— Мне нравится содержание этой книги. Я даже перевел ее на латинский. Это математический трактат, написанный самым выдающимся математиком нашего времени.

— Почему же тогда ты бросил ее?

Он не сразу ответил. Как объяснить ей, что его привело в замешательство предисловие, о котором он и не подозревал? Он принимал как само собой разумеющееся тот факт, что обладает большими знаниями и является автором некоторых изобретений, плохое здоровье и слабая грудь обрекли его на академический образ жизни, в то время как Майкл и другие его ровесники не только сидели за учебниками, но и занимались спортом. Он полагал, что хвалиться тут, собственно, нечем, но автор предисловия раструбил об этом на весь мир, заявляя, что переводчику трактата всего пятнадцать лет и что молодого изобретателя Кристофера Рена ждет большое будущее.

— Меня обидело предисловие, хотя его автор и не собирался меня обижать, — признался он, беря книгу из рук Джулии, — но я уже забыл об этом. Автор был настолько добр, что прислал мне книгу со своей дарственной надписью, и я отношусь к его труду с большим почтением. Ты пришла сюда, чтобы покормить лебедей?

— Нет. Я хочу спросить тебя кое о чем. Давай погуляем по берегу озера.

Говоря о прогулке, она подразумевала прыжки и беготню, так как отличалась завидным здоровьем и энергией. Он не спеша шел по берегу, а она прыгала вокруг Кристофера, рассказывая ему свой сон.

— Итак, что же это за таинственный предмет, который является мне во сне? — спросила она наконец.

Он долго думал перед тем, как дать ей ответ.

— Мне было бы не трудно объяснить твой сон математически, но он находится в той сфере, которую не выразишь на бумаге, а я не провидец. Однако я полагаю, что тебе суждено замечательное будущее. В свое время ты узнаешь, что уготовила тебе судьба.

Ответ озадачил ее.

— Ты думаешь, что меня ждет богатство?

Он улыбнулся. Его забавляло то, как буквально все понимают дети.

— Тут дело не в деньгах. Возможно, в жизни с тобой случится нечто необычное. Тебе предстоит многое повидать.

— Но я не хочу покидать Сазерлей, — она еще не думала о замужестве и семейной жизни. — Я люблю свой дом, всех, кто обитает в нем, и наших друзей, к которым относишься и ты, Кристофер.

— Я весьма польщен.

— Я знаю, что мой отец может вновь отправиться на войну биться за дело роялистов, но он опять вернется домой, когда война кончится. Майкл едет с тобой в Оксфорд, но он будет приезжать сюда, да и ты не забудешь нас. Мама и бабушка навсегда останутся здесь, как и я.

Он больше ничего не сказал ей. Пусть она думает, что ей не суждена разлука с семьей. Гражданская война и так потрясла Сазерлей, пагубно отразившись на ее детских годах. Не обошла она стороной и Кристофера.

— Неважно, когда и где осуществится твоя мечта и твой сон станет реальностью, — он хотел вселить в нее уверенность. — Признаю, что завидую твоему сну.

К его удивлению, она замерла, а потом захлопала в ладоши.

— Я хотела поделиться с тобой своим замечательным сном.

Он посмотрел на нее серьезным взглядом:

— Никогда еще мне не дарили такого ценного подарка.

В течение какого-то времени, последовавшего за этим разговором, ей казалось, что она достигла своей цели: сон стал сниться ей реже, как будто она действительно поделилась им с другим человеком.

Хотя Джулия была еще совсем маленькая, она уже понимала, что ее отец не успокоится, пока монархия не будет восстановлена. Казнь короля еще больше ожесточила его. Анна была менее догадлива, чем дочь, и полагала, что муж успокоился и примирился с английской республикой. Кэтрин же подозревала, что у Роберта совсем другие намерения, и не ошиблась. Вскоре он заказал тарелку с изображением профиля молодого человека, которого все роялисты называли королем Карлом Вторым, хотя он и не был еще коронован. Обрамленный лавровым венком портрет поместили в Длинной галерее Сазерлея среди других произведений искусства, которые украшали дом со дня его основания.

— Внимательно вглядись в это лицо, — говорил Роберт Джулии, крепко держа ее за плечо, — ибо перед тобой наш король. Сейчас он находится за морем, но с Божьей помощью скоро его коронуют в Вестминстерском аббатстве.

Она с недоумением посмотрела на отца:

— Но Оливер Кромвель не знает об этом, не так ли?

Роберт откинул назад голову и разразился громким смехом.

— Пока что нет, сладкая моя. Но он узнает об этом!

Практически с теми же словами он обратился и к Анне, показывая ей новый портрет в галерее. Но она выслушала мужа с сочувствием, как будто он говорил о несбыточных мечтах. Она радовалась тому, что они вновь живут вместе и что война окончилась. Анна не хотела, чтобы опять наступило тревожное время.

Муж был всем для нее. Она любила аромат табака, который он курил, ей нравилась его длинная трубка и перчатки для верховой езды, которые он бросал весьма небрежно на стол в зале. Анна обожала стойкий запах мыла, которым мыли его слуги.

Мужские голоса и громкий смех раздавались в доме всякий раз, когда ее муж с друзьями возвращались с охоты. Пятимильный запрет распространялся лишь на роялистов, участвовавших в войне. Но многие из живущих по соседству дворян не служили в армии по слабости здоровья или по молодости лет, или по другим причинам. Все они тем не менее являлись убежденными роялистами. Среди королевских офицеров были и такие, которые нарушали пятимильный запрет. Ведь республиканцы не могли уследить за всеми. В то время, когда мужчины охотились, Анна развлекала их жен карточной игрой. Однако в прежние времена народу собиралось гораздо больше. Многие погибли на войне. У иных поместье отобрали республиканцы, и этим дворянам пришлось уехать из Сассекса.

Иногда теплым вечерком Роберт и его жена совершали прогулку после того, как Джулия уже заснула, а Кэтрин укладывалась спать. По тропинке, вдоль которой росли самшитовые деревья, они спускались к озеру. Он обычно нежно ласкал ее, а она мурлыкала от удовольствия, точно кошка. Она полагала, если бы в жизни не было разлук, то они свыклись бы со своей любовью, завернувшись в нее как в удобный плащ, и не горели бы такой страстью друг к другу. Но его долгое отсутствие превратило их снова в начинающих любовников.

Когда они поженились двадцать лет назад, ей было всего пятнадцать. Она была невинна как цветок. Ему к этому времени исполнилось уже тридцать пять, что делало его мужчиной, умудренным житейским опытом. Он до сих пор иногда дразнит ее, вспоминая об их первой брачной ночи, когда она сгорала от стыда и боялась показаться ему обнаженной. Он не настаивал, и она оставалась в длинной ночной рубашке, пока не сняла ее сама, чуть не потеряв сознание от наслаждения, которое доставляли ей его ласки.

После рождения Джулии у нее родился один мертвый ребенок и было два выкидыша. Она считала, что все это результат тех страданий, которые принесла ей война.

Анна надеялась, что опять сможет зачать в ближайшем будущем.

— Никогда больше не оставляй меня! — просила она его в постели после того дня, когда он показал ей портрет короля в галерее.

Эта просьба прозвучала как раз в тот момент, когда Роберт овладел женой. Он приглушенно засмеялся, обнял ее голову руками, посмотрел ей в глаза и подмигнул, как это делают любовники. Она улыбнулась, а он поцеловал ее руку. В порыве страсти Роберт так и не дал ответа на просьбу Анны.

Временами на прогулках или сидя дома Роберт пытался заговаривать с Анной о возможном восстании роялистов, но она всегда искусно уводила разговор от этой темы. С Кэтрин он даже не пытался разговаривать об этом, ибо мать обладала проницательностью, которой не хватало его нежной жене. После казни короля Роберт часто беседовал с матерью о политике. Им обоим казалось, что надеяться можно только на Шотландию.

— Кромвель всегда считал шотландцев бунтовщиками, — говорил Роберт, не скрывая своего удовлетворения по этому поводу. — Они преданы своим кланам, они упрямы и самонадеянны, эти горцы! Сейчас они демонстрируют свое презрение к Кромвелю, заявляя, что считают своим королем Карла Второго. Они кричат об этом даже громче, чем в первые дни после казни короля!