— Хорошо, — стиснув зубы, прошипел немец, — тогда объясните мне, куда делась эта расписка из моего портфеля.
— Я… не знаю. Я вообще ничего не помню.
— А как вы меня напоили какой-то гадостью, соблазнили, уложили в постель и обокрали, это вы вспоминаете?
— Я ничего не знаю, это вы мне предложили выпить на брудершафт, а дальше я ничего не помню. — Маша потерла лоб.
— Ваша сумочка? Где ваша сумочка? — Немец орал и бегал по номеру.
— Сейчас. — Маша вышла в прихожую, пошарила под пальто на вешалке. Не обнаружив сумки, она вернулась в комнату. — Ее нет. Она пропала.
— Сейчас у меня пропадете вы. Я звоню в полицию.
— Звоните. — Маша пожала плечами. — Что вы скажете? Между нами, между прочим, ничего не было! — Она вновь обвела взглядом стол, пустые рюмки и в поисках бутылки даже заглянула под стол. На столе оставалась стоять первая бутылка, которую они взяли с собой в номер. Маша запомнила это хорошо. Вообще, что касалось сортов водки, она запоминала точно. Перевернув ее, она глотнула остатки.
— А где бутылка, которую принес этот… друг Афанасьева? — полюбопытствовала она.
— Об этом вы не забыли, а сами сказали, что отключились.
— Про бутылку помню, а про то, что между нами ничего не было, просто ощущаю, как женщина, понимаете? Каждая женщина знает, случилось это с ней или нет. Неужели не ясно?
— Так почему помните про водку? — Немец пытался вернуть ей память.
— А-а про водку? — Маша по-дурному улыбнулась. — Я про нее всегда помню!
Но, сообщив немцу, что между ними ничего такого не произошло, она задумалась сама: кто же ее тогда раздел и зачем?
— Я не верю. Почему же вы меня раздели донага? Может, скажете, я сам? — повторил ее мысль господин Ларрик.
— Не знаю, ничего не знаю, только точно уверена, я не могла вас раздеть. Я этого никогда не сделала бы!
— Бросьте прикидываться овечкой, будете говорить или нет? — Герр Ларрик, схватив Машу за плечи, больно встряхнул и, отпустив, бросился к телефону.
Маша покачала головой, с безразличием наблюдая, как немец, нажав телефонные кнопки, заговорил по-английски.
— Не вздумайте сбежать, — предупредил он Машу, — я вызываю охрану.
— Не собираюсь.
Охранник, показавшийся Маше знакомым, открыл дверь в номер своим ключом.
Услышав, что клиента ограбили, он тут же накинулся на Машу:
— Признавайся, это ты?
— Вы что, сошли с ума? — воскликнула Маша.
— Договоришься у меня. Сейчас все проверю, если найду то, что ты свистнула, мало не покажется!
— Я вам правду говорю, сама не понимаю, что тут случилось!
— Не понимаешь? Сейчас поймешь. — Охранник, расшвыривая по комнате вещи в поисках документов и исподлобья поглядывая на Машу, зло приговаривал: — Чтоб ноги твоей в нашем отеле никогда не было! Я тебя запомню. Своих хватает.
— Да что вы такое несете? — догадавшись, о чем он, возмутилась Маша. — Я переводчица.
— Ага, я тоже. Тут таких переводчиц! Дерутся по вечерам. Слышала, что я тебе сказал? А уж если выяснится, что и вправду украла, то плохи твои дела. Сейчас времена крутые. Менты даже доказательств искать не будут, так, со слов, по заявлению от господина, как его там… на пять лет загремишь.
— Вы что? — Маше сделалось тоскливо, и она вновь поискала глазами пропавшую бутылку.
— Чё зыркаешь?
— Выпить хочу.
— Да ты еще и алкоголичка?
— Я переводчица!
— Ну я ничего не нашел! — обращаясь к немцу, покачал головой охранник. — Все вытряхнул и из ее карманов, и из ящиков. Как, говорите, выглядит эта бумага? Расписка? Ага, понимаю! — Он перешел в прихожую. — И тут нет! Ничего такого! Говорите, с партнерами пили? — вернулся он вновь. — А они где? Может быть, это они и украли? А-а, не может быть, потому что они вам эту бумагу и принесли, — повторил он за немцем и почесал затылок. — Может, у нее какой сообщник был? — Маша окатила верзилу презрительным взглядом. — А вот это что? — Встав на стул, охранник стянул с крышки шкафа Машину сумочку. — Ты спрятала?
— Я не достану так высоко.
— Закинуть можно, — подсказал немец, бросившись выгребать из Машиной сумки содержимое.
Отняв у немца сумку, верзила просто вытряхнул все содержимое на стол.
— Что это? — Золотая зажигалка среди старой перепачканной табаком косметики сразу же бросилась в глаза.
— Не знаю, — замотала головой Маша. — Честно, не помню.
— Тут выбито «Марк Ларрик», — прочел охранник.
— Это я, — произнес немец.
— Она золотая?
— Конечно. Эта зажигалка моя.
— Вы ей ее отдали?
— Нет. Не помню.
— А ты что скажешь?
— Я тоже не помню.
— Хорошо. Никто не помнит, только она оказалась у тебя в сумочке. Ведь так?
— Да Бог с ней, с этой зажигалкой, — огорченно махнул рукой немец, — документа нет, вот что главное!
— Тут главное все. Она воровка, понимаете? Образ Маши никак в воображении немца не соответствовал воровке. А потому он покачал головой.
— В общем, ладно, вызываю милицию, пусть они разбираются. Последнее слово за тобой? Что скажешь? Может, расколешься, а?
Маша безучастно глядела в пустоту.
Глава тринадцатая
Молодой лейтенант, проверив документы у Маши, насупил брови и сердито посмотрел на охранника отеля:
— Давай разбираться по порядку.
— Давайте, — с уважением к погонам согласился охранник.
— Вас было трое? — обращаясь к немцу и Маше одновременно, начал лейтенант.
— Нет, их было четверо, — вмешался охранник.
— Тебя не спрашиваю, я хочу услышать их.
Охранник, проявив инициативу, перевел вопрос немцу по-английски.
Тот быстро и путано забормотал.
— Он говорит, что их сначала было четверо, потом один вышел из номера за водкой. У них, лейтенант, водка кончилась.
— Э-э, так дело не пойдет!
— Как? — удивился охранник.
— Как мне проверить, что это говорит он, а не ты?
— Давайте, я буду переводить, — предложила Маша.
— Ты-ы? — Страж порядка с презрением посмотрел на растрепанную, спитую женщину.
— Я же профессиональная переводчица, а этот… — Маша скривилась от корявой английской речи охранника. Английский в вузе у нее был не основным, однако она говорила лучше, чем этот прилизанный робот в темном костюме.
— Ты профессиональная шлюха, а никакая не переводчица. Наши, отельные, на всех языках почище тебя чешут. Ясно? — грубо прорычал охранник.
— Все! Поехали в отделение, так я допрашивать не могу. — Лейтенант захлопнул папку.
— Я иностранный гражданин, вы права не имеете, — вдруг поняв по поведению стража порядка, что и его собираются заодно замести, встрепенулся немец.
— У нас ты украл, у тебя ли украли — все едино. — Маша махнула рукой и укоризненно добавила: — Ведь я предупреждала, что не имею никакого отношения к вашим документам. Теперь терпите!
— Переведите ему, что я иностранный гражданин, что он не имеет права, — испугался немец.
— Я его и не собирался допрашивать, я право знаю. Пусть напишет заявления о пропаже ценной бумаги. Будем разбираться без него. А вот ты поедешь со мной.
— Слушайте, давайте я вам все по порядку объясню, только ему скажите, чтоб не вмешивался, — показывая на охранника, взмолилась Маша.
— С вами со всеми сам черт ногу сломает. Один — одно, другой — другое!
— Ну послушайте. Афанасьев и его партнер Леха, то есть Алексей, наверное…
— Фамилия?
— Чья?
— Алексея этого…
— А-а сейчас вспомню, черт, он же подпись ставил… В общем, они хотели обмыть сделку.
— А немец этот, Ларрик, не хотел?
— Почему не хотел? Он тоже…
— Отвечайте на мой вопрос…
— Он тоже хотел.
— И ты, значит, пожелала в номера, да еще в наш отель? — вновь вмешался охранник.
— Заткнись, — умно сморщив лоб и изображая работу мысли, остановил его милиционер.
— Мне было все равно, я на работе, куда скажут, туда и поеду.
— Вот так! — обращаясь к лейтенанту, многозначительно воскликнул охранник.