— Вот дурачок, для меня ты самый лучший! – он шутливо запрыгнул на меня и наша маленькая потасовка перешла в долгий поцелуй.

***

Димка был необыкновенным. Он не был злым, не был завистливым, не был циником. Он был открытым, веселым, отзывчивым. Он искренне радовался пушистому снегу, необычным по форме облакам. Никогда не упрекал меня ни в чем, не ставил в неловкое положение.

С окончанием каникул встречаться стало сложней. О том, чтобы идти ко мне в гости, не было и речи, показываться его родителям на глаза я тоже не хотел, в душе не исключая вариант, что Димка поймет, что я ему не ровня.

В школе мы сначала делали вид, что не разговариваем друг с другом, но быстро поняли, что это выше наших сил. Да и потом, все видели нас и раньше вдвоем. Мы перестали прятаться, а культурно общались у всех на виду, не позволяя себе лишнего. В основном, конечно, я его сдерживал, потому что переживал за его репутацию.

Мы продолжали заниматься вдвоем по школьной программе. Так как я значительно подтянулся (ох, как я гордился тут собой и моим прекрасным учителем), мы делали домашнюю работу вместе. Мои оценки стабильно превратились в четверки. Замечаний в дневнике вот уже долгое время не было.

Мне все сложней было идти домой, в эту дыру. Отчим совсем слетел с катушек, пил беспробудно. Дома было нечего кушать. Мама украдкой давала мне по десять-двадцать рублей на булочку и кефир. Я был вечно голодный, но ни словом не обмолвился Димке, ему и так хватало забот. Скоро должны были начаться соревнования, он должен был готовиться все свободное время, а вместо этого проводил его со мной. Я уговаривал маму бросить отчима, понимая, что это невозможно. Идти нам некуда, а квартира его. Мама вообще стала как тень. Мое сердце разрывалось от жалости, я даже как-то попытался поговорить с отчимом, но хорошего из этого ничего не вышло.

Лучиком света для меня был Димка. Он чувствовал мое настроение, мог одним лишь словом поддержать, понять и просто помолчать. Он убедил меня, что я должен хотя бы попытаться поступить в какой-нибудь институт, и мы стали подыскивать варианты. Я каждую ночь благодарил судьбу, которую проклинал до поры до времени, за такую жизнь. Дима – это самое лучшее, что со мной могло случиться. Ради этого стоило столько лет быть неудачником, терпеть все это, чтобы получить супер-приз в конце. Там, наверху, жестокие шутники.

***

Приближался день всех влюбленных. Зима отступила на время, снег совсем стаял, а солнце светило так, словно всерьез поверило в реальность происходящего. Я хотел подарить Диме что-нибудь особенное, но у меня не было средств и возможности. Была идейка сделать открытку своими руками, но если ее найдет мой отчим или братец, то глумиться будут еще месяц. В итоге я сочинил романтическое четверостишье и записал его на обычном тетрадном листе. Димка был в восторге:

— Да ты поэт!

Мы встретились в торговом центре, в который бы я раньше и не подумал зайти. Он настоял, чтобы мы зашли в кафе и взяли себе по огромной чашке латте с сиропом. Я выбрал банановый, а он клубничный.

— Спасибо, это все, что я могу сделать для тебя.

— Ты можешь больше, и я подожду. У нас впереди целая жизнь.

Мне захотелось стиснуть его в объятиях и поцеловать.

— Димка, ты знаешь… ты самый лучший.

— У, — он заулыбался. – Раз ты говоришь так, то, что будет, когда я расскажу тебе о своем подарке.

— Дим, я же просил, хватит и того, что ты угостишь меня кофе.

На его мордашке появилось хитрое выражение лица.

— Моему папе очень часто требуется передать срочные документы в Москву. Они нанимают человека, покупают ему билет туда и обратно, дают пакет документов и адрес. И даже деньги на такси. Документы очень срочные и важные, им проще перестраховаться.

— И? – я ничего не понимал.

— Сегодня именно такой случай.

Он сиял. Мой Димка сиял, как начищенный пятак, а я не мог поверить – он только что предложил мне слетать в Москву? О, Боги! Если бы я не сидел, то точно бы упал. Я смотрел на него круглыми глазами и лишь открывал рот, силясь что-нибудь сказать.

— Дима! Это же…

Как давно я хотел полетать. Как давно я мечтал об этом. Жизнь не такое дерьмо, как кажется!

— Я с трудом убедил папу, что ты подходящий человек. Знаешь, сколько платят? Пять штук. И еще с собой дают две на непредвиденные расходы – самолет там задержат, или еще что-нибудь.

— Семь штук? – я был в шоке.

— Да, сможем, наконец, купить тебе что-нибудь из одежды, — из уст Димки это звучало совсем не обидно. – У нас три часа до самолета.

— О, Димка!

Я не выдержал. Кинулся к нему, стал целовать, обнимать. Прямо на глазах у всего торгового центра. Плевать на всех! Как же я его люблю! Какой же он умница!

***

Подъезжая к зданию аэропорта, я испытывал необъяснимый трепет. Оно было таким же красивым, как и в новостях. Огромное, синее, сверкающее. Димка сжал мою руку, и мы вошли в эту махину из стекла и бетона. Внутри было светло и даже как-то уютно. Кафешки, реклама, стульчики для ожидающих. Дима отвел меня к стойке регистрации, прямо там меня ждал билет сразу туда и обратно.

— До конца регистрации еще час, пойдем, осуществим твою мечту? – подмигнул Димка.

— А я не опоздаю?

Мне было не по себе. Я чувствовал громадную ответственность.

— Да нет, без тебя не улетят, — отшутился он и потащил меня наверх, в кафе с видом на взлетную полосу.

Я прилип к стеклу, буквально вжавшись в него носом, и глядел на огромных белых стальных птиц. Как они прекрасны. Я не верил, что сейчас полечу на одной из них.

Мы пили кофе, который был ужасно горьким, и хохотали, как первоклашки. Дима давал мне последние указания – такси брать только у стойки в аэропорту, сказать, чтобы подождал, сразу не рассчитываться, конверт с документами не вскрывать и от себя не отпускать. Главное, не бояться, не теряться и помнить, что он меня любит. Я опять нарушил свой же принцип – не целоваться на людях, и притянул его к себе, перед тем как пройти на посадку. Димка был взъерошенным, немного бледным и пах кофе.

— Я люблю тебя, — шепнул ему я и услышал тоже самое в ответ.

— Счастливо! Может быть, у меня получится тебя встретить!

Обратный рейс был вечерним, я прилетал в одиннадцать вечера, и мне было абсолютно плевать, что скажет отчим, когда я заявлюсь домой в двенадцать. Хотя… Да, он, наверное, уже будет храпеть после выпитого.

— Дим, не нужно меня встречать. Пожалуйста, — еще не хватало, чтобы он шарахался по темноте.

Он скорчил рожицу. Я помахал ему на прощание и прошел в накопитель. Ждать пришлось совсем немного. Меня и других пассажиров, которых было человек двадцать, погрузили в автобус и повезли к самолету. Когда я ступил на взлетную полосу, гул двигателя едва не оглушил меня. Пахло топливом и чем-то металлическим. Я торопливо поднялся по трапу и оказался в салоне. Мое место было в самом начале и, конечно, возле иллюминатора.