Отойдя от гостей города, Улеб пошагал к крепости, легкими кивками головы отвечая на поклоны встречных‑поперечных. Олег сразу вспомнил обещание, данное Пончику. Набравшись смелости, он подошел к конунгу и поклонился.

– Чего тебе? – добродушно спросил Улеб, будучи в хорошем настроении.

– Я твой трэль, конунг, – заговорил Олег, – но не всегда я ходил стриженым. Не ведун я, не пророк, но кое‑что мне ведомо…

– Ты мне башку‑то не тумань, – сказал конунг. – Выкладывай самую суть!

– Я ведаю будущее! – выложил Олег. – Я чего и подошел – предупредить хочу! Угрозу чую, конунг, прямую и явную. Можешь гнать меня, но знай – этим летом придет на твою землю сильный враг и сожжет Альдейгу!

– Кто?! – сразу навострил уши конунг. Глаза его моментально обрели резкость и цепкость.

– Точно не скажу, – признался Олег. – То ли Рагнар Лодброк, то ли Эйрик Энундсон… А больше и некому!

– Та‑ак… – нахмурился Улеб.

Конунг ступал по мостовой, приближаясь к крепости и Торгу, Лембой, потряхивая гривой, шагал за хозяином, а Олег топал следом, не разумея, уйти ли ему или остаться. Завернув за угол крайнего «длинного дома», вся троица вышла к пристани, обходя торговые ряды по берегу. У пристани покачивались средневековые плавсредства, арабские и местные, а из‑за мыса выгребала карельская лойва.

Глянув на реку, Олег очень удивился, приметив вдруг лойву. После разлада между Улебом и Буривоем карелы избегали появляться в Гардах. Конунг визиту нежданному тоже подивился – он озадаченно почесал макушку в кругу золотого венца с крупным изумрудом надо лбом и хмыкнул в затруднении.

Лойва медленно приблизилась и со скрипом потерлась о бревна вымола. Гридни молча приняли брошенные канаты, потом вдруг зашумели, выкрикивая угрозы и проклятия, замахали руками, хватаясь за мечи.

– Чего они там? – сказал Улеб встревоженно и поспешил к лойве. Сухов направился следом.

Карел набралось с десяток, и почти все были обмотаны окровавленным тряпьем – у кого нога, у кого рука, а то и голова. Карелы хмурились и зыркали исподлобья на русскую гридь, а четверо «ходячих» бережно снесли на берег носилки с Буривоем. Князь был плох – одна рука его лежала на груди, другая бессильно свешивалась с носилок. Юная девушка, глазастая, скуластенькая, нагнулась, вернула руку на место и отерла князю пот со лба. От этого легкого движения лицо Буривоя страдальчески сморщилось, глаза его открылись, сморгнули слезу.

– Что с тобой? – спросил Улеб, пересилив гордую натуру.

Блуждающий взгляд Буривоя нашел конунга и отвердел.

– Эйрик напал на нас… – прохрипел князь. – Эйрик сын Энунда…

Олег похолодел, мурашки сыпанули по телу, а конунг оглянулся и проговорил:

– А ты прав был… – Он усмехнулся и добавил: – Олег Вещий!

– А‑а… к‑как? А настоящий где? – пролепетал Олег.

Конунг непонимающе посмотрел на него и пожал плечами.

– Большую силу привел Эйрик? – склонился он над раненым.

– Шестьдесят лодий… – вымолвил Буривой. Легкие его сипели и клекотали, на губах выдувались и лопались розовые пузыри.

– Лекарей сюда! – гаркнул Улеб. – Живо!

Несколько гридней сорвались с места.

– Они взяли Кирьялаботнар… – говорил Буривой, закрыв глаза. – Бой был на Кумене… Бойня… Разбили нас… Потом и Бьярмар взяли…

Девушка, что рядом с носилками была, сказала заботливо:

– Тебе нельзя разговаривать, княже!

Буривой улыбнулся ясно.

– Уже можно, Данка… – прошелестел его голос. – Я одной ногой на Звездном Мосту…[57]

Договорив последнее слово, Буривой закашлялся, у него изо рта пошла кровь.

– Лекари где?! – зарычал Улеб. Конунг был страшен.

– Здесь мы! – пискнула Чара.

Травница подлетела к носилкам, следом принесся Пончик.

– Поздно, – ровным голосом сказала Дана. – Князь ушел к предкам…

Чара вздохнула жалостливо и положила ладошку, прикрывая Буривою глаза.

– Улев, – по‑прежнему ровно проговорила Дана, – Йерик кунингас в Бьярмаре не задержится, не сегодня завтра свеи и сюда явятся… И не одни – нашлись предатели‑карелы!

– Мы их всех встретим! – осклабился Улеб конунг и возвысил голос: – Верно, братие?!

– Вер‑рна! – заревела гридь, вскидывая кто что – мечи, секиры, копья.

– Бояр ко мне! – скомандовал конунг железным голосом. – Быстро!

Тайными тропами поскакали гонцы: на запад – в Хунигард, на восток – в Алаборг, на юг – в Гадар и Дрэллеборг. Тамошним ярлам было приказано бросать все дела и двигать с дружинами на соединение с гриднями конунга. А херсирам пограничных крепостей Ногард и Хольмгард, стороживших Неву, был отдан иной приказ – пропустить свейские драккары и ударить по захватчикам с тыла.

Над Альдейгой стоял стон и плач. Собиралось ополчение, мужики‑вои наскоро расцеловывали женок и деток и разбегались по кончанам и уличанам.[58] Началась «эвакуация мирного населения» – дети, старцы, девки и замужние уходили в лес, сгибаясь под мешками со скарбом. Надрывно мычащую скотину уводили с собой, коней отдавали ополченцам, а кур и гусей разгоняли или резали.

Торг совершенно опустел. Купцы по большей части покинули пределы Гардарики, поднявшись по Олкоге до Верхнего волоку и там уже разделившись, – кто по Двине‑Дине подался, кто по Днепру, кто по Десне в Оку да и в Итиль.

А небо какое сияло над Гардами! Пронзительно синее, ясное. Солнце заливало светом и жарило, как на юге, рассыпая блестки по водам рек и озер. Леса зеленели яростно и буйно, с каждым порывом ветра разнося чистейший смолистый воздух, настоянный на хвое, цветах и травах. И вот этот праздник жизни решил испортить какой‑то Эйрик, приведя с собой головорезов‑находников! Чтобы залить кровью траву, чтобы закоптить небо чадом пожарищ, чтобы перебить хвойный аромат запахом мертвечины…

– Ты что делать будешь? – серьезно спросил Олега Пончик, снимая с веревок высохшие полосы ткани, вымоченные в целебных отварах, и укладывая эти бинты в короб.

– Бить фашистов, – усмехнулся Олег, – что же мне еще делать…

Пончик засопел.

– Ты же сам мне говорил, – напомнил он, – что с викингом тебе не справиться! Угу…

– Да там не одни викинги, – успокоил его Олег. – Эйрик ведет в бой ледунг – это у них так ополчение называется… Понимаешь изюминку? Вот этих и буду бить!

– Убивать? – уточнил Пончик.

– Да! – твердо сказал Олег.

– А не страшно?

Сухов подумал.

– Страшно, конечно, – признался он, – очень даже! А что делать? Ждать, пока они меня в рабство погонят или прирежут? Щаз‑з! Да ты сам‑то… Думаешь, тебе страшно не станет? Представляю, сколько вам с Чарой придется рук и ног оттяпать, сколько ран зашить! Ей‑богу, мне легче самому травму получить, чем ковыряться в чужой ране!

– А он орет, – подхватил Пончик, нервно‑зябко потирая ладони, – ему больно очень, он дергается, хрипит, рычит, глаза белые… Ох!

– Ладно, – вздохнул Олег, – пойду я… Негоже дисциплину нарушать.

– А ничего, что ты трэль? – неуверенно спросил Пончик.

– А им по фигу, кто ты, – усмехнулся Олег, – лишь бы на врага бежал, а не с поля боя… Вон, какую‑то железяку даже выдали, – Сухов вытащил из ножен ржавый скрамасакс, схожий с большим ножом в полметра длиной.

– И броней не дали? – спросил Пончик с неприязнью.

– Какие еще брони, Пончик? Кольчуга, знаешь сколько стоит? Ее тут по наследству передают. Ничего… Добуду трофей! Ну ладно… Пошел я. Чару береги!

И Олег, не дослушивая скорбные воздыхания Пончика, повернулся и пошел к месту сбора.

Сухова взяли в отряд Олдамы, кряжистого, плотного усача, немало повоевавшего. И на Париж хаживал, и на Севилью, и гамбургских купцов потрошил. Опыт есть!

– Не расходиться! – орал Олдама, словно громкостью добиваясь послушания. – И меня чтоб слушали! Понятно? А то прётесь, как… как…

Олдама затруднился с подбором слова, и Олег подсказал ему:

– Как бараны прёмся!

– Точно! – рявкнул Олдама. – Стрелки есть?

– Как не быть! – пробасил огромный чудин по имени Каницар. – Имеемся!