Сейчас на старом серебре лежало два конверта. Миллионер, находясь в благодушном настроении, поводил рукой над ними, выбирая с которого начать и ухватился за конверт из Окичоби.

Мистер Линдберг несколько суховато, зато внятно рапортовал о готовности финансируемой им экспедиции к старту, намеченному на 18-00 сего дня. Мистер Вандербильт бросил взгляд на часы. До старта оставалось чуть больше получаса. Он перевел взгляд на телефон, но тут же отказался от намерения позвонить и разузнать последние подробности.

Повертев в руках лист бумаги, он пожал плечами. Простая дань вежливости, не более… И даже не ему, а его деньгам, которые вот-вот загорятся в двигателе новой ракеты и поднимут американцев к самой Луне.

Второе письмо пришло из СССР.

Мистер Гаммер давал о себе знать. После истории с неудавшимся похищением большевистского корабля и потери 50 000 долларов (хорошо, если так, - подумал миллионер, – а вот не пошли ли мои доллары на тот цирк, который они называют «Мировая революция»?) он несколько охладел к проектам своего резидента в сердце коммунистической России. Не то чтоб он потерял доверие к нему, но те самые 50 000 постоянно всплывали в его сознании, едва он вспоминал своего клеврета.

Вздохнув, больше конечно оттого, что его даже не позвали на очередной старт, он вскрыл письмо своего конфидента.

Письмо состояло всего только из трех предложений.

«Отложите старт экспедиции. В её составе большевистский агент. Имя пока неизвестно».

Рука сама собой потянулась к телефону.

САСШ. Полигон Окичоби.

Апрель 1931 года.

…Старт задумали скромный – без журналистов, без конгрессменов, без помпы и сообщений по радио. Только для своих. Понятно было, что Советы о нем рано или поздно узнают, но в их положении пусть уж лучше поздно, чем рано. Зачем облегчать жизнь врагам?

Профессор Кавченко шел к бункеру, приютившему пусковую группу. Мистер Годдард стоял перед входом, заложив руки за спину, и рассматривал то, что должно через четверть часа стартовать к Луне.

Профессор улыбнулся не без вызова.

- Добрый день, мистер Годдард..

Он прошел мимо него и первым делом отключил телефон. Тот, уже готовый к этому, проводил его спокойным взглядом.

- Зато можно спокойно разговаривать! – ответил профессор на так и не высказанный вопрос.

Американец кивнул. С чудачествами русского профессора смирились уже все. Признавая, что русский все-таки был умным человеком, первое время сотрудники полигона, те, кто был посвящен, переглядывались за его спиной, крутили пальцами у виска, когда тот молча отключал телефоны, там где оказывался, а потом и переглядываться престали, просто приняли как данность. Чтоб не плодить легенд руководителям групп рассказали, что к чему и те только головами кивали, признавая право такого человека на чудачество.

Безобидное вообщем-то, что ни говори, чудачество. Все-таки не простой судьбы человек - из Советского Союза сбежал, мало ли что там проклятые большевики могли с приличным человеком сделать?

В сравнением с нелюбовью к телефонам, переход время от времени профессора с английского на немецкий и вовсе не казался удивительным. Ну, заговаривается человек. Ну и что такого? При такой мозговой нагрузке не мудрено и маму с папой перепутать, не то что один язык другим.

Гений.. Чем можно измерить гения?

Мистер Годдард невольно пожал плечами.

Спустившийся с неба гость, принесший в клюве нечто потяжелее оливковой веточки – новый, небывалый двигатель, способный зашвырнуть кучу людей и железа до самый Луны! Там, на стартовой площадке, стояло творение этого русско-английско-немецкого гения. Американец мог бы гордиться своим вкладом в эту конструкцию, которую иначе чем странной про себя не называл, но чувствовал себя более изготовителем кирпичей, чем каменщиком.

Его ракеты пригодились, но – в последний раз. Не нужны были более стройные карандаши его фабрики, на две трети запененные топливом. Они сходили с исторической сцены, слово изящные парусные фрегаты, уступая место неуклюжим пароходам - конструкциям более сложным и приземленным, но более эффективным.

Хотя и сейчас они смотрелись неплохо. Мощь Америки и идейная сила антибольшевизма. И немного сумасшедшинки.

Остряки журналисты без сомнения назвали бы его пачкой карандашей, только кто им позволит? Название уже есть!.

Строить новую ракету с «нуля» у профессора Кравченко времени не оставалось. Экономя его, русский собрал пакет из пяти ракет мистера Годдарда, составил их кольцом вокруг помещенного в нижней части своего двигателя. Клокочущая ярость его ненависти к большевикам, воплощенная в двигателе, охватывалась американскими ракетами, собранными так, что они образовывали вигвам. Это, собственно и дало название всей системе.

Вспомнив об этом, он вспомнил и о том, зачем тот тут стоит.

- Хорошо, что ваша нелюбовь к телефонам не распространяется на внутренние телефонные сети.

Сняв со стены микрофон, мистер Годдард поднес гуттаперчевый ободок к губам.

- «Вигвам -1», доложите готовность.

В полет к Луне, в засаду, уходили сорок человек. Шесть членов экипажа и тридцать четыре - военные во главе с видавшим виды Воленберг-Пихотским.

Из репродуктора плеснуло хриплым голосом мистера Линдберга.

- «Вигвам-1»! Готовность ноль! Люк задраен, экипаж и пассажиры разместились. Взлетаем! Удачи нам!

СССР. Свердловская пусковая площадка.

Апрель 1931 года.

Пахло в кабинете застарелым табачным дымом и неистребимым в Советских учреждениях ледерином. Химический запах шел от папок, рядами выстроившихся в шкафах, а табаком несло от самого товарища Чердынцева, начальника отдела кадров Свердловской спецплощадки. Тут хоть волком вой, хоть грызи чего-нибудь, а от ледерина никуда не денешься, от табака, впрочем, тоже. Если не курить, так это вообще черт знает что тогда будет…

Под тяжелый вздох, недокуренная папироса, сминаясь, вошла в пепельницу, где лежал уже с десяток истерзанных зубами подружек, а товарищ Чердынцев ухватился за голову и пару раз тряхнул себя за волосы.

Голова пухла от забот – новые цели требовали новых людей, а где их брать? Свердловск это вам не Москва все-таки и не Ленинград. И даже не Киев с Харьковом. Университетов нет, одни заводы. А люди были нужны сразу во всех местах и, причем, одновременно. И везде – в первую очередь…

Он зло ощерился. Это хулиганья и гопников везде хватает, а нужных людей раз два и обчелся.

А только что делать? Надо искать, надо находить… Для того он и поставлен! Растет страна, развивается… Не простым путем идет, в окружении империалистов. Везде специалисты нужны. Только вот не нарожали еще бабы специалистов-то. Пролетариат, конечно, класс передовой, но ведь и инженеры нужны!

Нет, нет людей… Потому и приходится и рабфаковцев зеленых к делу допускать и старых спецов, до кого руки дотянутся.

А они разные, спецы-то – кто не умеет, а кто может и умеет, да у него на Советскую власть оскомина на всю оставшуюся жизнь. Такого только допусти, он так на спецобъекте наслесарничает…

Все-таки не выдержав, дотянулся до папиросной коробки. Автоматическим движением смял мундштук «гармошкой» и зубами сжал бумажную гильзу.

И добро б только специалистов не хватало! Третьего дня вон буфетчик понадобился. Постой буфетчик! Не Бог весть какой специалист, а туда же! Жил человек нормально, буфетом заведовал четыре года, а тут…

Не соображая, что делает, он вмял так и не зажженную папиросу в пепельницу.

Ограбили бы – понятно бы было.

Так ведь и не ограбили даже ведь, а так… Походя, сломали ногу человеку и бросили на улице… Хорошо хоть тепло сейчас, не замерз человек. Сволочи… Стрелять таких без суда и следствия…

Пальцы сами собой собрались в кулак, охватывая рукоять воображаемого оружия. Эх! Наган бы в руку, как в Гражданскую, и Революционную Справедливость вместо Уголовного Кодекса! Он зажмурился, представляя, как бы это все здорово получилось, но…