравилось, и от этого она хотела побыстрее избавиться. Лив по-прежнему была убеждена, что в больнице ее накачали психотропными препаратами и все, что она сейчас испытывает, — это отвратительный побочный эффект их действия. Это пройдет, стоит ей выспаться как следует и влить в себя четыре-пять литров кофе.

Она взглянула на расписание вылетов. На ее рейс уже шла посадка, но Лив не стала спешить туда. У нее давно выработалась привычка: если что-то «не стыкуется», надо рассмотреть проблему со всех сторон, пока не отыщется разумное объяснение. В данную минуту разум подсказывал ей, что нацарапанное на руке слово должно быть чем-то таким, что не случайно зацепилось в ее сознании. Оно взято из языка, который можно установить, тогда будет понятно и само слово. Она обежала глазами ряд беспошлинных магазинов, выстроившихся вдоль стен терминала, и отыскала то, что требовалось. Лив забросила рюкзак на плечо и устремилась вперед, в противоположную от выхода на посадку сторону. Придется поторопиться.

Габриель задумчиво посмотрел на дисплей смартфона, ярко светившийся в полутьме бара. Сидел он в бельэтаже «Сахнеси»[40], бывшего оперно-драматического театра, построенного для европейских аристократов, когда в конце восемнадцатого века те повалили в Рун, — в то время город сделался непременным пунктом в традиционной поездке по Европе, без которой образование молодого человека из благородной фамилии не могло считаться завершенным. В наши дни театр превратился в популярный киноцентр со множеством баров. Здесь бесплатно предоставляли беспроводной доступ в Интернет, ради чего Габриель и заглянул в один из баров.

Он нажал на экране картинку браузера и набрал в окошке поисковика: «Больница Рун». Ажда купила когда-то этот смартфон в секонд-хенде бытовой техники, в квартале Пропащих Душ, где торговали в основном вещами, украденными у туристов. Стоил смартфон дорого, зато к нему прилагалась сим-карта, которую невозможно было отследить, а процессор был не хуже, чем в ноутбуке. Поиск выдал номер телефона регистратуры, который Габриель тут же и набрал.

— Больница Давлата Хастенеси.

— Здравствуйте. Я хочу послать двум больным цветы, нужны номера их палат.

— Фамилии известны?

— Одна — Катрина Манн, другая — Лив Адамсен.

Было слышно, как застучали по клавиатуре пальцы.

— Миссис Манн находится в палате 410, в корпусе психиатрического отделения. Мисс Адамсен — в палате 406 того же корпуса… нет, погодите минутку. Выходит, мисс Адамсен сегодня выписали.

— В котором часу?

— Здесь не указано. Просто отмечено, что ее палата свободна.

— У нее сегодня были посетители?

— А какое отношение это имеет к цветам? — чуть помедлив, спросила регистраторша.

— Так я уже послал их. Хочу проверить, успела ли она получить до ухода.

Снова стук по клавиатуре.

— Здесь отмечен только визит полицейского инспектора сегодня днем.

— Спасибо.

Габриель нажал «Отбой», быстро переваривая в уме полученную информацию. Потом открыл браузер и набрал в поисковике: «Рун, полицейское управление». Первым в списке результатов шел номер «горячей линии». Габриель набрал этот номер и снова прижал телефон к уху.

— Управление полиции Руна.

— Здравствуйте. Не могли бы вы соединить меня с инспектором Аркадианом из отдела по расследованию убийств?

— Инспектор Аркадиан сейчас в отпуске.

— А можно соединить меня с ним по мобильному телефону?

— Боюсь, что нельзя, сэр. Может быть, вас устроит другой сотрудник того же отдела?

— Нет, мне нужно поговорить лично с инспектором Аркадианом. Это важно и очень срочно. — Он лихорадочно перебрал в уме возможные аргументы. — Передайте, что с ним хочет говорить Габриель Манн. Сегодня я бежал из-под ареста, из вашего управления. Готов сдаться, но только ему самому и только в том случае, если он перезвонит мне не позднее чем через пять минут.

Книжный магазин в аэропорту был забит обычной продукцией, рассчитанной на скучающего в полете пассажира. Лив прошла к полке с разговорниками, находящимися возле самой кассы, и пробежала глазами названия, отбирая те, где начертания букв были ей незнакомы. Ей хотелось доказать самой себе, что слово, возникшее в мозгу, было услышано в гомоне пассажиров. Если бы только найти, на каком языке оно было сказано, — и тогда можно садиться в самолет, не тревожась о том, что она сходит с ума и слышит потусторонние голоса. Когда Лив дошла до самой нижней полки, у нее набралось уже восемь книг. Начала она с арабского разговорника, сразу раскрыв его на букве «К», — искала слово «ключ». Нашла и сравнила арабское написание с символами на своей руке. Даже похожего ничего. Тогда Лив просмотрела остальные семь книжек, где слова были написаны кириллицей, по-гречески, по-китайски… Ни одна не подошла.

Ах ты, черт!

Она поставила книги на место и собралась уже уходить, как вдруг что-то на соседней полке привлекло ее внимание. На суперобложке была нарисована табличка с какими-то слабо различимыми значками. Это были не те самые символы, что записала Лив у себя на руке, но весьма на них похожие. Она открыла книгу и обнаружила, что это не разговорник, а труд по истории. Пояснение на внутренней стороне суперобложки потрясло ее еще больше: на фотографии была запечатлена табличка, которой насчитывалось пять тысяч лет. Написана она была на шумерском, давно мертвом языке. Значит, услышать это слово в гуле аэропорта Лив не могла. Она быстро пролистала книгу в поисках фотографий других древних текстов. Нашла в последний момент, когда уже собралась бросить все и поспешить на свой рейс. На фото был резной каменный цилиндр с отверстием внутри. Ниже шла широкая полоса мокрой глины, в которую цилиндр был завернут. На виду оставался квадратик текста, состоявшего из линий и треугольников.