Доктор Бродкорт сообщил Мейкпису свое мнение, когда они остались наедине:

— Странное поведение вашей жены объясняется ее беременностью. Многие женщины в положении ведут себя точно так же. Сейчас она питает отвращение к своим супружеским обязанностям, что опять-таки характерно в ее состоянии. Но после рождения ребенка все опять придет в норму. Вам не о чем беспокоиться, но я советую воздерживаться от половой жизни до родов. Угождайте и балуйте ее, сэр. Она нервная женщина по натуре. Ее состояние только ухудшится, если вы не будете проявлять терпение.

Мейкписа неприятно поразили упреки доктора. Он полагал, что проявляет дьявольское терпение по отношению к Анне. Ни один другой муж не может быть так предан своей жене и так жаждать рождения наследника, как он.

Вскоре после визита врача Анна почувствовала ребенка. Это случилось утром, когда она прогуливалась вместе с Мейкписом. Она хотела пойти в сад. Но этот человек, называющий себя ее новым мужем, не пускал ее туда, хотя она и объясняла ему, что с садом у нее связаны самые романтические воспоминания тех дней, когда она невестой приехала в Сазерлей.

— В чем дело, Анна? — спросил он, когда она остановилась на длинной дорожке, по обе стороны которой росли кустарники и весенние цветы.

Ее лицо выражало блаженство. Она смотрела в небо, держась руками за живот.

— Наш ребенок шевелится, — сказала она Роберту.

Тогда человек стоящий рядом, имя которого она не всегда могла вспомнить, приглушенно вскрикнул от радости. Уведя ее за живую изгородь, он бесцеремонно залез под юбки рукой и прижал ладонь к животу, чтобы проверить: так ли оно на самом деле, как утверждает она. Однако, пошевелившись немного, ребенок затих. Этот человек ничего не почувствовал. Она вдруг испытала такое отвращение к нему, что потеряла сознание. А когда открыла глаза, то увидела, что находится в доме, и Джулия машет у ее носа ароматными травами.

В ту ночь, сгорая от желания поскорее подняться на чердак, к Роберту, она не проверила, спит ли Мейкпис. Обычно он засыпал как только закрывал глаза. Теперь же, лежа в постели, он слышал шевеление ребенка в утробе Анны, и это возбуждало его. Его рука все еще лежала на ее животе, и он находился лишь в полусонном состоянии, когда Анна выскользнула из постели. Он подумал, что она отлучилась по нужде — в одном из гардеробов находился специальный стул, приспособленный для подобных целей, — но, когда услышал, как за ней закрылась дверь, понял — жена вышла в коридор.

— Анна? — он приподнялся на локтях, надеясь что она услышит его голос и вернется. Когда этого не случилось, он сбросил с себя одеяло, сунул ноги в шлепанцы и накинул халат. В коридоре, тускло освещенном одной свечой, Мейкпис не обнаружил никаких следов жены. Он дошел до самой лестницы, но Анны нигде не было видно. Тогда Уокер открыл дверь в Длинную галерею, но в ней все было тихо и спокойно. Недоумевая, он пошел по коридору в северном направлении, где имелась дверь, которой почти не пользовались, ибо она вела на чердак. Мейкпис не мог понять, что могла делать там его жена.

И вдруг в его мозгу возникли подозрения: что, если Анна тайно навещает своих родственников? Он по-своему понял совет доктора Бродкорта о том, что ему следует беречь жену, и не выпускал ее из восточной части дома, где она могла общаться исключительно с ним одним. Его долгом было следить за тем, чтобы она не переутомлялась и не расстраивалась. Кэтрин по большей части плохо себя чувствовала, и это угнетающе действовало на Анну. Вследствие этого Мейкпис запретил жене ходить к старой леди.

— Я забочусь о нашем будущем сыне: это поважнее, чем состояние старухи, — заявил он Анне однажды.

Теперь же он обнаружил, что она бросила вызов его воле. Он бросился к двери и распахнул ее настежь. В слабом свете свечи, которую она держала в руках, Анна походила на призрак. Она уже поравнялась с лестницей, ведущей на чердак, и, по мнению Мейкписа, направлялась в западное крыло дома.

— Подожди! — его громкий голос прозвучал в полной тишине, как пушечный выстрел, и эхом прокатился вдоль панельных стен. Она обернулась и с ужасом посмотрела на Уокера. Свеча выпала из дрожащей руки, и Анна бегом бросилась к лестнице, которой пользовались исключительно слуги.

Анна думала в тот миг только об одном — увести его подальше от чердака. Она чувствовала себя курицей, удирающей от хищника, чтобы отвлечь его внимание от своих цыплят. Подобрав подол ночной рубашки, чтобы не споткнуться, она побежала вниз по извивающейся лестнице. Ее шелковый халат развевался за плечами, как знамя. Она знала, что Мейкпис преследует ее, и подумала, что есть место, где она могла бы спрятаться. Там она встретится с Робертом! Он тайно прибыл домой и скрывается от круглоголовых. Теперь ей тоже грозит опасность, и Анна разделит с ним его участь. В потайной комнате ее ждут его объятия и любовь.

В кухне горел слабый свет. По дороге Анна потеряла тапку, а пол здесь был холодный как лед. Минуя одну дверь, потом другую, несчастная женщина оказалась в Большом зале. За ее спиной раздавались шаги круглоголового. Она побежала вдоль длинного дубового стола и выскочила в примыкающую к залу комнату, задыхаясь от усталости. В углублении комнаты находилась раздвижная стена. Анна бросилась к Королевской двери. Дрожащей рукой она открыла дверь и прошмыгнула в темноту. Теперь она в безопасности! Анна уже почти закрыла дверь, когда ее преследователь сунул ногу в проем. Она изо всех сил рванула ручку, надеясь на то, что боль заставит его отступить, но этот человек с силой тянул дверь на себя.

— Роберт! — закричала она, зная, что он должен прийти на помощь. Но в тот же миг все ее тело пронзила ужасная боль, и она упала на пол.

Анна не потеряла ребенка, хотя одно время казалось, что это неизбежно должно произойти. Она начисто забыла о ночном происшествии, и Мейкпис не напоминал ей о нем. Когда опасность выкидыша миновала, Мейкпис вызвал из Лондона врача, но не Бродкорта, а другого. Тот рекомендовал Анне отдых и полный покой, а это значило, что она должна оставаться в постели вплоть до самых родов. Она уподобилась Кэтрин и, если позволяла погода, сидела у окна, так как ей категорически запрещалось покидать комнату. Несмотря на то, что ребенок активно заявлял о себе в ее чреве, сама Анна все бледнела и слабела, скучая по вышиванию. Временами, оставшись в комнате одна, она изображала, будто у нее в руках иголка с ниткой и лента, но все это было, конечно, не то.

Ее лицо светлело лишь при появлении в комнате Джулии и Мэри, проводящих с ней некоторое время по разрешению Мейкписа. Она восхищалась и любовно трогала детскую одежду, которую они приносили с собой, — шапочки, рубашечки, нижнее белье. Все это было сшито из самого тонкого полотна и чуть ли не просвечивалось. Одежда изобиловала сборочками и самыми изощренными вышивками. Дочь и Мэри показали Анне несколько крошечных рукавичек и рубашечки, которые хранились у Анны с тех пор, когда Джулия и Майкл были маленькие. Рубашечки постирали и теперь они, белоснежные, лежали перед Анной.

Однажды ее навестила свекровь. Четверо слуг несли Кэтрин в кресле через восточное крыло. Они старались быть как можно осторожней, но малейший толчок отражался страшной болью в ее суставах. Это небольшое путешествие чрезвычайно утомило старую леди, и она с трудом могла разговаривать с невесткой, которая выражала ей свою признательность за визит.

— Я так хотела повидать тебя, дорогая Анна, — проговорила она, почти теряя сознание. — Следи за своим здоровьем. Боюсь, что больше не смогу навестить тебя.

— По крайней мере, мы хоть увиделись друг с другом и поговорили, — отвечала Анна тихим голосом. — Как только я смогу встать и ходить после родов, я принесу вам младенца.

В ту ночь Анна не смогла устоять перед желанием вновь подняться на чердак. Спотыкаясь и держась за стены, она дошла до лестницы. Когда же начала подниматься по ней, силы оставили ее. Бедная женщина упала и зарыдала. Прошло некоторое время, прежде чем она собралась с силами и начала обратный путь к спальне, причем последние несколько ярдов ей пришлось проделать ползком. К счастью, человек, считающий себя ее мужем, стал спать в другой комнате после того, как у Анны чуть было не случился выкидыш, так что никто не видел, с каким трудом она забиралась на кровать.