На ситуацию в Чечено-Ингушской Республике существенным образом повлияла позиция нового демократического парламента России, принявшего в законотворческой практике идею компенсации репрессированным народам за счет государства. В 1991 году ельцинский парламент России издал “О реабилитации репрессированных народов”, подогревший дух сепаратизма и межнациональную вражду.
Развязыванию войны в Чечне способствовали те же причины, что разрушили СССР. Но если центробежные силы поделили страну, не встретив серьезного сопротивления, то в случае с Чечней произошло отторжение части российской территории, предпринятое в условиях, когда в других регионах страны силы сепаратистов утратили инициативу или действовали достаточно осторожно. Сыграло свою негативную роль и отсутствие у российского руководства какой-либо стратегии в государственной и национальной политике. Кремль, не имея на тот период продуманной стратегии, ничего не смог противопоставить примитивной политической технологии Дудаева. Последний же интуитивно наследовал традиционную форму мобилизации населения на тотальную войну.
На руку чеченским сепаратистам играла историческая память чеченцев о Кавказской войне и сталинской депортации — память, обратившая реально происходившие события в миф, мобилизующий на борьбу с Россией и русскими. Эта память носила избирательный характер и отказывалась признавать разбойничий образ жизни за горскими чеченцами прошлого, активнейшее участие чеченцев в большевистской атаке на казачество, цепь бандитских восстаний 1930–1940 гг., активные боевые действия вооруженных формирований в тылу Советской Армии во время Отечественной войны.
В период между 1991–1994 население Чечни увеличилось на 100 тыс. человек. Примерно такое же число молодых людей вступило в этот период в пору активной самостоятельности и попало под влияние разбуженного “демократизацией” варварского стиля жизни. Именно из них сформировался тот социальный пласт, для которого война и бандитизм стали образом жизни. Формирование бандитской армии стало для чеченцев способом получения всеобъемлющей “реабилитации” — они вернулись к своему древнему набеговому ремеслу, ставшему источником материальных благ не только для самих бандитов, но и для многих “мирных” чеченцев. “Отхожий промысел” в виде примитивного криминального бизнеса, распространившегося на всю Россию, достаточно быстро сменился организованным расхищением средств и проведением масштабных криминальных операций (теневая торговля нефтью, оружием, наркотиками, операции с фальшивыми авизо и вышедшими из употребления денежными купюрами).
Если северокавказские имамы Кази-мулла, Гамзат-бек, Шамиль упорно стремились к захвату Аварского ханства со всей его социально-экономической инфраструктурой, то в преддверии Чеченской войны произошел криминальный захват госаппарата и имущества Чечни, позволивший развернуть крупномасштабные военные действия и выстроить репрессивные структуры новой феодально-деспотической власти. В этом смысле не только экономические причины двух войн, но и экономическая база для войны горцев с Россией, полностью совпадают.
В Кавказской и Чеченской войне идеологическое обеспечение оказалось полностью тождественным, основанным на некоторых постулатах ислама. Ислам в Чечне и в наше время воспринимался не в качестве глубокой духовной традиции, а в качестве источника агрессивной идеологии. Все, что составляло собственно веру, уходило на второй план. Главное в таком “параллельном исламе” виделось в том, чтобы воровство и грабеж назвать войной за веру, чтобы оправдать террор и унижение человеческого достоинства. Воспринимались в большей степени установки ислама, связанные с дележом добычи, и значительно реже — связанные с судопроизводством, управлением, бытовыми правилами.
Огромное значение для разжигания войны в Чечне имела политическая риторика средств массовой информации, которые восприняли свободу слова в качестве права беспрепятственно переносить вину за любые события в стране на центральные государственные органы. Характерно, что в Кавказскую войну официальная риторика соответствовала оценке социальной роли «героев» горских набегов. Горцы именовались в официальных донесениях «мерзавцами». В Чеченскую войну 1994–1996 не только журналистами, но и государственными деятелями использовался иной тип риторики, имевшей негативную направленность преимущественно по адресу российской армии. Политические верхи России в одностороннем порядке отказались от резких определений в адрес дудаевцев, а демократическая оппозиция и вовсе стремилась к признанию мятежников “борцами за свободу”. Только после унизительного поражения в 1996 и террористических актов 1999 положение изменилось, действия российских войск в Чечне стали называть “контртеррористической операцией”, “подавлением мятежа”.
Официальная российская сторона в 1994–1996 не смогла организовать не только экономической или военной, но и политической блокады режима Дудаева. При этом абсолютно неадекватными выглядели попытки чисто военной ликвидации этого режима, которая находилась в абсурдном сочетании с ничем не обеспеченными миротворческими акциями, тактикой заведомо невыполнимых соглашений с лидерами боевиков. В Кавказской войне Россия смогла локализовать конфликт в горных районах Дагестана и Чечни, фактически сведя большую войну к ограниченной. В Чеченской войне 1994–1996 недееспособное военное и политическое руководство по сути дела превратило локальный конфликт в большую войну, грозящую серьезными геополитическими последствиями. Тем более, что призывы дудаевских посланий к мировой общественности (поразительным образом схожие с посланиями имама Шамиля) встречали сочувственный отклик на Западе, осуществлявшим достаточно успешное давление на российское руководство.
Стратегия государственного строительства и борьбы с Россией была полностью скопирована Дудаевым и Масхадовым со стратегии имама Шамиля. Россия после нескольких неудачных попыток выработать какую-либо новую политику на Кавказе, постепенно пришла к пониманию опыта Кавказской войны, что и обеспечило в дальнейшем разгром чеченских бандформирований.
Чеченская республика 1991–2000
Положение Чеченской Республики и принципы российской политики в Чечне характеризуются несколькими периодами.
1-й период (лето 1991 — декабрь 1991). Вооруженный захват власти, возникновение режима Дудаева. Предоставление Чечни самой себе, использование режима Дудаева против сил, поддерживающих союзное правительство.
2-й период (январь 1992 — ноябрь 1994). Гражданская война в Чечне, геноцид русского населения. Нарастающая поддержка со стороны России оппозиции режиму Дудаева, в конце этапа — поставки вооружений и негласное участие российских военных в боевых действиях оппозиции.
3-й период (ноябрь 1994 — август 1996). Попытки силового подавления режима Дудаева путем проведения войсковой операции в сочетании со значительной финансово-экономической помощью населению. Периодический переход к попыткам договориться с лидерами боевиков. Провал войсковой операции в силу непоследовательности военной политики и неподготовленности политической и экономической изоляции режима Дудаева.
4-й период (сентябрь 1996 — август 1999). Фактическая независимость Чечни. Попытки закрепить мирный характер отношений с Грозным, умиротворить режим Масхадова за счет безвозмезной финансовой помощи и поставок энергоносителей и электроэнергии. Широкомасштабный террор на территории Чечни и захват заложников на сопредельных территориях. В конце этапа — агрессия чеченских бандформирований против Дагестана.
5-й период (август 1999 — март 2000). Пресечение разрастания террора на территории России, разгром крупных бандформирований, ликвидация тиранического режима. Проведение всесторонне подготовленной военной операции, отказ от соглашений с лидерами бандформирований, локальные миротворческие усилия в сочетании с масштабными гуманитарными акциями.
Вооруженный захват власти
1 июля 1989 г. первым секретарем Чечено-Ингушского обкома КПСС был избран Доку Завгаев — первый с царских времен чеченец, который стал “хозяином” на этой земле. При этом население Чечено-Ингушетии, составлявшее в 1989 году 1270 тыс. чел., более чем на 40 % (порядка 530 тыс.) было нечеченским (из них русских 239 тыс.). С этого момента года началось вытеснение нечеченских кадров с руководящих постов. В 1990 практически все ключевые посты в Чечено-Ингушетии были заняты чеченцами.