«Ладно девочка, можешь меня не благодарить. Абы поумнела» — подумал я, поворачиваясь к ней.

      — Псих! Придурок!… — Сыпля проклятья в мой адрес, она поспешила убраться восвояси. Под «придурком» она подразумевала, явно, не лагерный термин². А на лице не страх, а, скорей, брезгливость. Смелая девочка. Будь она моей внучкой, может и вырастил из неё человека.… Хотя, что я несу!? Одна из причин, конечно же, не главных, по которым я отправился в этот тур, — избежать очередной порции вопросов, типа: «Дед, а почему вы воевали за Сталина, который заставлял вас евреев жечь? Объединялись бы с американцами, организовали б НАТО, вместе с Украиной навели б в России демократию. А так занесли нам оттуда антисемитизм. Там же эти… Ку-клукс-кланы…». Это внуки. Такое обострение полит сознательности у них случается не часто. Бо́льшую часть жизни они заняты глянцевыми журналами — не «National geographic» — и тем что в них описывают. Стоит мне хотя бы заикнуться, что неплохо бы воздержаться от курения, пиво пить, как я — только по праздникам, да ещё и, хотя бы, спрашивать имена у своих половых партнёров, ну и задуматься о будущей профессии, внуки сразу, и нередко при друзьях, вспоминают, кто я такой. «Это ему Гитлер со Сталиным своей борьбой за здоровье нации мозги промыли. Воспевания рабочих рук и целомудрия — признаки нацизма!»

      Дети сочувствовали восточным соседям, живущим под колпаком у ШТАЗИ. Сам я жил в ФРГ, и что такое «ШТАЗИ» знаю лишь из наших СМИ. Возможно, всё, что про них рассказывали — правда. Про БНД я знаю больше. Когда читал у Солженицына в его «Архипелаге ГУЛАГ» о том, что он слышал из радиотрансляций о нацистских судебных процессах в ФРГ, но не слышал о ГДР, а значит, там их приняли на службу, было даже не смешно. Море акул — не лучшая замена марширующим молоткам!

      Один наш публицист, по возрасту что-то между моими детьми и внуками, побывав на Украине, сказал, правда к его чести будет сказано, что не таким уверенным тоном, с каким Резун назвал 22 июня 1941 самой счастливой датой в истории СССР для его граждан…. Так вот, этот наш публицист сказал, что у него сложилось Второй мировой войне.…

      Ну ладно. Что это я расфилософствовался?! Камер, вроде, вблизи нет. А значит, что лучше всего и впрямь бежать отсюда по добру — по здорову. А то, если у кого ни будь из этих пай-мальчиков, например у этого, что до сих пор валяется, окажется богатый и влиятельный предок…. Страна-победитель! Плюнул б сам, да не так воспитан.…

      И вот я несусь со скоростью радикулита. Несмотря на реальную физическую угрозу и всю показательную браваду, эта компания не вызывала ничего, кроме отвращения. И вовсе не потому, что у назвавших меня «папашей» не было «папаш». Не страх, а сожаление, я испытал и тогда, когда узнал про свой диагноз. Это было расплатой за притупление чувства голода в лагере курением всякой дряни. Скорей, я испытал тогда обеспокоенность. Я боялся… да, в каком-то смысле именно боялся, что так и не успею сделать главного в своей жизни: добровольно вернуться на то место, где мне было по-настоящему страшно. И страх этот исходил не от нацеленного на меня пистолета-пулемёта Шпагина, не от 71 потенциальной смерти в магазине. И даже не от того, что тот, кто навёл на меня ствол, мог стать тем, кто нажмёт на спусковой крючок. Пугала меня не смерть. Страшно было то, что он сам был Смертью. Его чёрные ледяные глаза́ отодвинул на периферию дуло автомата. Вся моя уверенность, вся моя готовность принять смерть в бою и отправиться либо с ангелами в Рай, либо в лапах во́рона прямиком в Вальхаллу, в одно мгновенье улетели вместе с волей куда-то в небытие. Я был готов идти под его конвоем в прижизненный ад ГУЛАГа, как в (как я позднее узнал) наших лагерях смерти смертники шли в газовые камеры, даже когда знали, что идут не в баню, хотя, казалось бы, что ещё с ними могут сделать охранники? Расстрелять при попытке к бегству или сопротивлению?

      «Хоть бы в рожу плюнуть успели! Так и ты Фриц. У тебя, как и у всех был выбор. Раб может работать на хозяина, может быть забит им до смерти, может восстать против него. Когда вы выбирали себе фюрера, то у тебя, Фриц, был выбор, между ролями изгоя, лицемера, и ролью такого как все. И ты его сделал! Когда тебя призывали в армию и посылали на Нас, то у тебя тоже был выбор: между застенками ГЕСТАПО и выполнением приказов. И когда я тебя на мушку взял, Фриц, у тебя тоже был выбор: между позором плена и честью воина. Katz drek ты, Фриц, а не солдат!»

http://pikabu.ru/story/russkie_soldatyi_glazami_nemtsev_1425867

      Я не посмел тогда сказать ему, что с энтузиазмом шёл тогда на войну за освобождение Европы от Jewish Bolshevism¹, как теперь идут защищать демократию. Да, впрочем, как и он шёл освобождать польский и финские народы от эксплуататоров и угнетателей. Смотрел я недавно художественный фильм «Побег из Гулага». Там наши все, кроме одного штурмовика, все такие сознательные: «Может, мы на иное и не заслужили». Ага, а как же, рассуждали мы так…. Тьфу! Но и бить меня, униженного и подавленного, ему не позволяла та же гордость. И самым удивительным для меня тогда было, то, что он скормил мне остатки сухаря — половину своей дневной трапезы. Это корка чёрствого хлеба для нас двоих была дороже, чем теперь целое состояние.

Иван.

      «Родина-мать зовёт!», «Боец красной армии. Ты не отдашь любимую на позор и бесчестье гитлеровским солдатам»… Тогда Мы были нужны всем. Я не боялся погибнуть за Родину. Я презирал Смерть и приветствовал её одновременно. Страшно было стать калекой, нуждающемся в чужой помощи для отправления естественных потребностей. Помню одного жена в корзине носила…. Тяжело было терять своих друзей, а иногда и родных.

      Сейчас у меня на каждой руке и ноге по 5 пальцев. Оба гла́за. Только несколько мужественных шрамов напоминают о прошлом….

      Помнится забавная история, как один фриц, по имени Фриц, ещё какую-то пару минут считавший себя богоизбранным и высшей расой, целовал мне сапоги: «Не убивай меня, Иван. Kinder! Kinder!³» — Он показал мне зашитую в воротник фотографию его, его жены и двух младенцев. «Ты kinder’ов наших убивал, как Ветхий завет велит?!» «Nein! Nein!⁴»….

      Родные…. Моя Маруся, вместо того, чтобы плакать в косу у окна, дожидаясь любимого, рыла в тылу траншеи. Рискуя подорваться на мине или на неразорвавшейся авиабомбе. Пропеллеры детонаторов авиабомб красили в красный цвет цапонлаком для предотвращения коррозии. Многие предохранители и пускатели штатных ББ покрывают этим лаком. Пропеллер служил для запуска механизма взрывателя. В полёте бомба так взводилась. А если при ударе не взорвалась — бывает. Она по определению не должна была в земле торчать. Вот такое оно — счастье, не знаешь где завалит... Марусе повезло отделаться парой шрамов на лице. «И как ты её, такую вымру ещё взял? Тоже мне Бритни Спирс нашлась. — Недоумевала названная в честь бабушки внучка, разглядывая пожелтевшую фотографию. — Ах да, вам же только женатым дополнительные квадраты давали…».

      Послевоенные чистки. Амнистия уркаганам. Разоблачение культа личности… тем, кто этой самой личности доносы носил. Застой. Перестройка. Гласность. Оказалось, что демократия и свобода слова́, не у Нас, а у них…. Но Мы были тогда нужны своим всегда! А сейчас я нужен внукам лишь 1-9 числа каждого месяца.