Осторожно приоткрыв дверь, я выглянул в темноту. Пару минут постоял, прислушиваясь и вглядываясь в окутанную полумраком гостиную, а потом повернулся и, закрыв дверь на защелку, вернулся в постель. Меня трясло. Да, это был всего лишь сон, но почему такой? И почему я так на него реагировал? Мои щеки все еще горели. Не от страха, а от стыда. Я был возбужден. Настолько, что мне было почти больно. Сцепив зубы, я опустил руку вниз, чтобы расстегнуть ширинку на джинсах. Видимо, придется протягивать самому себе руку помощи. Надеюсь, у меня в сумке завалялись влажные салфетки?

На следующее утро мне удалось проснуться раньше Асталина. Открыв глаза, я заставил себя чуть ли не бегом броситься в ванную. Вымывшись с поистине космической скоростью и быстро промокнув мокрые волосы полотенцем, я пулей помчался назад в свою комнату. Успел. Натягивая чистую футболку, я услышал шаги в гостиной.

Асталин пожаловал. Я замер, чувствуя, как начинают пылать щеки. У меня не было никаких доказательств его причастности к тому, что произошло ночью, но это меня не успокаивало. Я сжал кулаки и глубоко вздохнул, пытаясь хоть немного прийти в норму. Все равно мне придется выйти из своей норы и встретиться с ним лицом к лицу.

- Как спалось? – небрежно спросил начальник, когда я появился на кухне.

Я уставился на него, с подозрением вглядываясь в спокойное лицо и ясные темные глаза, в которых не было заметно ни скрытого подтекста, ни тени насмешки.

- Как убитый.

Мои ноги подкосились, и я плюхнулся на стул, понимая, что не хочу ни есть, ни пить. Мне даже чашку с кофе брать в руки не хотелось. Я понимал, что долго так не выдержу. Если это будет повторяться, я сойду с ума. В лучшем случае.

- У нас только кофе на завтрак, - сообщил Асталин. - Продуктов нет, так что позавтракаем в институте.

- Все нормально, - машинально ответил я, раздумывая над тем, что мне делать дальше.

- Что с тобой? – неожиданно спросил начальник.

- Что?

- У тебя руки дрожат. В чем дело?

- Ни в чем.

Я торопливо сглотнул, пряча под стол предательски вздрагивающие пальцы.

- Разве? Можешь не отвечать, я и так знаю, что с тобой происходит.

- Да? - я чуть не подавился этим коротким словом. – И что?

- У тебя начинается ломка. Я знаю, что ты сидишь на магсе.

- Нет, - выдохнул я. - Фигню несете. Я чист.

- Не ври, Максим. Я передумал, мы едем прямо в лабораторию. Посмотрим, что можно сделать.

Спустя несколько минут мы вышли из дому. Сидя в машине, я предпочитал молчать и смотреть в окно на лес по обе стороны от дороги. Возможно, следовало изображать интерес и расспрашивать о подземной лаборатории, но я был слишком подавлен. Асталин тоже не изъявлял желания начинать беседу. Очевидно, считал, что мне хреново из-за наркотика в моей крови.

Первым человеком, с которым я столкнулся в подземной лаборатории, оказался Костя. Он находился в отсеке с прозрачными стенами и что-то делал в окружении микроскопов, пробирок и кучи другого медицинского оборудования. Увидев его знакомую лохматую макушку, я не смог сдержать радостную улыбку. Луковский. Жив и здоров. Слава Богу.

- Константин, доброе утро, - поздоровался Асталин.

- Вы.

Костя резко обернулся и уставился на начальника с неприязнью, которую даже не пытался скрыть.

- Что вам нужно?

- Я пришел к Инессе. Привел ей пациента. Это Максим. Он теперь часто будет сюда заглядывать.

Костя уловил покровительственные нотки в голосе Асталина и покосился на меня с видимым отвращением. Я поспешно переплавил свою улыбку в насмешливую гримасу.

- Здорово, чувак. Чем занимаешься? Мышей препарируешь? То-то я смотрю, у тебя халат в каком-то дерьме.

- Инессы нет, и вы это прекрасно знаете. Так какого лешего вам здесь надо? – срывающимся от ярости голосом выпалил Костя. Он обращался к Асталину. Судя по всему, моя насмешка разозлила его гораздо меньше, чем один лишь факт присутствия начальника в лаборатории. – Я что-то не так сделал? Не выполнил какой-то очередной приказ?

- Почему ты так решил?

Асталин посмотрел на Костю, и у меня похолодели ладони. Я был уже специалистом по распознаванию его интонаций, взглядов и выражений лица. Сейчас он был раздражен. Блин, Костя не зли этого монстра!

К моему облегчению в следующую минуту на пороге отсека появилась Инесса в белоснежном халате, накинутом поверх элегантного сиреневого костюма. Ее длинные густые волосы были уложены в аккуратную прическу. Посмотрев на меня, как на пустое место, она улыбнулась Асталину.

- Андрей Александрович, Костя, доброе утро.

Луковский что-то невразумительно буркнул. Я растянул рот в широкой ухмылке, окидывая девушку откровенно наглым оценивающим взглядом.

- Ух ты, красотка в белом! Барышня, вы, надеюсь, не замужем?

Инесса сделала вид, что не слышит, и я вспомнил, как она орала на меня три дня назад, когда пыталась отговорить от безумной идеи изображать Максима Горченко.

- Доброе утро, - кивнул Асталин. - Как прошел отпуск?

- Спасибо, все было замечательно, - улыбнулась девушка. – Соскучилась по работе, если честно. А у вас как дела? Ничего не случилось, пока меня не было?

- На сегодняшний день в нашем ИЭС только одна новость и она перед вами, - усмехнулся Асталин. - Инесса, Константин, это Максим Горченко. Я разрешил ему находиться здесь и хочу, чтобы вы об этом знали.

- Ага, привыкайте, костоправы. Вы теперь не скоро от меня избавитесь.

Я на секунду отвернулся, чтобы прилепить на стену комок жвачки, вытащенный изо рта.

- Что за хренотень тут происходит…

Костя сжал кулаки. Инесса смотрела на меня с отлично разыгранным недоумением. Я ухмыльнулся и подмигнул им обоим.

- Инесса, ты займешься Максимом, - сказал Асталин, не обращая внимания на наши игры в гляделки. - Ему нужна помощь.

- Усыпить? – не слишком понижая голос, пробормотал Костя. – Готов хоть сейчас.

- Какого плана помощь, Андрей Александрович? – удивленно поинтересовалась Инесса.

Однако Асталин не успел ответить. Зазвенел его мобильный, и он вышел в коридор, не пожелав разговаривать при свидетелях. Я покосился ему вслед. Что у него за связь такая, что даже в этом бункере есть сигнал?

- Ну, колитесь, костоправы, - я повернулся к Инессе и Косте. - Чем вы тут занимаетесь? Над кем опыты проводите?

Подцепив какую-то колбу с прозрачным раствором со стола, я покрутил ее в руках, прекрасно зная, что довожу этим Костю до белого каления.

- Верни на родину, пацан, - злобно процедил мой друг, прожигая меня ненавидящим взглядом.

- Да брось, чувак, - я громко хмыкнул, подбрасывая колбу в ладонях как заправский жонглер. - Можно подумать, что у тебя тут штамм сибирской язвы!

От неминуемой расплаты со стороны взбешенного Луковского меня спасла приоткрывшаяся дверь. Я обернулся, думая, что увижу вернувшегося Асталина и не поверил своим ушам, услышав отвратительно знакомый елейный голосок.

- Извините, а Константин Игоревич здесь?

Я остолбенел, чуть не выпустив из рук злосчастную колбу. Инесса вздрогнула. Мы оба уставились на бочком вползающего в дверь несуразного толстяка в белом халате. Это было похоже на гром среди ясного неба. Перед нами стоял Дорофеев.

- Здесь Константин Игоревич, - нехотя буркнул Костя. – Куда он денется с подводной лодки! Зачем я вам понадобился?

- Ой, дорогой мой Константин Игоревич, а я вас сразу и не заметил!

Дорофеев всплеснул руками в своей излюбленной театральной манере.

- Дело в том, что мне нужна ваша помощь. И прямо сейчас. Одному из моих пациентов плохо.

- Что за х… й день!

Костя обреченно махнул рукой и направился к выходу. Судя по взгляду, который он бросил на Дорофеева, толстяк не пользовался его расположением. И, тем не менее, Костя его знал. Появление этого урода не стало для него сильным шоком, в отличие от нас с Инессой.

- Что здесь происходит? – в сердцах бросила девушка.

Она тоже поспешила к выходу, и я последовал за ней, слишком ошеломленный, чтобы начинать что-то спрашивать. Костя и Дорофеев уже заходили в отсек в конце коридора. Сквозь прозрачные стены я хорошо видел и их спины, и кровать в центре комнаты, на которой лежал человек, связанный по рукам и ногам широкими кожаными ремнями. Его тело билось в жестоких судорогах боли. Подойдя поближе, я увидел взмокшие от пота каштановые волосы, разглядел искаженное от крика лицо и понял, что сейчас заору сам. Сквозь прозрачные стены отсека я смотрел в потемневшие от невыносимой боли шоколадно-карие глаза Степашки.