— Доченька, какая ты стала! — Мама обнимает Машу и, разводя ей руки как маленькой, оглядывает со всех сторон.

— Какая?

— Взрослая. А в глазах тоска!

— Ну что ты придумываешь, какая у меня тоска? Там такое веселье. Мам, у тебя есть водочка?

— Конечно, есть.

— Это хорошо. А женщина, что со мной в очередь на таможню стояла, сказала, что у вас водка по талонам.

— А я талоны не использую.

— Почему?

— Денег нет, чтобы ее покупать.

— Мам, теперь у тебя будет все. Видишь, я приехала! Давай выпьем за мой приезд, за тебя, моего братика Игоря. Кстати, где он, куда подевался?

— Джинсы примеряет. Ты ему столько навезла, он до утра из спальни не вылезет. У него уже девочка есть. Большой стал!

— Маш, а у них там, у буржуев, бархатные пиджаки можно достать? — Появившийся в обновке довольный брат сиял.

— У них можно все, — улыбается Маша, разглядывая повзрослевшего брата.

— Моя девушка сказала, что она полюбит того, у кого, как у принца, будет бархатный пиджак. А я сказал, нет проблем, у меня сестра за кордоном…

— Пусть ждет. Ты будешь этим принцем, — пообещала Маша.

— Правда? — обрадовался Игорь.

— Правда.

— А он дорого стоит?

— Нет! Там ничего не стоит дорого, кроме… — Вдруг на глазах у Маши появились слезы.

Мама обняла ее за голову:

— Доченька, я уж думала, не увидимся никогда.

— Ну ты что, мам?

— Завтра на могилу к отцу поедем. Памятник надо поправить. Повело.

— Нет проблем.

— Это дорого!

— У меня видишь, что есть?

— Что это?

— Пластиковая карточка.

— Она для чего?

— Спроси вместо чего? Вместо денег. Заходишь в банк или суешь ее в автомат…

— У нас есть автоматы, подруга сказала, что зарплату эти умные машины выдают.

— Мне тоже выдает зарплату умная машина. Нет, не так, мне умный человек выдает.

— Ты люби его, тебе повезло, дочь!

— Знаю, только… — в глазах Маши появляется грустинка, — не получается любить по заказу.

— Как по заказу? Ты хочешь сказать…

— Давай выпьем за всех нас, — перебивает ее дочь. — Я так без вас скучала.

— Вовка звонил, — между прочим сообщает мама, перед тем как отправить привезенный Машей деликатес в рот, и качает от удовольствия головой: — Такого я никогда не ела.

— Уже звонил?

— Угу. — Мама, изображая блаженство, закрывает глаза. — Какая вкуснятина! Он теперь знаменитым спортсменом стал.

— Знаю, когда я уезжала, он им уже был. Сборы, соревнования, поездки по миру. Хочешь сказать, что он все еще блещет своим талантом?

— Наверное. Говорят, маму к себе из Прибалтики перевез. Ему квартиру новую дали. В кооперативе.

— Купил, значит?

— Успел купить. Больше кооперативов строить не будут. Хоть и далеко где-то, но он доволен. Сказал, мама не молодая, пусть порадуется. А там, в Прибалтике, кутерьма — русских выселяют.

— Так у него мать, кажется, литовка?

— Нет, он сказал, отец. Только отец давно умер. А мама русская, потому и выселяют. Теперь он за ней сам собирается ухаживать.

— Молодец!

— Конечно. Он не женился. Может, тебя ждет?

— Скажешь тоже, меня! — покраснела Маша. — У него теперь другая жизнь.

— Маш, ты же с ним еще в школе…

— Да-да, мамочка, но это все в прошлом. Кстати, а ты откуда про это знаешь?

— Видела, детка. Ты ведь ни врать, ни скрывать не умела. А теперь?

— И теперь не умею.

— Он, наверное, узнал от Катерины, что ты прилетаешь, позвонил сегодня утром, мы с ним поболтали.

— Интересно! Не сказал, что мы с ним встретились вчера случайно?

— Нет, не говорил.

— Он вообще весь в себе.

— Что ты, а мне показалось такой рубаха-парень!

— Нет, он другой.

— Какой?

— Еще не знаю. — Маша помолчала, думая о своем первом возлюбленном. — Был другим. И расстались мы с ним как-то не так.

— Не так?

— Да. Катька считает, что я не смогла тогда по достоинству его оценить… Может! Молодой была.

— Теперь состарилась?

— Возмужала. И тоже стала не лыком шита. Я, мамочка, теперь фрау фон Штайн-младшая — представляешь? У меня слуги.

— Прислуга?

— Ну да.

— Папа твой с ними воевал… — Мама покачала головой.

— Вот-вот. Сама от этого избавиться не могу. Хотя их род древний очень и никто не поддерживал Гитлера. Теперь, правда, все так говорят. Людвиг сразу после войны родился. Отец перед этим тяжело заболел и умер.

— А мать?

— Мать ведь на фронте не была.

— Твой отец, когда пленных при допросах переводил, рассказывал, что многие признавались, как богатые семьи материально Гитлера поддерживали.

— Их семья — нет.

— Слава Богу!

В дверь позвонили.

— Кто бы это мог быть? Может быть, это Володя?

— Вообще-то он обещал, но вчера такой был…

— Какой?

— Навеселе, не думаю, что запомнил.

— Машка, — радостно заорал Игорь из прихожей, — к тебе сам Берцев явился!

Появившаяся следом знаменитость собственной персоной с большой охапкой цветов, схватив Машу, закружила по комнате.

— Ап! — Он поставил Машу на стул.

Мама, подхватив букет, понеслась на кухню.

— Мам, принеси сюда, хочу их видеть! — развеселилась Маша.

— Несу-несу, — прокричала из кухни мама. — Вот только в вазу поставлю.

— Ты теперь совсем другая, — оглядывая дорого одетую подружку детства, восхищенно пробасил Владимир. — Чужая! Незнакомая! — Он принюхался к запаху духов. — А я… Вчера не успели поговорить.

— Про тебя все слышала, даже по телевидению пару раз видела. Ты интервью иностранцам давал, — смущаясь таким неожиданным вниманием, забормотала Маша.

— Ну и как я оттуда смотрюсь? — Вовка горделиво тряхнул длинными шелковистыми волосами.

— Как всегда, наповал. Я восхищалась тобой. Всем рассказывала, что это мой школьный друг.

— Близкий — добавляла? — Владимир, подойдя к стулу, притянул Машу к себе.

— Володя, а можно у вас автограф? — Ворвавшийся в комнату Игорь, подал ручку спортсмену.

Тот привычно размашисто расписался.

— Уф, спасибо! А то никто не верит, что моя сестра училась вместе с вами.

— Теперь поверят?

— Да, — уносясь куда-то, прокричал Игорь.

— Так что ты там рассказывала? Значит, слышала, что я славен на весь мир, и не похвасталась, что я твой близкий друг? — продолжая начатый разговор, повторил свой вопрос Володя.

— Нет. Зачем врать? Ведь это не так! — Последний обидный разговор опять всплыл в Машиной памяти.

— Да ну? А я считаю по-другому.

— Может, выпьем? — увернувшись от поцелуя, предложила Маша. — Мы тут с мамой встречу отмечаем.

— Конечно-конечно. — Внося огромный букет роз в комнату, мама полезла в буфет и поставила перед гостем рюмку.

— Тебе, наверное, нельзя? — наливая ему полную, посочувствовала Маша.

— Уже можно.

— Почему?

— Все! С профессиональным спортом завязал. Ребят в спортивной школе буду тренировать. За тебя! — Владимир поднял рюмку.

— За нас, — прошептала Маша и громко воскликнула: — Ой, вы себе не представляете, как я счастлива, что дома! — Сделав большой глоток, Маша тут же забыла про обиду на Володю.

— Так плохо было? — закусывая, с подозрением поинтересовался Берцев.

— С чего ты взял?

— Нет, я просто спрашиваю.

— Мне, Вова, было и есть хорошо. Понял? — с вновь вернувшейся обидой в голосе проговорила Маша.

— Не обижайся, давай лучше повспоминаем про школу, про нас. А, Машуня? Я так часто вижу тебя во сне.

Владимир оказался хитрее, чем Маша могла предположить.

Вечер прошел под возгласы воспоминаний.

— Маш, ты помнишь, как на физре Лешка канат подрезал, толстый физрук полез и чуть шею себе не свернул.

— Да, парня хотели из школы исключить.

— Ага, потом выяснилось, что физрук тщедушного Лешку перед девчонками выставил, отжиматься заставил. Кстати, Машка первая вступаться за Лешку ходила. Доказывала, что его человеческое достоинство унизили.