Хотя Глостер был бездарным политиком, он заслуживает того, чтобы его помнили как одного из первых английских меценатов. Анонимный летописец отмечал:
И на 26-й год [его правления] умер герцог Глостер, Хэмфри, сын Генриха IV, брат Генриха V и дядя Генриха VI, во время Парламента в Бери в преддверии празднования дня Св. Апостола Матвея (26 февраля), приблизительно в полночь. Этот герцог был литератор, истинный подвижник образования и веры, преданный церкви и государству. Он пополнял и обогащал Университет Оксфорда драгоценными, красивыми и роскошными книгами по различным наукам и областям знаний; и его имя и память о нем навсегда останутся в сердцах человеческих, и небеса воздадут ему должное.{46}
Смерть Глостера открыла Йорку путь к трону, ведь он был следующим по очереди. Срок его пребывания наместником во Франции истек в 1445 г. В течение многих месяцев он надеялся на его возобновление. В конце концов осенью 1447 г. эта должность досталась союзнику Саффолка, Эдмунду Бофорту, который стал герцогом Сомерсетом в марте 1448 г. (Аббат Уэтемстэд (Whethamstede) связывал начало Войны Роз с этим инцидентом{47}, однако в данной части его работы слишком много художественного вымысла.) С этого момента Бофорт становится объектом для всех подозрений Йорка. Тот вел свой род от Джона Гонта, благодаря чему имел определенные основания претендовать на трон и, по крайней мере начиная с 1450 г., Йорк боялся его как возможного конкурента. В сентябре 1447 г. двор отправляет Йорка в своего рода почетную ссылку, назначая его на десятилетний срок наместником Ирландии (он оставался в Англии до июля 1449 г.). Одновременно для смягчения удара король предоставил ему множество ценных подарков.
Триумф Саффолка был недолог. Франсуа де Сюрьен (Franpois de Surienne), арагонский рыцарь, состоявший на службе у англичан, безрассудно нарушил англо-французское перемирие, напав на бретонский город Фужер 23 или 24 марта 1449 г. Саффолк и Эдмунд Бофорт, возможно, были посвящены в это опрометчивое предприятие. Если так, они срубили сук, на котором сидели. Карл VII, король Франции, прибыл на помощь своему кузену, герцогу Бретани, и контратаковал Нормандию. Фатальное сочетание хитрости и предательства, коварства англичан, пытавшихся пойти на сделку с врагом и так сохранить свои нормандские владения, и неравенство сил (английское войско ослабляла еще недисциплинированность младших военачальников) вытеснили англичан за пределы Нормандии меньше чем за шестнадцать месяцев. Уильям Вустер с изумлением и негодованием описал эту катастрофу.
О вы, благородные воины! Сколь часто во имя торжества истинного права на французскую корону и для благоденствия короля, и для процветания его обоих царств Англии и Франции, ради сохранения своего права и для достижения славы, вы пускаетесь в великие авантюры, подобно тому, как это было во времена достойных римлян. И поэтому истинно можно сказать, что вы всегда были преданы своему владыке и повиновались ему, не взирая на опасности и не щадя живота своего. Видимо, была воля Божья на то, что в течение всего лишь одного года и четырнадцати недель, с 15 мая 1449 г. от Рождества Христова до 15 августа 1450 г., внезапно и коварно вторгшись из Франции, враги подло захватили Нормандию, Анжу и Мен с герцогствами Гасконь и Гиень, а их укрепленные замки, крепости и города были взяты с боем либо сдались, пойдя на сделку с неприятелем. И если бы там всегда имелись дружины с достаточным числом воинов, хорошо вооруженных, обеспеченных провизией и жалованьем, должным образом положенным и оплаченным, то сие помогло бы им продолжать удерживать оборону этих владений. И подобно бесстрашному и отчаянному льву, они были бы столь же мужественны и непреклонны, как во времена завоевания Нормандии, когда смогли захватить и удерживать те владения в течение полных тридцати пяти лет и семи дней с начала последнего похода, что был на 3-й год правления короля Генриха V; и колесо фортуны не повернулось бы против этой земли, как случилось ныне…
…Но, увы! Мы, несчастные, страдая от невыносимых гонений и бедствий, оттого, что унизили наше достоинство, разорили наши дома, расхитили наше добро, что можем сделать или сказать теперь? Доколе мы будем пребывать в подобной скорби и страданиях, склоняя головы под тяжким бременем? Нет, Бог не допустит того, чтобы подобные вторжения, чудовищная несправедливость и тирания остались безнаказанными, а столь большие разрушения не возродились бы из пепла!{48}
В начале января 1450 г. один из основных сторонников Саффолка был убит в Портсмуте.
И в этом году, в пятницу, на 9-й день января, мессир Адам Молейнс (Master Adam Moleyns), епископ Честера и хранитель личной печати короля, был послан королем в Портсмут с целью выплаты жалованья неким солдатам и морякам; и случилось так, что он напустился на них с бранью, чтобы не отдавать им денег, и невоздержанными речами вызвал ссору, в результате чего те набросились на него и безжалостно убили.{49}
Саффолк, серьезно обеспокоенный тем, что события приняли такой оборот, решил подавить оппозицию тактикой, которая уже однажды сослужила ему хорошую службу в 1445 г.: заставить парламент всенародно одобрить его образ действий и руководство. В тот самый день, когда парламент собрался (22 января), он выступил с длинной речью, подробно остановившись на беззаветной службе, которая в течение поколений связывала его семейство с королями династии Ланкастеров:
Наш самый благородный и грозный сиятельный лорд, я полагаю, что, к моему глубочайшему прискорбию и горю, до Ваших ушей дошли — и о том Бог ведает — столь низкие и немыслимые слухи, которые разносятся по всем владениям Вашим и на устах почти у каждого простолюдина. Тягчайшие обвинения и гнусная клевета, порочащие меня перед Вашей величественной королевской персоной и Вашей землей, возведены на меня за достойный всяческого осуждения проступок хранителя Вашей личной печати, кому, как говорят, Бог воздал по заслугам в смерти его. И что молва эта ложится на меня непосильным бременем, которое я не могу сносить, поскольку — и тому Всевышний свидетель — совершенно невиновен. Заклинаю Ваше Высочество, чтобы Вы в милости своей вспомнили, как преданно служил господин мой и отец королю — благородной памяти предку Вашему во всех его походах, как морских, так и сухопутных. И позднее, во времена победоносного государя, короля, отца Вашего, на чьей службе он умер в Арфлёре (Harfleur); мой старший брат пал следующим, сражаясь с ним при Азенкуре; два других моих брата также погибли, сражаясь за Вас в Жаржо (Jargeau), в день, когда я был взят в плен, но, как положено рыцарю, доверившись милости Божьей, выплатил 20 000 фунтов выкупа; мой четвертый брат, остававшийся там ради меня в заложниках, также умер от рук Ваших врагов; я сам встал под ружье во дни правления короля, Вашего отца, и в Ваши тридцать четыре зимы, и состоял в ордене Подвязки тридцать лет, и непрерывно в течение всего этого времени сражался там семнадцать лет, ни разу не побывав дома и не видев родной земли[9]; и после моего возвращения домой я пятнадцать лет непрерывно служил Вашей благороднейшей персоне, в которой я нашел столько милосердия и совершенства, сколько когда-либо вассал мог найти в своем господине и покровителе, да вознаградит Бог Ваше Высочество за это на небесах и на земле. И в сем Вашем королевстве, Сиятельный Лорд, я родился, и здесь мои наследные владения, и мне должно, что бы ни случилось с этими землями и что бы ни произошло со мной, служить Вам, Сиятельный Лорд, и нашему благородному государству. И все сие справедливо рассудив, если в каких-либо поступках, совершенных мной, будь то во Франции, или здесь, на этой Вашей земле, Вы усмотрите жажду суетной выгоды или стремление к власти, или деяния мои покажутся криводушными или оскорбительными для Вашего высокого положения, или Вашей земли, коей я плоть от плоти, то не существует такого страшного наказания, которого бы я не заслужил…{50}