Она лишь выдернула руку в ответ.

— Как ты смеешь!

— Как я смею что?

— Говорить… Говорить, что хочешь очутиться под моим одеялом!

— А я хочу, — Трейс наблюдал за тем, как краска заливает ее лицо. — И, более того, ты тоже этого хочешь, — продолжал он, несмотря на ее гнев. — Не спорь.

— Лучше уж змея!

— Это нетрудно устроить.

Выбитая из колеи больше его уверенностью в том, что она его хочет, чем фактом, что так оно и есть на самом деле, Бетани разразилась потоком брани, составленным из ругательств, которые ей доводилось слышать от него. Он с учтивым вниманием выслушал ее:

— Не выражайся, если не умеешь это делать правильно.

Рука ее взметнулась вверх. Трейс почти ждал этого. Он без труда быстрым, грациозным движением схватил руку и без излишней суеты уложил ее на землю. Бетани, запутавшись в одеялах и ночной сорочке, лишь беспомощно барахталась в его руках. Она не могла ни высвободить руку, ни сбросить его с себя. Его тяжелое тело придавило ее к земле.

Какое-то время она не прекращала борьбы, выгибаясь, колотила его ногами, пока случайно не подняла голову и не увидела, что он просто спокойно ждет. У него даже не сбилось дыхание, он просто получал удовольствие, наблюдая за ней. Бетани прекратила сопротивление.

— Встань, пожалуйста, — попросила она, когда перевела дух и обрела способность говорить. — Мне тяжело.

— Нет, пока ты не пообещаешь, что не будешь больше прибегать к насилию.

— О, я обещаю, — сладким голосом отозвалась она; Трейс улыбнулся.

— Не скажу, что поверил.

Бетани подняла на него глаза.

— У тебя больше симпатии к змее, чем ко мне!

— У змеи лучше норов.

Трейс получал все большее удовольствие от беседы, что неимоверно раздражало Бетани. Как смеет он вести себя так, будто ничего не случилось? Будто отец ее по-прежнему жив, и Трейс не оставлял его одного умирать? Как он смеет думать, что она покорно упадет в его объятия, стоит ей услышать, что он ее хочет? Это возмутительно!

Не успев даже додумать мысль до конца, Бетани набросилась на него с самыми вескими ругательствами, которые только знала:

— Ублюдок! Грязный подкидыш! Сын подкидыша! Убийца!

Улыбка Трейса испарилась. Глаза его засверкали от ярости, губы сжались в тонкую нить. Он заговорил глухим угрожающим голосом, напомнившим Бетани рычание пантеры:

— Мне бы следовало подумать, прежде чем что-нибудь тебе рассказывать. Женщины обычно несправедливы, но я полагал, что ты не такая.

Ей хотелось сказать, что она действительно не такая. Но прежде чем она успела заговорить, Трейс склонился и наградил ее яростным, почти жестоким поцелуем, заставившим ее застонать. Его мозолистые ладони сжали ее руки, пытавшиеся оттолкнуть его. Свирепость поцелуя напугала ее. В первый раз Трейс напугал ее настолько, что ее охватило желание убежать от него. Ей хотелось звать на помощь, кричать, чтобы услышал кто-нибудь из носильщиков или солдат, но она не могла. Все звуки, издаваемые ею, тонули у него во рту, а запястья он сжимал с такой силой, что ей казалось, что переломятся кости.

Бетани хотела попросить прощения, сказать, что жалеет о своих словах, но он раздвинул ей губы языком, проникая внутрь с настойчивостью, от которой у нее все поплыло перед глазами. Теперь она не могла дышать, не могла думать.

Схватив оба запястья одной рукой, высвободившейся ладонью он провел вдоль ее содрогающегося тела. Рука проникла под ткань рубашки, лаская сочную плоть, останавливаясь, чтобы ощупать чередующиеся бархатистые впадинки и ровные участки кончиками пальцев. Его ловкие руки, не ведая жалости, продвигались все дальше по бедрам, оставляя за собой огненный след, исследуя и наслаждаясь роскошью ее содрогающегося тела.

Бетани беспомощно билась в его объятиях. Рот его не отпускал ее губ, и она готова была разрыдаться. Жалобные приглушенные звуки донеслись до нее, и в ее затуманенном мозгу мелькнула мысль, что это ее стоны. Трейс был беспощаден, и когда наконец он оторвался от ее истерзанных губ, то только для того, чтобы начать прокладывать поцелуями влажную дорожку вдоль ее шеи.

Без особых усилий стянув сорочку, удерживая Бетани коленями, Трейс отбросил рубашку в сторону. Им владело острое желание, его сжигал чудовищной силы огонь, притушить который он мог, лишь доказав ей, что она хочет его не меньше, чем он ее. Он не собирался овладевать Бетани против ее желания. О, нет, она пройдет вместе с ним весь путь до конца, до болезненной пустоты внутри прежде, чем он принесет удовлетворение обоим.

По-прежнему удерживая ее запястья, он без труда добился, чтобы на розовой поверхности ее грудей появились твердые бутоны. Он потрогал сначала один, потом другой, зажимая их большим и указательным пальцами, а потом, склонившись, взял в рот сосок, слегка покусывая его зубами, пока девушка не начала судорожно ловить ртом воздух. Она выгнулась и попыталась оттолкнуть его ногами.

— Пожалуйста! О Трейс, пожалуйста, не надо!

Не обращая внимания, он продолжал, пока она не скорчилась, чуть не рыдая, потом его внимание переключилось на пульсирующую у ее шеи жилку. От нежных поцелуев Бетани охватила дрожь.

Она чувствовала себя так, словно ее положили на костер. Тело ее изменило ей, и ей почти хотелось этого. Все что угодно было лучше той ноющей пустоты, которая терзала ее на протяжении последних шести месяцев. Даже унизительное поражение. По крайней мере, теперь она испытывала крайнюю степень обострения чувств, а это лучше, чем нудное безразличие.

Но несмотря на предательскую готовность тела уступить, Бетани не собиралась сдаваться без борьбы. У нее еще сохранилось уважение к себе, чувство собственного достоинства, и она не могла позволить Трейсу полностью проигнорировать это. Он должен уважать ее, видеть в ней больше, чем просто горячее страждущее тело. Нет, она не может настолько все упростить для него, пусть исход и неизбежен.

Трейс почувствовал, как решительно напряглось ее тело, возобновляя попытки сопротивления. Приподняв свое стройное тело, чтобы накрыть ногой ее бедра, он лег на бок и руки его нарочито медленно начали исследовать все доступные участки ее тела, к которым ему хотелось прикоснуться.

Гордость не позволяла Бетани снова умолять его, и она крепко сжала губы. Трейс языком попытался раздвинуть их. Когда она не поддалась, он взял ее за подбородок, пытаясь пальцами развести ей челюсти. Бетани немедленно получила преимущество, ощутив безудержную радость от способности бороться с ним. Ее маленькие белые зубки мертвой хваткой впились в его палец.

Выругавшись, Трейс попытался отстранить ее от себя. Это ему не удалось, зато зубы глубже впились в кожу. Он хотел было ударить ее по лицу, надеясь, что от неожиданности она отпустит его, но передумал. Ему не хотелось поднимать руку на женщину, даже если это была мегера.

Когда он отпустил ее запястья, то с трудом успел спасти от укуса большой палец. Затем Бетани решила воспользоваться преимуществом, которое давали освободившиеся руки, и вцепилась ему в волосы.

Эти неожиданные физические упражнения не только не уменьшили его желания, а наоборот, еще больше распалили его.

Он посмотрел на нее из-под полуопущенных век, и Бетани сразу затихла. Темные глубины его глаз сказали ей, что играм пришел конец. Теперь, когда он коснулся ее рта губами, она не сопротивлялась. Это потеряло смысл.

Осторожные движения его языка вызывали у нее ответную дрожь; она прикрыла глаза. Он целовал ее, пока она не издала глубинный глухой стон, потом губы его переместились ниже. Сам он тоже передвинулся, обводя языком вокруг резко выступивших сосков, переместился от одной груди к другой, и она беспокойно заерзала под ним.

Бетани не заметила, когда он освободил ей руки; смутно запечатлелся момент, когда он расстегивал брюки и скидывал рубашку. Теперь на нем, так же как и на ней, не осталось никакой одежды, его сильное согревающее тело лежало поверх нее. Она обняла его, запутавшись пальцами в густых темных волосах, слегка касающихся плеч. Она чувствовала его давление в области паха, чувствовала, как в нее упирается его гордое естество.