Это типичная история того, как лужковская милиция стала прикрытием, “крышей” теневого бизнеса, расхищающего бюджетные средства города.

Один из опальных судей Мосгорсуда так описывал свою службу: “В течение пяти лет я работал в невероятно агрессивной среде. Конечно, существовала судебная власть, но она торговалась с другими властями”. В московском суде “очень часто судья, прежде чем начать процесс, звонил начальству, чтобы спросить, какой надо вынести приговор”. Он рассказал об “особых” делах — касающихся мэра Юрия Лужкова — вести которые поручалось фаворитам председателя суда, в обмен предоставлявшим квартиры и повышения в должности (Le Monde, 12 июля 2001).

Милицейское покрывательство криминально-национальных группировок — серьезнейшая проблема для тех, кто будет восстанавливать город после Лужкова. Благодаря Лужкову, вместо здравой политики карманная Мосгордума рассматривала пустопорожние проекты местных законов о “дружбе народов”. Одновременно политика Лужкова планомерно закладывала будущий конфликт между русскими и прочими национальностями. Предоставляя преимущества диаспорам, Лужков вытеснял русских из всех доходных сфер деятельности. Русские превращались в городскую нищету, которая даже побираться не могла, потому что попрошайничество стало организованным бизнесом цыган и таджиков. (Лужков даже намеревался ввести лицензирование для побирушек — при наличии регистрации в Москве, медсправки, заключения органов соцобеспечения и других документов. У русских нищих требовали справок, у нерусских — мзды.) Колхозные рынки в Москве стали восточными базарами, автосервис и розничная торговля захвачены азербайджанцами. Даже среди глав администрации в практически полностью русской Москве аномально высоким оказалось представительство кавказцев.

На Московских рынках в конце ХХ века работало около миллиона человек. При этом 20 % работающих были жителями Москвы и Подмосковья, 20 % — жителями других регионов России, а 60 % — иностранцы, преимущественно из Закавказья и с Украины. Попустительство московских властей позволяло пропускать через эти рынки огромные партии товаров по поддельным документам, не платить налоги (мзда милиции и уголовникам всегда меньше налогов), не соблюдать требований качества, подделывать торговые марки и т. д.

Лужков с подельниками полностью разорил общественное питание в столице. Вместо того, чтобы довести до приличного состояния вечно грязные столовые, Лужков просто смахнул их в одночасье. Теперь место общедоступных столовых занимают “Макдоналдсы” и “Пицца-хаты” со своей толкучкой и нерусскими блюдами, готовящих население к массовым желудочным болезням. Попытка составить им конкуренцию в виде сети “Русских бистро” захлебнулась потому, что мэрские чинуши отдали этот бизнес на откуп армянской диаспоре, которая видела как делается прибыль в столице и действовала также — паразитировала на ранее созданных материальных ценностях.

Бизнесмены, видя взаимную любовь чиновников и уголовников, вынуждены приспосабливаться, рассчитывая только на свои силы и пытались переломить ситуацию.

Социальная функция уголовников (А.Краснов. Мысли вслух.)

Сейчас бизнес договорился с бандитами и разговоры о “наездах” бандюков ушли в прошлое. Бизнесмены склонили бандитов принять правила игры, в которых невыгодно разорять тех, кто платит разумные деньги за “крышу”.

По прежним уголовным законам смена “крыши” не приветствовалась. Существовало понятие “криминальный рубль”. На рубле ставили подпись и передавали бандиту как символ зависимости. После этого право сменить “крышу” отсутствовало. Но со временем появился признак развитого феодального общества — “Юрьев день”.

Без функций службы безопасности, которую выполняют бандюки, жить бизнесмену сложно. Нерегулированный рэкет, которого неизвестно когда и откуда ждать, куда как опаснее, чем дополнительный вид налога для охраны, защищающей твой бизнес. Если бизнесмен заключает сделку, и рядом сидит бандюк определенного уровня, а у партнера — такой же бандюк, то сделка гарантирована от грубого шельмования. В случае накладок, бандюки выясняют отношения между собой. Поскольку без серьезного повода “хлестаться” им неохота, то взаимоотношения нормализуются спокойно.

Если раньше на встречи они ездили стаями на нескольких навороченных машинах, то теперь мода ушла. На встречу приходит один человек, видит другого бандита, говорит что-то вроде “Виделись…” и разговор идет без надрыва. Бандюк никогда не наедет на бизнесмена, если знает, что над ним есть чья-то “крыша”.

Бандиты сегодня начали выполнять важную социальную функцию. Представим себе два акционерных общества, одно из которых перевело другому миллиард рублей за товар, а товар не приходит. Идти в арбитражный суд? Будешь судиться полгода, потом полгода ждать решения высшей инстанции по апелляции, а потом обнаружишь на счету у своего партнера сухой ноль рублей. Никакой ответственности владельцев денег нет, через государство никаких мер воздействия тоже нет.

Бандиты такого оборота дел не признают. Они приезжают и спрашивают: “Кто деньги брал?” Про юрлица разговоров не слушают, а подчас даже не понимают. У них принцип предельно понятен: ты брал деньги, ты и отвечай. Причем разговор не обязательно доходит до угроз или расправы. Приезжают разбираться, допуская, что партнер может быть прав, что у него есть аргументы. Если проблема решена — расходятся с миром, заплатив бандюкам за “стрелку” — плата за посредническую услугу (аналог госпошлины). Так эффективно работает бандитский арбитраж, уступленный криминальному миру государством.

Бандиты начали уже выполнять функцию представительной власти, защищая своих бизнесменов. Если чиновник-беспредельщик начинает есть бизнесмена, стремясь уморить его дело, или думает выдоить больше, чем это возможно, организованные преступники понимают, что отнимают также и у них. Когда они узнают, что их бизнесмен потерял на этом столько, что наемный киллер будет стоить меньше, то они стараются сообщить об этом зарвавшемуся чиновнику.

Недалеко то время, когда бандиты будут выполнять функцию представительной власти в защиту наемных работников. Когда последние объединятся в нормальные профсоюзы, то “опыт Запада” в области взаимодействия с организованной преступностью будет задействован моментально, и любой директор, который не выплачивает зарплату, ссылаясь на “объективные сложности”, но строит себе трехэтажную дачу, сразу почувствует это на себе.

Ельцин избавился от представительной власти, раздавил местное самоуправление, превратил думцев в шутов гороховых — получи функцию представительной власти в криминальной упаковке. Природа и здесь не терпит пустоты!

Надо сказать, общество не может потерпеть, чтобы бандиты-рэкетиры становились слишком сильны. Да и сам преступный мир никогда не в состоянии исполнять государственные функции в достаточно широких масштабах. Если бандиты усиливаются, они седлают чиновников всерьез. Тогда возникает противоядие в виде эскадрона смерти. Беспредел становится социальным заказом. Появляются и исполнители, которые вне всяких законов криминального или легального мира кончают бандитов где придется.

Люди жадны, жестоки и глупы. Бандюки в этом смысле удивительно жадные, удивительно глупые, удивительно беспардонные и бессовестные. Но они прекрасно понимают, что если ты сегодня наехал на другого бандюка и отобрал у него право контролировать чей-то бизнес, то завтра про тебя может пойти слух, что ты беспредельщик и иметь с тобой дело нельзя. В следующий раз ты попадешься еще под чей-то беспредел, и никто за тебя не заступится.

Бандюки — выдающиеся люди по подлости. Это искрометные, феерические подлецы! Их сила в подлости. Но они знают, что у любой другой силы есть такие же подлецы, которые постараются найти способ, чтобы тебя подставить. Они могут даже сделать вид, что забыли нанесенные обиды, а через полгода просто шлепнут у подъезда.

Все это заставляет преступный мир жить по принципу “нам чужого не надо”. Нарушать сложившееся положение дел может только очень большой соблазн. Тогда могут даже не посчитать это беспределом — ну не утерпел парень!