Я скажу вам больше, Вова. На мне ставили эксперименты по созданию биологического оружия. Меня заразили столбняком. Я выжил чудом. Из отделения судебно-психиатрической экспертизы офакимской психбольницы меня перевезли в приемный покой больницы им. Вороны. Я находился без сознания. В психбольнице решили, что я безнадежен. От столбняка не выживают. В приемном покое не знали, что со мной делать. Но случилось чудо. Сила духа преодолела болезнь. Потрясенная врач предложила мне свою любовь. Когда все ушли покупать нам цветы, я незаметно сумел скрыться из больницы Ворона.

— Мне кажется, что вы преувеличиваете, Костик, — прокомментировал историю болезни Костика Вова Сынок, — а моя мама в таких случаях рекомендует не рубить с плеча, а поднять штангу. Я рекомендую вам отжаться десять раз от пола, и тогда всё не будет выглядеть в таком мрачном свете. В действительности доктор Лапша милый человек, но его мучают сексуальные кошмары. Доктор Светлана является ему в дурных снах. А в плане культуры у нас действительно не все в порядке. Здесь вы правы. Мой роман «Сила есть» ещё не нашел дорогу к своему читателю. Вот и Кац жалуется, что его «Поц» не может увидеть свет.

— Судьба «Поца» господина Каца интересна только его жене, — прервал Сынка выздоровевший от столбняка Костик, — архиважное дело скорейшей публикации цитатника шейха Мустафы преступно саботируется зарвавшейся верхушкой русской мафии. Бедняжка Варвара Бух-Поволжская, глядя на шейха Мустафу, не может заснуть. Чистая наивная женщина, она свято верит, что шейх Мустафа своей красотой спасёт мир. Мирьям Абуркаек жалуется на дискриминацию по национальному признаку. Никто ничего не публикует. «Голая правда» пишет только о схватках с крокодилами. Политсовет Русского Народного Еврейского Фронта безмолвствует. Бывшие работницы «Экстазы» в один голос говорят, что верхи не могут, и при этом распространяют злонамеренные слухи, что низы не хотят. Волосы встают дыбом даже у лысых и глухих, когда они слышат разглагольствования Маковецкого, чеченского полевого командира и самозваного князя Абрама Серебряного.

Закрыв наглухо двери «Голой правды» для истинных грандов литературного цеха, газета публикует сценарий Вениамина Леваева, в котором этот мясник от литературы сочетает законным браком Микки Мауса и принцессу Диану. Акын узбекской литературы считал, что принцесса Диана — это персонаж мультфильма, а не живая женщина в плоти и крови. Естественно, он вынужден был опубликовать свои извинения. Извинения были по-восточному витиеваты, и в них выражалась уверенность в том, что принцесса Диана происходит из хорошей семьи. Хочется пожелать маститому узбекскому киносценаристу остаток дней провести в счастье и любви с монахиней Терезой, — закончил свой обзор литературной кухни русской мафии лидер офакимских мусорщиков.

Вова Сынок обещал присоединиться к акции литературного оппозиционера, но, придя на смену, младший медбрат Серебрянников мне во всем сознался. Он swore mum (клялся мамой), что не верит ни одному слову Костика, и объяснял его поведение complications from a tetanus (осложнениями от перенесённого столбняка). Я поблагодарил Вову Сынка за проявленную сознательность и правильное понимание своего гражданского долга и заверил его в том, что ситуация находится под контролем.

«Какая глыба, какой матерый человечище доктор Лапша, — подумал я, оставшись наедине со своими мыслями, — над ним сгущаются тучи, его обвиняют в гомосексуальных связях. За его невзрачной внешностью скрывается большой учёный и истинный патриот своей Родины. Хочется верить, что когда доктор Лапша умрёт, на дверях его кабинета будет висеть мемориальная доска с его благородным профилем, а вновь поступившим пациентам будут рассказывать о его научной деятельности!»

О гомосексуальных претензиях Шапиро дель Педро к доктору Лапше я узнал случайно. Антонио выделялся из прочих обитателей судебно-психиатрического отделения наклонностью к шашечной игре и большим интересом к политике. Наслушавшись Великого Вождя и Учительницу по радио, которое непрерывно работало в прогулочном дворике, Шапиро дель Педро проникся идеями борьбы за неотъемлемые права сексуальных меньшинств. Эта глубокая убежденность привела его к пониманию того, что его святой долг перед грядущими поколениями — это написание книги, посвященной этой проблематике. Если бы он слушал выступления других политических деятелей, то, возможно, его страждущую душу взволновала бы другая тематика. Но по израильскому радио транслировали только выступления Великого Вождя и Учительницы или руководителей палестинских террористов. Террористы мрачно призывали к уничтожению Израиля в борьбе за справедливый и прочный мир. У уродливой депутатки Кнессета не было с ними разногласий в вопросе борьбы за справедливый и прочный мир, но в вопросе о правах сексуальных меньшинств, которые соблюдать исламские террористы не обещали, Великий Вождь и Учительница не шла ни на какие компромиссы. Обитатели отделения судебно-психиатрической экспертизы политических воззрений лидера партии «Энергичная работа» не разделяли и вспоминали в негативном свете её маму, а также её папу, одного из отцов-основателей Израиля, великого Натана Ворону, чьим именем сейчас названы заводы, дворцы, пароходы и даже офакимская больница. На дочери великого Натана природа отдыхала, но беспокойная дочь Вороны природу в покое не оставляла.

Под влиянием её непрерывной агитации, а также в результате того, что его психика в то время находилась в совершенно расстроенном состоянии, Антонио Шапиро дель Педро приступил к написанию повести, посвященной нелегкой борьбе сексуальных меньшинств. Книга называлась «Четверо разнополых». Пока психика литератора находилась в расстроенном состоянии, работа спорилась. Но под влиянием лечения сильными антипсихотическими препаратами наступил творческий кризис. Прозаик затаил обиду на своего лечащего врача, доктора Лапшу. Чувство мести завладело вампиром. Он обратился за помощью ко мне.

— Что у меня за жизнь, Михаэль, — горестно сказал мне Антонио Шапиро дель Педро, — пить людскую кровь — моя постоянная потребность. Этот изверг, доктор Лапша, считает, что это у меня бред, и пичкает меня антипсихотическими лекарствами. В действительности — это не бред, а моя сексуальная ориентация. Я — сексуальное меньшинство и горжусь этим. Но, к большому моему сожалению, я сексуальное меньшинство неудовлетворенное. Мне приходится следить за медсестрами. Если я вижу, что медсестра кому-то делает укол, мне приходится неожиданно наклоняться и лизать место укола. В качестве компенсации морального ущерба я обычно отдаю облизанному сигарету. Но пару раз меня ударили. И эти муки я принимаю за несколько капель крови. Однажды один больной порезал палец. И за полпачки сигарет я сосал его палец двадцать минут. Для меня это был праздничный банкет.

— Не нужно скромничать, Антонио, — ответил я гордому представителю сексуального меньшинства, — как-то в больнице Ворона вы выдули литр человеческой крови и при этом даже не закусили.

— Это был праздник освобожденного секса, который так редко дарит жизнь сексуальным меньшинствам, — парировал Шапиро дель Педро.

— Ну, и что вы, в связи с праздником освобождённого секса, хотите от меня? — раздраженно ответил я. Душевные порывы вампира с острова Свободы не вызывали в моем сердце отклика.

— Доброго слова от вас не дождешься, а все вы — русская мафия. К Вове Сынку подошел, лизнуть разбитый кулак попросил, так этот Тарзан заставил меня от пола отжиматься. Вы все душегубы!

Антонио продолжал что-то бубнить о русской мафии и о близком часе расплаты, но неожиданно я услышал, что мирный кровопийца собирается поведать доктору Светлане о том, что он поддерживает тайную связь с доктором Лапшой. Коварный дель Педро собирался одним ударом убить двух зайцев. Отомстить доктору Лапше и, кроме того, он точно знал, что у доктора Светланы «long and plentiful menses» (длительные и обильные менструации), а у Антонио были на этот счёт далеко идущие планы.

Угроза сексуальной провокации витала над потерявшим бдительность Бидоном Надоевым. О нависшей над любимым начальником угрозе я рассказал Вове Сынку.