— Мне и не надо.

— Так как ты узнала про Регину?

— Врач сказал.

— Какой?

— Когда мы с Региночкой в больнице вместе лежали. Она в детском отделении, я во взрослом. Я от нее дифтерией заразилась. Детская болезнь, но я не привита и не болела никогда! Ей переливание крови нужно было сделать. От меня было нельзя. Да и у нас с ней разные группы. Я умолила Володю прийти и сделать переливания для Регины. Хорошо там врач, молодой парень, толковый оказался. Не разрешил сразу перелить, знаешь, как это делается, от человека к человеку. Анализы сделал. Приходит ко мне и говорит: «Вы, мамаша, так дочку на тот свет отправите, коль врать будете». У меня температура сорок, я и так ничего не понимаю, а он еще загадками говорит. Спрашиваю: в чем дело? «Владимир Берцев не ее отец».

Когда он мне это сказал, я и так слабой была, а после этого и вовсе отключилась.

Пришла в себя через несколько суток и стала приставать к своим врачам: приходил ко мне лечащий врач Регины или нет? Может, это мне в бреду привиделось? Никто не вспомнил, что ко мне из детского отделения педиатр приходил.

Тогда я сама его нашла и допросила по всем правилам. Не ошибся ли он? Оказалось, нет. «Если мне не верите, — сказал он, — можете на ДНК тест сделать. Только это дорого. Я и так вам со стопроцентной гарантией говорю». После этого я стала так Володю бояться, думала, что если догадается, нам обеим плохо сделает. Теперь уже все равно!

— А когда, когда ты с ним, с Людвигом?..

— Когда он в последний раз приезжал, следом за мной, хотел меня забрать. Сказал: «Я же твой муж, ты не можешь мне отказать». Вот я на прощальное «прости» и согласилась.

— Не жалеешь?

— Нет.

— Машка, может, ты его попросишь Регину на учебу за рубеж устроить?

— Что ты! — испугалась Маша. — Он же не знает.

— А ты и не говори. Просто попроси о своей дочери.

— Не могу.

— А фамильную ценность, которая ему, наверное, много дороже, чем деньги за учебу потратить, можешь?

— Что же мне ему сказать: «Я верну тебе перстень»?

— Ничего не говори. Перстень оставь для Регины, а ему скажи, что у тебя способная и умная дочь, что ты не в состоянии оплатить ее последующую учебу, а потому обращаешься к нему с превеликой просьбой.

— Кать, у меня не тот характер.

— Я попрошу за Региночку. — Старенькая Машина мама выползла в кухню. — Простите меня, девочки, я стала невольной свидетельницей вашего разговора.

— Ой, мама, тебе надо лежать! — встрепенулась Маша и покраснела от стыда.

— Когда в таком возрасте, как я, все это: дети, жены, мужья… чьи они — не имеет никакого значения! Важнее всего, что они есть, живы, здоровы, и ради их благополучия можно сделать все. Тебе это, возможно, не удобно, а мне… — Старая женщина закашлялась.

— Мама, прошу тебя, только ни слова о том, что ты тут услышала.

— Думаю, что этого не понадобится, — сказала старая женщина и не ошиблась.

Людвиг, внимательно выслушав маму Маши и не задав ни единого вопроса, связал ее со своим секретарем. Через несколько месяцев Регине прислали приглашение на учебу из Швейцарии.

— Ба-а, кого я вижу! Иностранная леди в совсем неиностранных шмотках? Что, поизносилась нынче, фрау фон Штайн? — Прежний шеф Маши, Афанасьев, ставший еще полнее и противнее, протягивал к ней свои липкие лапы.

— А вы откуда знаете? — стараясь подавить в себе неприязнь, как можно приветливее прощебетала Маша.

— Я знаю все! Не спрашивай откуда, у меня должность такая — все знать. Я ведь твой начальник.

— Сейчас нет.

— А чего ж ты тогда ко мне заявилась? Или хочешь украденный видик вернуть? Я приму. Не гордый. Хоть и с существенным опозданием. Видики и сейчас на улицах не валяются. Так с чем пожаловала?

— Я бы хотела попросить у вас какую-нибудь работу, связанную с языком.

— Хорошо говоришь! Значит, с язычком? — двусмысленно причмокнул бывший начальник.

— Да.

— А мне что за это будет?

— Я вам готова…

— Ну, только не это! Таких, как ты, и тогда-то, а теперь уж и подавно пруд пруди, и получше и помоложе, только свистни.

— Нет, я не об этом! Я готова часть того, что заработаю…

— А-а, это уж совсем другой коленкор! Значит, готова?

Бывший шеф оценивающе взглянул на поникшую и измотанную невзгодами женщину:

— Да, мать, постарела ты сильно, и поистрепала тебя жизнь… Ты, случайно, не того?

— Что?

— Не пьешь?

— Нет, я с этим строго! — нервно отозвалась Маша, стараясь скрыть свой недуг. — Как можно, у меня такая дочь!

— Какая? — заинтересовался Афанасьев.

— Очень хорошая. За границей учится.

— Что-то мне не верится, что у такой, как ты… Вон от тебя за версту разит!

Лицо Афанасьева, похожее на разросшуюся тыкву, сморщилось, выражая брезгливость.

— Я вам твердо обещаю, — затараторила Маша, словно пойманная с поличным.

— Себе обещай. Мне это ни к чему. Ну, в общем, — он обошел Машу со всех сторон, — еще на что-то, может быть, и сгодишься. Только не будь такой, словно ты всех родственников в одночасье похоронила — и папу, и маму, и свекровь.

— Я действительно, если деньги не заработаю, маму похороню. А папа уже давно умер. Я же еще тогда в анкете про папу писала. А маме очень деньги на лечение требуются.

— Вот те раз! Говорю же, не делай такую физиономию, твои несчастья никому не интересны.

— Так у вас что-нибудь для меня есть? — не желая попусту слушать нравоучения и без того неприятного ей человека, заторопилась она.

— Если честно… — Шеф выдержал паузу. Маша смотрела на него, не дыша. — Есть одна работенка.

— Какая?

— Ты же с языком просила? Или интересуешься чем-нибудь другим?

— Нет-нет.

— Во, я и говорю! Приехал один фирмач. Нужно с ним поработать, а потом еще провести вечер. Как следует, понимаешь? Рестораны, сауны и так далее.

— Да, понимаю, только я… — Маша хотела сказать, что пришла вовсе не за тем, что она не женщина по вызову и что она уже не та, которую некогда Афанасьев мог насильно принудить к сожительству. Сообразительный Степан Степанович уловил это сразу.

— Ну уж как пожелаете, фрау фон Штайн! Если хотите заработать деньги, и не малые…

— А сауна обязательно? Я жар не переношу, — опасаясь, что он откажется от ее услуг, тут же отступила Маша.

— Да ну? А бывало, так любила жарку поддать. А? Или ошибаюсь? Иначе, как бы своего Людвига склеила?

— Я его не клеила.

— Значит, Машка, так. Мужика надо охмурить, накормить, напоить, и… дальше, уж как у тебя получится.

— При чем тут язык?

— Ну и дура же ты недогадливая! Он же немец? Я бы с удовольствием без переводчика обошелся, только у меня английский. А разговор с ним предстоит серьезный, долгий. На родном языке человек контактнее и ближе становится. Он в партнеры мне по бизнесу набился. Вот теперь придется маяться!

— Вы бизнесом занялись?

— А что не похоже на меня? — Бывший шеф выпятил еще больше подросший с момента их расставания живот, постаравшись выгнуть грудь колесом.

— Не знаю, — с удивлением протянула бывшая подчиненная.

Маша помнила Афанасьева как рьяного госслужащего, всегда отстаивающего на словах интересы государства и общества, которое она так непатриотично и без его позволения на то когда-то покинула.

— Ты же уехала откуда? — напомнил ей шеф и, не дожидаясь ответа, сам за нее произнес: — Правильно! Из Советского Союза. А куда вернулась? В капиталистическую Россию. Во-от. И дела у нас с немцем теперь капиталистические. Мы с ним одно предприятие на пару собираемся приобрести. Совместное. Кумекаешь? Теперь у нас модно быть владельцем совместного предприятия.

Дело выглядит таким образом. Один мой приятель продает бывшее госпредприятие по очень выгодной цене. Мы с немцем его приобретаем. Пока немец не имеет права считаться его владельцем, так как иностранцам у нас ни-ни. Знаешь? Поэтому законным приобретателем предприятия буду я. Деньги, естественно, его. Но скоро должен появиться закон, разрешающий покупать собственность на территории России всяким инородцам. Только тогда, соответственно, и цены на все это подскочат. Ну, вот мы с ним и торопимся.