Несколько дней профессор ждал, что ему улыбнется случай или посетит удача, но те, похоже, бродили далеко от Екатеринбурга и тогда он решился действовать иначе. Если они не шли к нему, то следовало ему идти к ним. Идти, не смотря на риск.

Поразмыслив, он написал докладную на имя начальника полигона, в которой потребовал организации горячего питания прямо на местах для тех, кто не мог ходить в буфет и допуска для себя, чтоб организовать все это.

Через день он получил письменный ответ. В допуске ему отказали, однако теперь к столовой прикрепили несколько человек из охранявшего небо над спецплощадкой авиаотряда, которые после обеда должны были захватывать с собой бачок с горячим.

На следующий же день, дождавшись, когда появятся долгожданные авиаторы, профессор вышел в народ.

Он шел между столиков. Полы белого поварского халата отставали от него на один шаг и догоняли его только тогда, когда он останавливался около какого-нибудь столика и заговаривал, интересуясь мнением своих гостей о качестве работы буфета. Благодарно кивал, записывал пожелания в блокнотик. Около столика, где сидели летчики, он задержался и тоже что-то записал. Похлопав пилотов по плечам, удалился к себе.

Он сделал, что хотел и теперь естественный ход событий должен будет привести все к логическому концу.

Чуть отодвинув занавеску на стеклянной двери своего кабинета, он смотрел, как выбранный им летчик быстро вычерпывает суп из тарелки. Вот черпнул раз, другой, третий… Вот!

- Что это?

На молодом лице поступило странное выражение- смесь детской обиды и желания расхохотаться.

- Это что?

Возникшая за спиной подавальщица смотрела в ложку с тем же выражением, никак не решаясь сообразить розыгрыш это, чтоб с ней познакомиться, или вовсе напротив, смертельная обида для всего Советского общепита?

В приподнятой на уровень глаз, так чтоб соседи по столу тоже увидели, ложке, лежала, бесстыдно поблескивая полированным металлом, шестигранная гайка, окруженная розовыми полосками вареной свеклы.

Летчик ждал ответа, но вопрос был настолько риторическим, что всерьез ответить на него никто не взялся бы. Сосед слева, наконец, разобравшись, что к чему, серьезно ответил:

- Это, Алексей, чтоб ты знал, гайка с гарниром! Вкуснейшая, доложу тебе, вещь. Не во всяком московском ресторане…

Сосед справа уже сообразивший, что все это значит, добавил, сдерживая смех:

- Ты, товарищ, в тарелке-то ложкой пошуруй, может еще чего полезное отыщется. Так, глядишь, и личный аэроплан соберешь.

Алексей никак не ждал такого к себе отношения и несколько опешил.

Третий, что сидел напротив и неострым ножом терзавший кусок мяса в макаронах, поймав его взгляд, не менее серьезно сказал:

- Все, Алексей! Считай, что пропал ты…

Алексей посмотрел на него с недоумением, да и соседи притихли, ожидая новой шутки, а тот серьезно продолжил.

- Ты, наверное, не в курсе, что у нас тут в буфете есть механическая кухарка? Так вот этот суп она готовит. Все по рецепту. Сколько нужно мяса, сколько нужно соли…. Каждая калория на счету и учтена!

- И воспылала она к тебе нешуточной страстью! – влез кто-то, сообразив, к чему клонится разговор и желая прослыть первым остроумцем.

- Аж гайку потеряла! Это намек! У неё гайка – у тебя болтик…

Теперь смеялись все, кто услышал. Подавальщица покраснела хуже свеклы.

Не обращая внимания на соседей – понимал, что эти сейчас все переведут в хохму - Алексей переспросил у подавальщицы. Та смотрела на него большими глазами и молчала.

- Кто у вас там борщ готовит? Человек или машина?

Эта фраза к огорчению подавальщицы все поставила на свои места. Не шутка, не повод для знакомства, а суровая правда. Она моргнула и неуверенно сказала невпопад.

- Наверное…

- Так вы ей гайки получше подкрутите!

Летчик поднялся, озаренный новой идеей.

- А я сейчас вашему заведующему сам гайки подкручу! Где он тут у вас? Я себе чуть зуб не сломал, а он…

Раскаты смеха ударили в высокий потолок. Звонкий, необидный, он летел по залу, заражая все новых и новых большевиков.

Сквозь чуть отодвинутую занавеску на стеклянной двери начальник буфета видел, как взрывы хохота толкают в спину избранного им летчика. Красный, как иx знамя, военлет держал перед собой ложку со злополучной гайкой и спешил к нему. Он явно рассчитывал поругаться, но у буфетчика были совершенно другие планы.

- Ну, ну, ну…- торопил он большевика шепотом. - Ну иди же милый, не останавливайся… Левой, правой, левой, правой…

Шаг, другой, третий… Твердый стук каблуков по паркетному полу.

Апполинарий Петрович едва успел отпрянуть, как дверь распахнулась. Занавески колыхнулись и опали.

- Здравствуйте, Алексей! – облегченно сказал профессор. – Рад вас видеть!

Не успел гость даже подумать о том, откуда завбуфетом знает его имя, как и позабыл то, зачем пришел. Глаза завбуфетом превратились в глубокие колодцы, в которых он растворился без остатка

Спустя четверть часа Алексей вышел из кабинета, и так и не вернувшись к столу, двинулся к выходу.

…А за стеклянной дверью Апполинарий Петрович тяжело поднялся из кресла и медленно пошел к окну. Солнце за окном старалось во всю, освещая стартовую площадку, на голубом небе редкие мазки облаков медленно двигались не запад, то и дело наползая на шпиль лунной ракеты. В полуверсте от неё стояли аэропланы эскадрильи охраны. Они появились тут вместе с кораблем - большевики охраняли свое детище. Самолеты были для этого, стена вокруг площадки для этого, колючая проволока, патрули. Только это все против чужих. Своих-то что бояться?

Завбуфетом усмехнулся, отхлебнул чаю пополам с коньяком.

Стакан чая он приготовил заранее. Предвкушаемое им зрелище стоило того, чтоб досмотреть его от начала до конца не отвлекаясь на мелочи.

Маленькая фигурка летчика, почти неотличимая от других таких же фигурок, двигавшихся в сторону запретной территории, приблизилась к заветным воротам проходной и скрылась за ними. Уже не надеясь увидеть свою марионетку, он обратил внимание на аэропланы. С одного из них все должно было начаться и им же закончиться.

Ждать пришлось недолго.

Через четверть часа один из них тронулся с места, разгоняясь для старта. Профессор кивнул, соглашаясь сам с собой, что все идет, как и должно. Биплан неслышно стрекоча, мотал екатеринбургский воздух на винт и поднимался в воздух. Финал этого полета был уже предначертан, но об этом знали только двое - красвоенлет за штурвалом и сам профессор. Крутой горкой машина с красными звездами на плоскостях ушла в небо. На мгновение она пропала за облаком, и небо стало первозданно чистым, но мгновение миновало и аэроплан, неспешно поворачиваясь в длинном штопоре, ринулся к земле.

Там, наконец, сообразили, что что-то идет не так. Квакнула и сразу в полный голос заголосила сирена.

- Давайте, давайте, - пробормотал профессор. - Пошевеливаетесь…

Коньяк приятно разливался теплом по телу, бодрил.

Чтобы большевики не собирались делать, они уже опоздали. Итог был один, и все, что они сделают, разве что внесет некоторое разнообразие в происходящее, никак не влияя на запланированную профессором концовку.

Он оказался прав. Большевики попытались отклонить неминуемое.

Между самолетом и ракетой словно вздыбилась земля, выбросив вверх тонкие, почти невидимые щупальца и тут же без перерыва из взлетевших в небо черных цилиндров ударили вниз черные струи тяжелого дыма. Лунник словно окутала непроницаемая стена. Профессор видел, как, она колышется под ветром, но не рассеивается, закрывая летчику обзор.

- Еще промахнется, - обеспокоено подумал он, и летчик словно услышал его мысли.

Аэроплан, не долетев до дымовой стены, взмыл кверху, откладывая атаку. Он высокой свечой нырнул в небо, готовясь повторить попытку. Перевернувшись через крыло, биплан вновь развернулся, выходя на курс атаки.

И тут один из сарайчиков словно взорвался.