Согласившись на самоубийственную миссию, они могли лишь идти дальше. Все же Император десяти королей не покидал замок Ву, а он был в дальней части Хоса, глубоко в городе Цзейшу. Идти туда можно было недели, но маленькие ножки мальчика замедляли их. Но Чжихао не жаловался на это, даже если приходилось больше времени проводить с невыносимой женщиной и жутким ребенком. И мальчик был жутким. Его призрачный взгляд часто падал на Чжихао и пугал, но это не могло сравниться с его прикосновением. Чжихао взял флягу у мальчика, на миг их пальцы соприкоснулись. Казалось, вся рука горела. Когда нужно было отдать флягу, Чжихао бросил ее мальчику и быстро отпрянул.
Они обошли Каиши, к недовольству Чжихао. Он потерял украшения, пока бы трупом, и он сомневался, что Пылающий кулак и его бандиты успели тщательно ограбить город, особенно, если Кулак желал отыскать дочь. Чжихао старался не думать об этом, но все нападение на город могло быть его виной. К счастью для него, винили Пылающего кулака в том, что он был жестоким и безумным военачальником.
После недавнего дождя дорога стала небольшими горами медленно сохнущей грязи. Армия — а это была небольшая армия — прошла по этому пути ночью. Чжихао не видел этого, ведь уже был в Каиши почти день перед тем, как прибыли люди Пылающего кулака. Ему нужно было поискать дочь, а потом открыть врата, чтобы им было проще проникнуть. Он преуспел во всем, но Пылающему кулаку не нужно было знать, что он провел день в постели с той самой дочерью, которую должен был искать. Он был отчасти в ответе за резню в городе, и Чжихао решил, что был немного рад, что они обошли город.
День тянулся к вечеру.
— Неподалеку есть гостиница, — сказал Чжихао. Молчание давило, отчасти и потому, что вороны сверху так каркали громче. — Я был там пару раз. Отличное вино. Нужно остановиться.
— Нет, — женщина была немногословна и говорила так тихо, что Чжихао приходилось вслушиваться.
— Я голоден, — Чжихао не ел после смерти, и она точно теперь думала о своем пустом желудке. Он заурчал в ответ на слова Чжихао.
— Эйн? — спросила женщина.
Мальчик медленно шагал, глядя, как грязь плюхает между пальцев ног.
— От еды меня мутит. Но, думаю, есть нужно.
— Выглядишь худым, мальчик, — Чжихао хотел хлопнуть его по плечу и замер, вспомнив прошлое прикосновение. Он убрал руку и улыбнулся. — Растущему мужчине нужно есть. Копить силы. Сильная рука — признак настоящего мужчины.
— Ты — моя сильная рука, — мальчик посмотрел на Чжихао, лицо было до боли милым. Чжихао не мог решить, издевался мальчик или был серьезен.
— Ладно. Мне нужно поесть. Чтобы накопить силы, — спор уже не привлекал. Чжихао даже не знал, с кем он спорил. Казалось неправильным, что мальчик был во главе, но еще глупее было бы ставить женщину во главе, даже если она умела управляться с мечом.
— Остановимся там, — женщина словно отдавала королевский приказ. — Если твои друзья не сожгли это место.
Чжихао рассмеялся.
— Вряд ли. Пылающий кулак любит все сжигать, — он указал на город за ними. — Но не гостиницы и таверны у дороги. Никогда не знаешь, когда понадобится теплая постель и теплая еда. Он не любит тех, кто ослушивается, кстати, — Чжихао поежился, вспомнив, и был даже рад, что освободился от военачальника.
На севере были фермерские угодья, и Чжихао видел фермеров и их работников на рисовых полях. Некоторые с опаской поглядывали на трех путников, другие просто игнорировали их. Некоторые бандиты забирали то, что хотели, у кого хотели, и Чжихао видел последствия таких рейдов, но Пылающий кулак держал своих людей в узде, и фермы были под запретом. Города и деревни, которым фермы поставляли еду, были их добычей, но мир нуждался в фермах и фермерах, и Пылающий кулак это понимал. Всем нужно было есть. Даже жутким мальчикам и тихим женщинам.
Чжихао приходилось поддерживать разговор, хоть остальные в беседе не участвовали. Мальчик порой задавал пару странных вопросов, но женщина говорила мало, порой фыркала от наглой лжи Чжихао. Мальчика интересовали истории Изумрудного ветра, и Чжихао был рад приукрасить подвиги. Он был бандитом, но знал, как выдать себя за героя, и это нравилось мальчику. Он описывал им свою версию смерти генерала Затаившегося тигра, историю с невероятными дуэлями, почти полностью выдуманную, когда стало видно первые тела.
Чжихао замолк посреди истории. У дороги стоял старик. Он был обнажен, его длинные волосы прилипли из-за крови к телу или лежали на земле, вырванные из головы. Он был мертв, несомненно, и кол, торчащий из его зада, удерживал его в воздухе, как жуткое пугало. Только это не работало, потому что две вороны клевали труп, добрались до сочных частей. От этого Чжихао стошнило бы, но в желудке уже ничего не было. И он отвел взгляд и пошел дальше. Женщина остановилась перед трупом на шесте, опустилась на колени и произнесла молитву на языке, который Чжихао даже не стал слушать.
Такие сцены были редкими. В Хоса были бандиты и войны банд, они нападали на плохо защищенных, но редкие тратили время и силы, чтобы возвести такое. Но Пылающий кулак серьезно отнесся к поиску дочери.
— Что за символы вырезаны на его груди? — спросил мальчик. — Это заклинание?
Женщина оттащила мальчика от тела, не дав ему потыкать труп или вернуть беднягу к жизни. Чжихао сомневался, что мужчина поблагодарил бы их за второй шанс в таком состоянии. Порой лучше было оставить человека мертвым.
— Не знаю, — призналась женщина.
— Это старый хосанский, — Чжихао смотрел на гостиницу впереди. — Это значит «похититель».
— Так это правда? О его дочери? — спросила женщина. Чжихао ощущал ее взгляд. Он не ответил. Он ускорился, глядя вперед. Некоторую ложь было сложно рассказывать, даже Изумрудному ветру, и он не собирался рассказывать правду.
Старик был первым из множества шестов вдоль дороги. Чжихао не считал, некоторое лучше было не знать, но десятки тел вели к гостинице. Там были мужчины и женщины, но обошлись с ними одинаково. Все были мертвы, раздеты и насажены на кол. Это была не первая мрачная сцена от Пылающего кулака, но точно одна из худших.
У гостиницы было движение, и это казалось хорошим знаком. Оставшаяся армия точно шла в эту сторону, и Чжихао следовал за ними. Он понимал, что было заманчиво вернуться к ним. Он творил ужасы с ними, от которых кошмары снились бы кошмарам, но было товарищество среди убийц и честь среди воров. И никогда за время службы Пылающему кулаку Чжихао не страдал от голода или без фляги вина. Но сначала ему нужно было избавиться от мальчика.
Тела на шестах тянулись до гостиницы, и никто не пытался их снять. Может, никому не было дела, может, никто не хотел приближаться. Может, все боялись, что бандиты были еще близко, готовые наказать тех, кто решил похоронить бедняг. Женщина останавливалась у каждого трупа, повторяла молитву на коленях, словно была в долгу перед ними. Некоторые люди, встречавшиеся им по пути, махали в приветствии, но отказывались смотреть на жуткие сцены. Может, было проще не видеть этого.
Чжихао добрался до гостиницы, когда солнце скрылось за горизонтом на западе. Он был далеко впереди женщины и мальчика. Здание было большим, прочные деревянные балки были соединены, и только в нескольких местах появилась гниль. Выглядело так же, как и в прошлый его визит, кроме жутких пугал по пути, и новая бумажная табличка была на общем языке: «Безопасная помощь». От названия Чжихао улыбнулся, это было как мольба для таких, как он. Название звало уставших путников. Знакомый запах в воздухе заставил его сморщить нос, щекотал его горло. Чжихао старался игнорировать его, но хорошо знал этот запах. Немытые живые тела, кислые и затхлые.
Последние предупреждения Пылающего кулака перед гостиницей отличались от остальных. Тут тела не было. Вместо кола деревянная табличка была вбита в землю у двери гостиницы. В центре была прибита ладонь. Кожа сморщилась и посерела, ладонь была оторвана. Ладонь сжимала длинный тонкий меч, украшенный вырезанным драконом. Чжихао пару мгновений смотрел на него, ощущая, как уголки рта пытались улыбнуться. А потом он посмотрел на дорогу. Женщина и мальчик быстро приближались, помолившись последним трупам. Он подумывал сбить табличку и спрятать меч, но они увидели бы его, и это вызвало бы вопросы. Он все еще стоял там, когда они догнали его, но он смог стереть улыбку с лица, не дав им увидеть ее.
Он отчасти ожидал, что женщина зарыдает от вида, но она не стала. Она замерла перед табличкой, мрачно сжав губы, и опустила голову. А потом она взяла меч из ладони с осторожностью.
— Чья это ладонь? — спросил мальчик, разгибая безжизненные пальцы.
— Это ладонь того, кто меня убил, — сказал Чжихао, плохо скрывая веселье в голосе. — Прости, была. Думаю, теперь она для ворон и червей.
Женщина недовольно посмотрела на Чжихао, опустилась перед табличкой, сжимая меч в руках как подношение. Она склонила голову и закрыла глаза.
— Что ты делаешь? — спросил мальчик, но она не ответила.
— Игнорируй ее, — Чжихао понюхал воздух и огляделся. — Наверное, молится за его безопасность. Он точно мертв. Так отрубленная ладонь… Я видел, как люди истекали насмерть от меньшего. Теперь узнаем, кто воняет?
Мальчик пошел за Чжихао к входу в гостиницу, игнорируя лица, выглядывающие из окон, приблизились к дальней части здания. Мальчик был слишком близко, по мнению Чжихао, и каждый раз он пытался уйти вперед, но мальчик догонял.
Чжихао улыбнулся, завернув за угол. В паре шагов от стены гостиницы двое сидели у большого костра. Они смеялись и пили вино из бутылок, порой по очереди плевали в огонь. Тело неподалеку лежало у гостиницы. Старик с одной ладонью и без меча. Он был мертв, его голубое одеяние было во многих местах красным.