Скрестив руки на груди и прислонившись к раскален­ной от солнца стене, стоически перенося жару, Бурулисто не решался покинуть свой пост ни на секунду. Он умел ждать, умел сдерживать эмоции и долго сохранять по крайней мере внешнюю невозмутимость.

Внезапно рядом с ним выросла обнаженная по пояс плотная загорелая фигура Педро, его напарника по конт­рабандному ремеслу. Тот уже изрядно нервничал. То и де­ло похлопывая себя по колену, обтянутому белоснежными брюками, он мельком взглянул на часы и спросил:

— Ну где же он? Бурулисто даже не обернулся.

— Сколько еще можно ждать, я тебя спрашиваю?!

— Спокойно,— наконец ответил Бурулисто, продол­жая вглядываться в дальний конец улицы.

— Да какое уж тут к дьяволу спокойствие! — восклик­нул Педро, все больше распаляясь.

— Скоро должен прийти.

— Ты говоришь мне это уж третий час подряд! Сколько еще можно ждать?

— Ты предлагаешь что-нибудь другое? — иронично бросил Бурултисто через плечо.

— Пароль прежний — «черт побери»? — внезапно пе­ревел разговор Педро.

— Да. «Черт побери».

Не выдержав напряжения, Педро выскочил на середину улицы и несколько раз пробежался взад-вперед.

— Слушай, ты, псих,— спокойно обратился к нему Бурулисто.— Поосторожнее. Смотри, не поскользнись.

Педро вернулся, подпер бока руками и, приблизившись вплотную к напарнику, переспросил:

— А он точно с теплохода «МИХАИЛ СВЕТЛОВ»?

— Да. Точно.

— Ты уверен?

— Так сообщили.

Пёдро снова, уже в который раз, глянул на часы:

— Да, но теплоход через час уйдет! А его все нет! Боже, мы завалим все дело!

— Заткнись ты, псих! От того, что ты сейчас будешь закатывать истерики, ничего не изменится! Если будешь продолжать в том же духе, я набью тебе морду!

— Что-о-о?! Что ты сказал? Повтори!

Наскакивая на напарника словно петух, Педро начал орать так, что в витрине задрожали стекла. Он брызгал слюной и размахивал руками, изрыгая каскады руга­тельств, запас которых у него был просто неистощим.

— Я проклинаю тот день, когда связался с тобой! Ты вечно гребешь себе большую долю. Ты — настоящая свинья! С тобой невозможно работать! Да будь я проклят, есди задержусь здесь еще, в этой твоей задрипанной апте­ке! Я мог бы быть уже большим человеком, если бы не ты...

Примерно так могла бы звучать в переводе на нормаль­ный язык речь Педро. Однако Бурулисто она нисколько не растрогала, а, напротив, кажется, даже немного разозлила.

Но Педро забыл, каким бывает его друг, напарник и хозяин, когда разозлится

по-настоящему. И вследствие этой забывчивости настойчиво продолжал дразнить этого пока еще спящего или полуспящего зверя.

— Напревать мне на твою аптеку! — орал он.— Я не желаю больше сидеть в этой вонючей гнилой дыре! Я не желаю дышать с тобой одним воздухом! Любоваться каж­дый день с утра до вечера на твою толстую задницу! На твое свиное рыло! Если я когда-нибудь избавлюсь от тебя, у меня будут, наконец, такие деньги, такие...

— А ты не забыл, малыш, кто тебя вытащил из тюрь­мы? — начал издалека Бурулисто.— Может быть, тебе напомнить? Ты не забыл, что тебе еще совсем недавно грозила виселица? Или, во всяком случае, гильотина?

Бурулисто вдруг резко выпрямился, и все, что в серд­цах кричал ему до сих пор Педро, показалось бы просто невинным лепетом младенца. По всей улице гулким эхом разносились его слова и угрозы, пересыпанные грязными ругательствами. Еще немного — и он, неумолимо надвига­ясь на Педро своим грузным телом, просто раздавил бы его, как лягушку, не сходя с места, тут же, у входа в свою аптеку, которая одновременно служила пересыльным пунктом контрабандных товаров.

Педро как-то сразу сник, и на его лице заиграла жалкая беспомощная улыбка. Он слегка попятился и втянул голову в плечи, словно ожидая удара. Это сразу несколько смягчи­ло гнев Бурулисто и он опустил занесенный было кулак.

— Убирайся отсюда. Я один буду ждать, раз у тебя нервы не в порядке,— уже вполне миролюбиво сказал Бурбулисто.

Педро тихо нырнул в черный проем аптечной двери.

* * *

Весьма довольный тем, что избавился, наконец, от надо­едливого Семена Семеныча, Кеша остановился на углу какого-то дома и, прежде чем двинуться дальше, с улыбкой потер рука об руку. Привычным жестом он резко откинул голову, широко раздул ноздри, как будто принюхиваясь к чему-то. Да, задача предстояла не самая простая, но вполне разрешимая. Нужно было срочно сориентироваться, в какую сторону бежать, чтобы выйти к желанной аптеке. Как бы споря сам с собою, он повертел в воздухе вытянуты­ми указательными пальцами обеих рук. Пальцы выписали несколько замысловатых кренделей, и Кеша, круто развер­нувшись, пошел в назначенном самому себе направлении. Самодовольная улыбка не сходила с его лица еще некото­рое время, до тех пор, пока он, добежав до очередного перекрестка, не понял, что ошибся.

Он петлял по улочкам, словно заяц, убегавший от погони. Действительно, если бы Кеша был зайцем, ему, в этой ситуации избравшему столь сложную траекторию, несомненно удалось бы спастись от преследований охотни­ков. Но у него была совершенно иная цель — аптека, расположенная на Фиш-стрит.

Каждая новая улица, на которую он попадал, станови­лось все уже и уже или, по крайней мере, так ему казалось. Он уже мог легко дотронуться до каменных стен домов по обеим сторонам, когда широко разводил руки. А это ему приходилось делать довольно часто, так как дорога была неровной, с ухабами и булыжниками, а в местах небольших углублений наполнена странной жидкостью непонятного происхождения. Жидкость эта, как правило, издавала та­кое зловоние, что изнеженному Кеше время от времени приходилось зажимать пальцами нос.

Пробегая мимо распахнутых дверей одного из жилищ, Кеша едва не угодил под душ, состоявший из выплеснутых на улицу помоев. Он вовремя затормозил на пятках и с трудом удержался на ногах. Несколько капель все же попали на пиджак, и он брезгливо смахнул их кончиками пальцев.

Постепенно им начало овладевать отчаяние. Нужно было как-то узнать правильную дорогу. Но встречавшиеся на его пути женщины, как только он делал шаг навстречу, тут же шарахались в сторону и ускоряли шаг, испуганно прикрывая лицо чадрой.

Тогда он решил попытать счастья, постучавшись в чей-нибудь дом. Но из-за первой же двери, к которой он было приблизился, раздался остервенелый лай сразу нескольких собак, по всей видимости, немалых размеров и не самых смиренных характеров. Не дожидаясь, пока отворится дверь, Кеша бросился наутек, уже не разбирая дороги и не думая, куда бежит.

Но окончательно он пал духом лишь тогда, когда, миновав длинную арочную галерею, оказался в настоящей западне. Взглянув вверх, он обнаружил, что находится в каменном колодце, стены которого были составлены из плотно прилегавших друг к другу домов. Кешин растре­панный чуб длинными мокрыми прядями свисал на лоб, но он его больше не поправлял с помощью отработанного фирменного жеста.

«Это конец! — подумал он в отчаянии.— Все рухнуло из-за этого идиота. Шеф меня убьет! И Лёлик. И они будут правы. Чертов город! Чертовы турки! На кой ляд меня сюда занесло...?»

Он с остервенением стал барабанить кулаками в плотно забитую полуразвалившуюся дверь, прекрасно понимая, что из нее никто уже никогда не выйдет. Медленно закатив глаза и уронив на лоб ладони, Кеша, издав стон отчаяния, не то зарыдал, не то разразился истерическим смехом.

* * *

Не зная куда идти и все еще надеясь встретить поте­рявшегося Кешу, Семен Семеныч бродил по близлежащим улицам, словно слепой. Его больше не умиляли городские красоты и он зачехлил фотоаппарат. Лишь один раз он попробовал остановить какую-то пожилую, судя по поход­ке, женщину.

— Гражданочка! — вежливо обратился он к ней.

Та привычно шарахнудась от него, словно от сатаны.

— А-а...— вспомнил Геуэбунков повадки здешних жен­щин, после чего безнадежно махнул рукой и пошел куда глаза глядят.