— Я тут обдумал твои проблемы, — продолжил я. — И пришел к единственно возможному выводу. Пристегнись ремнем, Арни, я выгоняю Те…

— Да хрена с два! — заорал он, вскочив со стула и брызгая слюной. — Я сам немедленно ухожу!

— Арни, ты не понял. Я вы…

— Да ну, неужто? Так убери эту ухмылку с физиономии. Он, видишь ли, сделал выбор, а я? А у меня своя гордость, и я сделал свой!

— Арни, послушай меня, пожалуйста.

— И не думай, бога ради, будто я не знаю, что за всем этим кроется. Иуда. Решил к моей жене клинья подбивать. Пытался надругаться над матерью моих детей! Она не осталась вчера ночевать у Ривки, приехала домой еще до полуночи и все мне рассказала. Христопродавец, ты подкрался к ней у нас на кухне, на вечеринке в честь бар-мицвы Крейга, и терся об ее… об нее… негодяй! Она отшила тебя, и теперь я должен за это расплачиваться. А, ты смеешься! Тебя это забавляет?

— Прости. Никак не удержаться, — сказал я, оставив всякие попытки подавить смех.

— Тебе так хочется посмеяться? Ладно. Помогу тебе, скажу такое, что вообще обхохочешься. У тебя нет ни одного сотрудника, который бы не подыскивал себе другую работу. Тоже мне большой босс. Хозяин борделя. Ты думаешь, ты — Дэвид Селзник, а тебя за глаза зовут Гитлер, а иногда Дин Мартин[210]. Не потому, что ты у нас такой красавец — ты урод каких мало, уж это не беспокойся, — а потому, что ты такой же пьяница, как и он. Ну что ты из себя представляешь? Нуль в квадрате. Твой папочка продажный полицейский, а мамочка и вовсе посмешище, мешуга, долбанутая от рождения. Помнишь, в тот раз, когда она получила письмо от Гедды Хоппер[211] с подписанной фотографией? — там он был ВПЕЧАТАН, ее автограф! А твоя мать совала им в нос каждому встречному-поперечному, и они не знали, куда прятать глаза.

— Ты копаешь себе глубокую яму, Арни.

— Франсина однажды ходила к тебе относить документы и говорит, что застала тебя в дурацкой соломенной шляпе, одетого валетом червей и к тому же в чечеточных туфлях. Ха-ха-ха. Фред Астер, дай глянуть на твои лавры. Дуп-диду-дидуп, выступает Джин Келли[212] Панофски! Ну мы и посмеялись над тобой! Так что сам туда же ступай, поц из давнего далёка, я передать тебе не могу, как я рад, что отсюда сваливаю.

И выскочил.

В ярости бросившись из кабинета, я попытался догнать Арни, но чуть не лоб в лоб столкнулся с Тедом.

— Это твоя вина, Тед! Ты уволен. С сегодняшнего дня ты здесь больше не работаешь.

— Что вы там такое бормочете? Хоть убей не разберу, только сдается мне, кто-то сегодня чуток перебрал.

— Ты у меня больше не будешь тут издеваться над Арни. Выгребай все из стола и убирайся.

— А как насчет моего контракта?

— Получишь жалованье за шесть месяцев, и дело с концом. Bonjour la visite[213].

— В таком случае я свяжусь с вами через адвоката.

Черт! Черт! Черт! Что я наделал? Я мог бы обойтись без Арни, от него только лох ин дер копф[214], но без крутых связей в гоише банке я пропаду! Перед внутренним взором сразу замелькали векселя, которые завалят всю поверхность моего стола завтра же утром. Отзывы займов. Комиссии, проверки. Всевозможные чиновники, роющиеся в бумагах.

— На что это вы все уставились? — рявкнул я.

Головы сникли.

— Ваш местечковый Гитлер подумывает о сокращении штатов. Миниатюризация в действии. [На самом деле слово «миниатюризация» вошло в язык только в сентябре 1975 года, когда «Ю. С. ньюс энд уорлд рипорт» сообщила читателям: «Всякое дальше, выше, больше — в прошлом. Теперь все должно быть маленьким, еще меньше, совсем крошечным. Инженеры из Детройта называют нынешнюю тенденцию «миниатюризацией». Шесть лет спустя, когда в 1981 году разразился экономический спад и компании начали увольнять сотрудников тысячами, слово «миниатюризация» стало расхожим и в этом его смысле. — Прим. Майкла Панофски.] Так что, если кто-то здесь подыскивает себе другую работу — флаг ему в руки. А древко — знаете куда. Незаменимых у нас нет. Вы все тут одноразовые. Как туалетная бумага. Счастливо оставаться.

В жутком настроении, готовый провалиться сквозь землю от стыда за дикую сцену, разыгранную перед сотрудниками, я направился прямо в «Динкс» искать поддержки.

— У тебя выдался трудный день на работе, ми-илый? — спросил Джон Хьюз-Макнафтон.

— Знаешь что, Джон? Эти твои шуточки совсем не так остроумны, как тебе кажется. Особенно когда ты с утра зенки залил. Как сейчас, — отбрил его я и двинулся в бар отеля «Ритц».

Было, наверное, часов восемь вечера, когда я оттуда вывалился, кое-как влез в такси и поехал к Арни в его пустынный и еле обжитой Шомеди. Дверь отворила Абигейл.

— Ты что, посмел явиться сюда? — в ужасе прошипела она.

— Я к нему пришел, не к тебе, — сказал я, протискиваясь мимо.

— Это Говноед пришел, Арни. К тебе.

Арни выключил телевизор.

— Я уже побывал сегодня у адвоката и предупреждаю: то, что ты сейчас хочешь сказать, тебе надо говорить не мне, а ему. Потому что, по мнению Лазаря, у меня хорошие основания взыскать с тебя за моральный ущерб. Увольнение несправедливо.

— Но это ж ты сам уволился.

— Сперва ты его уволил, — сказала Абигейл. — Он так и написал в своем заявлении.

— Я сяду — не возражаете?

— Садись.

— Арни, я тебя сегодня не увольнял. Я позвал тебя, чтобы сказать, что я увольняю Теда, — сказал я и повторил по слогам: — Те-да.

— О боже! — простонал Арни, обхватил голову руками и стал раскачиваться.

— Не распускай нюни. У меня и так уже сегодня что-то чересчур долгий день.

— Ну и как?

— Что как?

— Ты уволил Теда?

— Да.

— Наконец-то, — сказала Абигейл.

— У вас тут какая-нибудь выпивка водится?

Арни кинулся к буфету.

— Вот — с бар-мицвы Крейга персиковая настойка осталась. Постой. Есть же еще что-то в бутылке виски «чивас регал».

— Да не пьет он «чивас». Он пьет… ах, да откуда мне знать? Что-то я ничего уже не соображаю. Несу сама не знаю что. Сейчас дам бокал.

— И что же будет теперь? — спросил Арни и опять стал раскачиваться, но уже с руками, зажатыми между ног.

— Ну, ты мне наговорил сегодня много резкостей.

— Я был не в своем уме. Я все беру назад. Абсолютно. Хочу, чтобы ты знал, что я восхищаюсь твоими величайшими достижениями. Ты мой учитель.

— Я сейчас умру, — пробормотала Абигейл.

— Арни, — сказал я, залпом проглотив виски, остававшееся в бутылке, — сейчас ты можешь сделать одно из двух. Либо ты увольняешься с выплатой годового жалованья, либо завтра с утра возвращаешься на работу. Обсуди это с матерью твоих детей.

— Скажи ему, что ты хочешь должность и зарплату Теда.

— Я хочу должность и зарплату Теда.

— Я слышал, что она сказала. Ответ — нет.

— Почему?

— Арни, ты слышал мое предложение. Обсуди его с Абигейл и дай мне знать, — сказал я вставая.

— Тебе не следует садиться за руль в твоем состоянии, — сказал Арни. — Подожди минутку. Я тебя отвезу.

— Я приехал на такси. Ты мог бы взять да вызвать мне еще одно, а? Сделай-ка это, Арни, пожалуйста.

Абигейл дождалась, когда Арни исчезнет в кухне, и говорит:

— Мой керамический горшочек. И стеклянная миска. Если обнаружится их отсутствие, он обвинит женщину, которая у нас убирает.

— Но я же не доел еще кашу, — сказал я.