— Сейчас? — спросила она, смеясь.

— Немедленно.

— Но как я лягу в этом платье?

— Я покажу тебе.

И он показал ей, овладев ею стоя, хотя чуть было не запутался в ее нижних юбках. Джулия, как могла, помогала ему. Кульминация настала очень быстро…

Они занимались любовью, спали и опять занимались любовью, одинаково желая друг друга и днем, и ночью. Они сделали перерыв лишь на время завтрака, который им принесли в гостиную, так как никто не смел входить в их спальню. Накинув на голое тело халаты, они жадно набросились на еду.

Он подарил ей бриллиантовое ожерелье. Ему казалось, что он никогда не видел более великолепного зрелища, когда обнаженная Джулия опустилась на колени, выгнула спину и всплеснула руками, радуясь сверкающему подарку.

Позднее, уже незадолго до обеда, они освежились водой из кувшинов, стоящих в шкафу. При этом их вновь охватила страсть. Не успев вытереться как следует, они опять предались любви.

Все это оставалось их личной тайной. За обедом Джулия старалась не смотреть на Адама, опасаясь, что покраснеет и тем выдаст себя гостям. Она не хотела, чтобы другие знали, как им хорошо.

В тот вечер оставшиеся в доме гости играли в карты и бильярд. Хорошо выспавшись в течение дня, они не собирались покидать дом, откладывая отъезд до следующего утра. Лишь за полночь Джулия и Адам вернулись в свою спальню. Они снова бросились в объятия друг друга. Он поднял ее на руки и понес в постель. На этот раз она не беспокоилась о том, помнется ее платье или нет. Чуть позже оно уже валялось у кровати вместе с другой одеждой. Но сами молодые заснули еще не скоро.

Через неделю Майкл уехал во Францию. Во время своего пребывания в Сазерлее он с утра до вечера занимался хозяйством. Адам пообещал ему позаботиться о том, чтобы дела в поместье обстояли так, как того хотел его хозяин. Успокоенный этим, Майкл с легким сердцем покидал родные края. Однако, сев в седло, он с такой грустью посмотрел на свой дом, что все перевернулось в душе Джулии. Она вспомнила, что Кэтрин потребовала от нее дать обещание заботиться о Сазерлее. Теперь это делал ее муж.

На сей раз погода не препятствовала отплытию Майкла. Он прибыл в Париж на следующее утро. Софи, услышав его голос в зале, вышла к мужу величественная и элегантная. Ее черные вьющиеся волосы были собраны на затылке. Она приветствовала мужа и поцеловала его, но сделала это несколько сдержанно.

— Почему ты пробыл там так долго? Ты же говорил, что вернешься сразу после свадьбы.

— Из-за плохой погоды я задержался в Кале перед отплытием в Англию. Поэтому мне пришлось продлить срок моего пребывания в Сазерлее. Ты хорошо выглядишь. Как чувствует себя Жан-Роберт?

— Поправляется. Иди взгляни на него, — она любила поощрять в нем отцовскую любовь, осознавая свою власть над ним.

Кормилица в детской, оторвав мальчика от своей груди, уже собиралась положить его в кроватку. Майкл взял сына на руки и поднес к окну, чтобы лучше рассмотреть. Он ничем так не гордился в жизни, как сыном. Волосики на голове ребенка уже приобрели каштановый оттенок, обещая стать такими же, как у Джулии. Майкл замечал черты своего отца в мальчике, но полагал, что это просто семейное сходство. Со временем он научит сына ездить верхом и охотиться, играть в крикет и футбол. Он объяснит ему, что его корни — в Сазерлее.

— Мне нужно сообщить тебе кое-что, — обратился он к Софи, когда кормилица вышла из комнаты.

Софи стояла у стола, нервно сжимая рукой его край. Она была встревожена. Неужели муж решил навсегда вернуться в это ненавистное ей имение, которое она видеть не хочет? Она боялась отпускать его на свадьбу, опасаясь, что такое может случиться. Ей удалось успешно предотвратить его поездку на родину вместе с королем, ежедневно капая в его пищу из бутылки жидкость, которую ей дал один алхимик. К несчастью, муж тяжело заболел, но ей очень не хотелось, чтобы он ехал в Англию. В следующий раз она рискнула дать ему лишь небольшую дозу жидкости, но из этого ничего не вышло. По крайней мере, у нее есть ребенок, которого Майкл никогда не оставит. Только ради этого она и забеременела, ибо не имела никаких материнских чувств и очень беспокоилась о своей фигуре.

— В чем дело?

— Я думаю, ты будешь рада услышать то, что я хочу тебе сказать, — он не отрывал от нее взгляда. — Я решил принять предложение твоего отца и стать его партнером по продаже шелка, если он пойдет на определенные уступки.

Если бы он не взглянул в тот миг на своего сына, то увидел бы триумф в глазах жены; она не смогла бы скрыть его. Как только он подпишет необходимые документы, ей уже не будет угрожать поездка в Англию. Он окажется в клетке, из которой не сможет выбраться. Ее отец позаботится об этом.

— Я очень рада, дорогой, — сказала она спокойно и положила руку ему на плечо. — Что касается папы, то ты окажешь ему большую услугу. Он сможет отойти от дел и полностью положиться на тебя. Ты не только будешь способствовать процветанию нашего бизнеса, но и продлишь годы жизни отца, потому что работа отнимает у него много сил. Но о каких уступках ты говоришь?

— Он хотел, чтобы я сделал денежный вклад в его дело, но это невозможно. Джулия сообщила мне, что, покидая Сазерлей, Мейкпис прихватил с собой наши сбережения.

Рука Софи упала с его плеча, и она, пораженная услышанным, отошла от него.

— Тогда ты должен продать Сазерлей.

Он подумал, что на свете нет другой такой корыстной женщины, как его жена. Майкл ожидал от нее подобного требования.

— Сазерлей перешел по наследству от Кэтрин к ее старшему сыну, а потом ко мне. Его нельзя продавать. У нас имелась земля, но отец продал почти всю, когда ему потребовались деньги во время Гражданской войны. Тех денег, которые у нас еще остались после того, как Мейкпис похитил золотые монеты и драгоценную тарелку, не хватит, чтобы удовлетворить запросы твоего отца.

— Значит, ты — бедняк, обладающий собственностью, которую не можешь продать, — она злилась на него и насмехалась над ним.

— Именно так обстоят дела, — согласился он. Майкл знал, как она презирает бедных людей. Ее отец платил своим работникам жалкие гроши, а он лишь потому получал большое жалование после того, как женился на Софи, что эти деньги покрывали расходы жены.

— А как насчет арендной платы? — спросила она. — Ты говорил, что она приносит неплохой доход.

— Доход действительно растет, но на первых порах нам потребуются деньги на всякие нововведения в хозяйстве.

Она ударила ладонью по столу:

— Сазерлей! Всегда на первом месте эта усадьба.

— Ты ошибаешься. На первом месте у меня — ты и наш ребенок. Что до Сазерлея, то я навестил его лишь два раза за девять лет. Свой первый визит я скрыл от тебя.

— Но ты стремишься туда, — выпалила она. И тут же, сделав над собой усилие, взяла себя в руки. Если он сейчас возьмет ребенка и уедет вместе с ним в Англию, то ни она, ни кто-то другой не смогут остановить его. — Я поговорю с папой. Он не станет требовать от тебя вкладов, если я попрошу его. Ты ведь, в конце концов, его зять.

Укладывая наследника Сазерлея в колыбель, Майкл улыбался. Старый месье Бриссар ни за что не отпустил бы его. Деньги тут не играют большой роли. Просто это еще одно средство, при помощи которого он хочет привязать его к своему бизнесу.

— Тебе не стоит вмешиваться, — сказал он, поворачиваясь к жене. Он говорил с ней таким тоном, что она поняла — его терпение кончается. — Я сам решу с ним этот вопрос. Сейчас же.

Она вышла за ним из апартаментов; а потом, склонившись над перилами, смотрела, как он спускается по лестнице. Он был красивым мужчиной, даже более красивым, чем когда она впервые увидела его. По возрасту он также подходил ей. Софи вообще не собиралась выходить замуж, намереваясь оставаться обожаемой дочерью своего отца, от которого в любую минуту могла получить все что угодно. Мужчины всегда обращали на нее внимание, но интимная связь с ними вызывала у нее отвращение. Девушка отпугивала от себя всех поклонников своей холодностью. А потом, впервые в жизни, отец попросил дочь сделать кое-что для него в ответ на ту щедрость, которую он проявлял к ней все двадцать четыре года ее жизни.