Утром, заведующий отделением, доктор Лапша, полный творческих планов и шустрый как вошь на гребешке, прибыл в отделение и как-то буднично сообщил, что, мол, господа, к нам едет ревизор из Иерусалима, из Министерства здравоохранения. Ревизор нам представлялся солидным крупным мужчиной, прогуливающийся по сумасшедшему дому в сопровождении притихшей свиты. Ошиблись мы фатально.

День начался суматошно. Утром я пошел в старческое отделение, где по случаю приезда ревизора готовились к конкурсу красоты среди больных, и был избран членом жюри. Другой член жюри, работник приёмного покоя, попросил меня забрать Мустафу, который вновь поступил в наше отделение. Это был известный всей больнице малюсенького роста бедуин с мужскими прелестями циклопических размеров. Легкая олигофрения, которой он страдал, не мешала ему пасти овец и верблюдов, но особенно он любил ослов и ишаков. Мустафа был молод, полноценно питался, к существу женского пола любого возраста приблизится ближе, чем на пятнадцать метров возможности у него не было, мужское естество, составлявшее процентов двадцать его тела, рвалось в решительный бой.

Когда выяснилось, что жертвой его большой любви пал ишак, Мустафу поместили в психбольницу. В силу юного возраста Мустафа был госпитализирован тогда в подростковое отделение. Впервые попав на новое место, Мустафа возбудился. Его привязали к кровати и сделали укол. Вскоре безумные подростки радостно доложили задремавшему было медперсоналу, что в связанном состоянии новый пациент много и удивительно плодотворно онанирует. Его имя сразу стало нарицательным. Полное психологическое обследование, проведенное руководителем подросткового отделения Офакимской психиатрической больницы, доктором Кереном, показало, что «ид» Мустафы преобладает над «суперэго». Гипноз и индивидуальная психотерапия привели к кратковременному улучшению. Его показывали студентам, изучающим детскую психиатрию и урологию, лечили витаминами и антидепрессантами и через месяц выписывали в связи со значительным улучшением состояния. Таких госпитализаций у него было несколько. Но последний случай был из рада вон выходящий. В результате его ласки ишак погиб. Владельцы ишака обратились в суд за возмещением морального и материального ущерба с учетом упущенной выгоды. Мустафу направили на судебно-психиатрическую экспертизу.

Ничего никому не сказав, я забрал Мустафу из приемного покоя, привел в отделение и, как это было заведено, выдав ему пижаму и полотенце, направил в душ. Тем временем медсестра приёмного покоя позвонила в отделение и сообщила, что к нам направлен больной. Привести его попросили Яна Каца. Встретив в приёмном покое какую-то нарядно одетую женщину, из-за незнания иврита он понял только то, что её необходимо доставить в наше отделение. Пока он сопровождал женщину в отделение, та была спокойна, улыбалась и даже пыталась заговорить с младшим медбратом. Придя в отделение, Ян подвел её к душу, выдал пижаму, полотенце, стаканчик с шампунем и жестом пригласил в душ. Женщина почему-то заупрямилась, к предложенному шампуню отнеслась с пренебрежением, брать пижаму и заходить в душ не захотела. Необходимо отметить, нравы в отделении судебной психиатрии всегда были суровыми. Ян сунул ей в руку пижаму, вылил шампунь на голову, втолкнул в душ и запер за ней дверь. Атмосфера в отделении была суматошная, готовились к приходу ревизора и о том, что в душе оставили нового больного, вспомнили только через полчаса. Открыв дверь душа, мы увидели, как мокрый голый Мустафа что-то горячо доказывал застывшей в неудобной позе нарядно одетой женщине. Не смотря на стекающий по ее лицу шампунь, глаза её, как, впрочем, и рот, были широко раскрыты и, не моргая, смотрели на мужские прелести Мустафы в рабочем состоянии. Моргать ревизор начала минут через сорок, тогда же она смыла с лица шампунь, а окончательно пришла в себя только вечером.

Доктор Лапша требовал гнать Каца из сумасшедшего дома поганой метлой, хотя последний дерзко утверждал, что Мустафа своей духовной красотой спасёт мир. По мнению заведующего судебно-психиатрического отделения, этот случай мог нарушить хрупкое психическое равновесие, в последнее время установившееся в голове Мустафы под влиянием его, доктора Лапши, индивидуального психотерапевтического лечения в условиях поликлиники. В отличие от него, ревизор отнеслась ко всему происшедшему с пониманием и даже дважды навещала Мустафу, приносила ему цветы и конфеты и о чем-то долго с ним говорила. Но это не помогло. Каца с треском выгнали с работы. От обиды он купил дом в Ливне и пригласил все отделение, в том числе доктора Лапшу, на новоселье. Новоселье, естественно, сделали в доме Борщевских.

Приемная гарема дворца Сулеймана Великолепного на доктора Лапшу произвела неизгладимое впечатление. Кац был отомщен. Без Яна наше отделение чувствовало себя осиротевшим, а Кац без отделения ощущал себя возмужавшим. Отделение русской мафии, занимающееся выпуском палестинских фильмов в израильском поселении Ливна, наконец, обзавелось новым микроавтобусом, и Кац выполнял функции его водителя.

Следующий фильм был поставлен на основе исторического материала. Аюб проделал большую работу, собрал ранее не публикуемые в открытой прессе материалы, систематизировал воспоминания очевидцев, и киностудия «Антисар» приступила к работе над фильмом о юношеских годах Арафата. Роль юного Ясира была кинематографическим дебютом Мустафы, который недавно был в очередной раз выписан из офакимской психбольницы. Перед началом съемок у меня состоялся тяжелый разговор с Вячеславом Борисовичем.

— Я буду с вами откровенен, Михаил. Мы приступаем к работе над фильмом на историческом материале. Такие фильмы требуют особого такта. Кроме этого, я чувствую ответственность за людей, которые трудятся, нет, которые творят под моим началом. Будем предельно прямы. Нас здесь никто не слышит. Пусть это будет стоить мне жизни, но я не могу не поставить точки над i. Меня крайне беспокоят ваши подручные Кац и Пятоев. Я не знаю всех деталей и, говоря откровенно, не хочу знать, но то, что их руки в крови по локоть, впрочем, как и ваши, мне известно. Чего стоит ваша подпольная тюрьма, которую вы называете психбольницей. После того как этот садист, за особую изощренность прозванный доктором, побывал в моем доме, во время так называемого новоселья, моя супруга Оленька до сих пор не может прийти в себя. Ей постоянно что-то мерещится по ночам. И не перебивайте меня! Мустафа нам всё рассказал! Несчастный молодой человек с тонкой душевной организацией вышел из вашего острога надломленным и душевно и физически! Варенька принимает в нем большое участие и, даже приютила его в своем доме. Он играет роль Ясира в нашем новом фильме «Человек без ружья».

Теперь о нашем операторе. Для меня защита Родины — святое. Но методы, методы… Они изготовили два бюстгальтера, кружева на которых были выполнены в виде карты Хевронского нагорья. Правый сосок Мирьям изображал высоту 712, а большой палец Александра показывал маршрут, по которому должен проехать руководитель хевронского Хамаса. Ныне, понятное дело, покойный. Белый бюстгальтер символизировал день, а черный, соответственно, ночь. Вздохи Мирьям отсчитывали часы, а заключительный стон означал время покушения. И все это в одной из самых трогательных сцен фильма! И потом… Они повесили абстрактную картину в гареме старого шейха. Ровно на 21-й минуте фильма они заменили её инструкцией по пользованию взрывным устройством. При монтаже фильма она видна на экране менее одной секунды. Её можно увидеть, только остановив просмотр фильма в строго определенный промежуток времени. Простой зритель инструкцию увидеть не может, но мы присутствуем при становлении палестинского кинематографа. Критики будущего просмотрят каждый кадр, и тогда все раскроется. Моим правнукам и вашим, Миша, внукам будет неудобно, уж поверьте мне, старику.

А этот мерзкий Леваев! Он просто мешает актерам сосредоточиться своими бесконечными указаниями во время съемки особо лирических сцен. Мне ли вам объяснять, что съемка остроэротической сцены требует полной концентрации. Я ему прямо сказал: «Вениамин Мордыхаевич, голубчик, да на вас креста нет». Но это мало помогло.