Нет, надо быть похитрее, и работать хорошо, чтобы избежать наказаний, но делать вид, что устаю и не все умею, тогда точно сойду за ленивого бездельника омежку из богатенькой семейки. Моему тюремщику надо перевоспитать меня? отлично, я подыграю ему, все осознаю и вернусь на путь добродетели, и тогда он отпустит меня с миром и наилучшими пожеланиями счастливой семейной жизни, так что все, что от меня требуется - немного потерпеть, и пустить ему в глаза побольше пыли.

Черт, как же мне надоели эти грядки с овощами! Садист, нарочно заставил таскать воду с ручья, когда вон колодец под боком! Очередное ведро выплеснул себе на голову, а то и тепловой удар схватить недолго. Шепард покосился удивленно, но ничего не сказал, и тогда я добавил разгоряченному лицу еще порцию освежающего наслаждения. Жарища, вода в ручье теплая, приятная, как парное молоко. Жаль, мал ручеек, а то забраться бы туда целиком да поплескаться вволю.

-Слышь, ты давно здесь? На материк не тянет?

Кудлатое чудище удивленно воззрилось на меня, но ничего не ответило.

-Тебе и разговаривать со мной не велено? Но скучно же целыми днями в молчанку играть! Давай поговорим... Шеппи! Скажи хотя бы, как зовут здешнего рабовладельца, а то даже обращаться к нему безымянному как-то неловко.

-Говори: господин, этого достаточно. Тащи воду, омега, нечего зря языком трепать. Обмануть меня решил, разговорами задобрить, чтобы помогал тебе? Господин предупреждал о твоих коварствах. И что это еще за Шеппи такой? смотри, докалякаешься, развалю прямо здесь и поимею во всех позициях!

"А вот хрен тебе, бугай недоделанный! Думаю, давно бы поимел, если бы разрешение было! Но я в этом смысле лицо точно неприкосновенное, да и ты не так уж и грозен, насколько прикидываешься, вон, даже ведра поднес пару раз до плантации!"

-Почему сразу коварствах? Я без задней мысли, чтобы время быстрее шло, разве нельзя? Кстати, меня Милтон зовут, можно Милт, так все говорят. Ну, раз нельзя про господина, давай хоть про погоду поболтаем. Глянь, какое солнце сегодня, чудный денек... А господин безымянный женат или холост? Бедный его супруг, небось держит его в ежовых рукавицах, не позавидуешь.

-Нет, он свободен... От, дьявол, хитрость омежья, умеете разговорить, сучье племя! Давай, руками шевели, а не языком, две гряды еще выполоть надо! Таких бездельников только и делать, что подгонять, а то ни черта работать не будут!

-Шеппи, миленький, а кто он вообще такой, этот господин, я его первый раз в жизни вижу! что я ему сделал такого, и за каким хреном он приволок меня сюда? скажи, а, а то ведь так и помру невежей! Что у него со мной за дела, чем мы связаны, и на что ему вообще моя тощая задница?

-Помалкивай, наглый омега, почему я должен с тобой откровенничать!? Интересно, так и спрашивай у господина, нечего мне зубы заговаривать, а то ведь могу и силу применить, вот плетка у меня имеется! - он размахнулся, но не ударил, зато толканул меня кулаком в бок, и я полетел носом во всю эту овощную икебану, смешно размахивая руками в попытке поймать ускользнувшее от неожиданности равновесие...

Что-то голова вдруг закружилась, и в самом деле, тепловой удар, что ли? хоть бы панамку драную выдали рабу, горе-хозяева, попробовали бы сами по такой жаре целый день побегать с тяжелыми ведрами... Я мог бы, конечно, обмотать башку драной рубашкой, но не сверкать же перед Шеппи голым торсом...

-Что с ним, Шепард? - сквозь шум в ушах, услышал знакомый голос безымянного. А он-то откуда тут нарисовался, из кустов следил за мной, что ли? - Что случилось???

-Не знаю, господин, похоже, обморок. С непривычки, наверно, солнце ж не слишком жгучее, все наши без головного убора работают.

Прохладные пальцы коснулись запястья, эти же пальцы потрогали лоб. Боже, ну почему так приятно, даже сквозь головную боль и отчетливо ощутимую тошноту?

-Пульс учащенный, холодный пот... Все признаки солнечного удара. Надо перенести его в тень, и охладить, как можно быстрее! Вытащи из колодца пару ведер воды, Шепард...

Меня подняли на руки и куда-то понесли. Я глубоко вдохнул в легкие одуряющий запах альфы и потерял сознание...

***

Сколько время я провел без памяти, осталось за кадром, но могу предположить, что не так уж и много. Я лежал на чем-то мягком, был раздет до пояса, штаны обнажали ноги до колен, и кто-то бережно обтирал мое тело влажной прохладной тканью. Прикосновения ласкали, вызывая волнующее тягучее томление, настолько одуряющее, что не хотелось открывать глаза и обнаруживать свое состояние. Вдруг, увидев, что я пришел в норму, неведомый врачеватель тут же прекратит свои волшебные манипуляции, лишив меня такой приятной чувственной нирваны?

-Какой ты весь гибкий... и такой нежный... - прерывистым шепотом бормотал мой добрый медбрат, не прекращая своего занятия. Кто это, чей голос, такой ласковый, неужели безымянного? Неужели он может не только орать и приказывать, но и шептать, так одуряюще-нежно, так завораживающе, что от одних только звуков его голоса сносит крышу? - Как я понимаю сейчас Джуна, и его безумные чувства к тебе! Такой, как ты, может свести с ума любого... Мелвин... мой Мелвин...

"Мелвин? Джун?" - сумел удивиться я, но мысль тут же улетучилась, потому что ощущение влажной ткани на груди вдруг исчезло, сменившись ошеломляющим прикосновением к соску мягких прохладных пальцев... Бусинку потерли, погладили, потянули, и снова потеребили, нежно и бережно, вызвав никогда не испытываемое чувство острого наслаждения. Не сдержав стона, я выгнулся дугой, навстречу ласкающей меня руке, и она резко отдернулась, словно испугалась, что ее застали за чем-то недозволенным.

-Пришел в себя, омега? - подбавив в голос знакомого недружелюбия, спросил безымянный. - Тогда вставай и проваливай, валяешься тут уже битый час, возись с тобой и твоим глупым обмороком! Я приказал выдать тебе панаму, тепличное растение, забыл, что ты никогда не проводил на улице столько времени! Одежда твоя на стуле, иди ужинай, и отдыхай, а завтра в половине седьмого чтобы был у меня! Сваришь кофе и уберешь весь дом, с потолка до пола! Буду учить тебя домашней работе, какую положено знать каждому омеге... - он, кажется, смущен, да это и понятно. Перевоспитатель, называется, а сам что делает? разве так учат оступившегося чужого супруга добродетели? Но почему так отчаянно хочется, чтобы его рука вернулась на место и продолжила свои безумные нежности??? - Чего ресницами хлопаешь? Голова не кружится? Идти можешь?