При рождении Джулии Паллистер в октябре 1641 года в ее крошечную ладонь бабушка положила редкую и прекрасную жемчужину и, склонившись над увитой лентами колыбелью, она увидела, как девочка крепко сжала сверкающий камешек в своем кулачке. Потом жемчужину забрали у новорожденной и спрятали в надежном месте. Родители ничего не знали об этом происшествии. Роберт Паллистер праздновал рождение дочери вместе с девятилетним сыном и своими друзьями. Его жена Анна спала в своей спальне на большой кровати, где она час назад разрешилась от бремени, и не знала о приходе свекрови.

Впоследствии Джулии часто снился чудесный, сияющий предмет, очертания которого она не могла вспомнить при пробуждении. Эти сны были так естественны и безгрешны, что девочка никогда никому не рассказывала о них.

Однако ее постоянно привлекали всякие необычные и прекрасные вещи, как будто в них можно было найти разгадку волнующей ее тайны. Она подолгу смотрела на плывущую среди звезд луну. У девочки замирало сердечко при виде лебедя, любующегося своим отражением в зеркальных водах пруда; ее изумлял редкий белый павлин, распускающий свой огромный хвост-веер. Однажды она увидела жемчужно-белого пони и была поражена его красотой.

Произошло это в построенном римлянами городе Чичестере, который находился всего в нескольких милях от ворот ее родного дома в Сазерлей Мэнор.

На Западной улице Чичестера находилась лавка, где продавались ленты. Мать Джулии, которая занималась вышиванием, решила пополнить свои запасы. Джулия, уставшая от посещения лавок, что вполне естественно для семилетнего ребенка, просила разрешения остаться на улице, где можно было увидеть так много интересного.

Джулия была худеньким, подвижным ребенком с кожей цвета слоновой кости, шаловливой улыбкой на лице и большими голубыми глазами. Над ее ушами взлетали каштановые кудряшки, когда она покачивалась, становясь то на пятки, то на носки, как бы привязанная к тому месту, где ей велено было стоять.

Перед ней располагался рынок, в центре которого находился средневековый крест. Рядом с ним стояли торговки, продающие масло. До девочки доносился аромат карамели и пряников, от чего у нее изо рта текли слюнки; менее аппетитный острый запах исходил от стоящего в загоне скота. Она с интересом смотрела на выставленных для продажи лошадей. Среди городской толпы, состоящей из мелкопоместных дворян, горожан, крестьян, торговцев, цыган и нищих, можно было видеть солдат парламентской армии, ибо Чичестер, как и все графство Сассекс, был завоеван Кромвелем во время Гражданской войны.

Над городом возвышался древний собор, который находился на другой стороне улицы. Джулия внимательно разглядывала его, стоя возле лавки. Горящие будто драгоценные камни, средневековые стекла собора были недавно заменены обыкновенным стеклом, ибо Оливер Кромвель и пуритане с подозрением относились ко всему, что напоминало им о католицизме, дух которого они старались истребить в английской церкви. Они разбили прекрасные расписные стекла, которыми люди восхищались с древних времен. Алтарь был осквернен, статуи епископов низвергнуты и уничтожены. Потом в соборе навели порядок, там стали проводиться пуританские богослужения, которые длились порой более чем три часа и не сопровождались игрой на органе.

Судя по тому, как была одета Джулия, она, несомненно, принадлежала к роялистской семье. Она расстегнула ненавистный ей простенький плащ, под которым носила богато расшитое платье, какое родители-пуритане ни за что не разрешили бы надеть своим детям. Однако Джулия предпочла бы, чтоб ее одежду не украшали ленты. Их было слишком много, и они ей просто надоели, потому что постоянно терялись или рвались, когда она лазила по деревьям или ныряла в дырки заборов. Они цеплялись за ветки, если Джулия скакала верхом. Ее платье из желтого шелка было расшито голландскими тюльпанами, бутоны которых, равно как крошечные литья и стебельки, были вышиты весьма искусно. Ленты с вышивкой считались редкостью и очень высоко ценились. Нелегкое это занятие — вышивать по лентам. Но Джулия с удовольствием избавилась бы от всех этих лент.

— Когда ты только родилась, — как-то рассказывала ей бабушка, — твоя колыбелька была вся затянута лентами, так что тебя в ней и не видно было.

Конечно, бабушка просто необидно шутила, и мать Джулии при этом улыбалась. Но сама девочка не сомневалась в том, что здесь есть доля правды.

Джулия с сожалением вздохнула, подумав о том, что вот сейчас мать снова купит ленты.

Но вдруг ее внимание привлек жемчужно-белый пони. Сверкая серебристой гривой и помахивая хвостом, он не торопясь двигался по Западной улице. Верхом на нем сидел черноволосый темноглазый мальчик в высокой шляпе с пряжкой, в коричневой бархатной куртке и бриджах. На вид он был старше Джулии года на четыре. Он прямо и раскованно держался в седле, как будто с младенчества занимался верховой ездой. Рядом с ним, сидя верхом на серой лошади, ехал офицер парламентской армии, который, скорее всего, являлся отцом мальчика. Всадники приближались. Джулия с восторгом смотрела на них, не замечая, что привстала на носки, чтобы лучше видеть восхитительного пони.

Мальчик заметил ее. На его серьезном лице появилось выражение гордости — его пони достоин восхищения. Он сказал отцу, что им следует обогнуть рыночный крест с северной стороны. Отец согласился. Джулия сияла от радости. Оки проедут рядом с ней, и она сможет вволю насмотреться на пони.

Когда же они приблизились, ее ждала еще большая радость. Мальчик посмотрел на нее и сказал:

— Хочешь погладить Пегаса?

Он явно гордился тем, что владел таким пони.

— Да, очень хочу!

Но как только она протянула руку, из лавки вышла Анна Паллистер. Мать с негодованием схватила девочку за плечи, в то время как отец мальчика повернулся в седле, взял пони за уздечку и дернул ее.

— Адам! — крикнул отец хриплым голосом. — Ты что, сошел с ума? Мы не должны общаться с роялистами!

Мальчик посмотрел на Джулию враждебным взглядом, отвернулся и поскакал к отцу. Ее мать негодовала.

— Это же полковник Уоррендер и его сын, Джулия! Они наши соседи, но плохие люди! Как можешь ты вступать в дружеские отношения с врагом? Они уже четыре года ведут с нами войну! Они казнили нашего короля!

Джулия почувствовала, как пылают ее щеки — оттого, что Уоррендеры так плохо отнеслись к ней, и от стыда, что мать отчитала ее, как никогда еще в жизни не отчитывала. И хотя она ни за что не променяла бы своего пони, которого нежно любила, ни на какого другого, девочка не могла удержаться и еще раз посмотрела вслед жемчужно-белому животному с серебристым шелковистым хвостом, удаляющемуся от нее по Северной улице.

По дороге домой, поглядывая на мать, Джулия видела, что та все еще расстроена, хотя и не злится, — по натуре она была очень доброй. Девочка видела милый профиль матери на фоне кожаной занавески, предохраняющей экипаж от сквозняка. У нее были ясные серые глаза с длинными ресницами. Ее волосы, завязанные в пучок, скрывались под шляпой, но над ушами видны были завитые локоны. Такая прическа совсем не закрывала шею, которая у Анны была похожа на лебединую.

Джулия предполагала, что когда они вернутся домой, ее бабушке, верной роялистке, будет рассказано все о случившемся в Чичестере.

Кэтрин Паллистер была дородной пожилой леди, которая пристально следила за поведением своей внучки, ругая ее за всякие проступки, а то и подшлепывая, чего никогда не делала мать Джулии. Тем не менее внучка и бабушка были привязаны друг к другу. К тому же Кэтрин была единственной бабушкой Джулии. Их характеры были очень похожи: обе отличались уравновешенностью, но стоило им только распалиться, тогда их гневу не было границ.