Эрни, явившийся с докладом о состоянии пациента, сухо перечисляет многочисленные медицинские проблемы: барраярец и здесь не может не навредить себе и дому.

- Будьте добры, Эрни, избавьте меня от деталей, - прошу, потеряв нить изложения. Голова муторно ноет. - Он может умереть?

Во взгляде медика раздражение мешается с удивлением, словно я сморозил глупость, но уважение не позволяет ему это показать. - Все мы можем. Но его нынешнее состояние жизни не угрожает. Пока этот беспокойный юноша не преподнес новых сюрпризов, разумеется.

Неуверенность в будущем злит меня без меры. Если даже врачи, опытные и умелые, не способны справиться с этим созданием, как я смогу?

- С врачебной точки зрения курс послеоперационной реабилитации был идеально сбалансирован, - с нелогичной ноткой обиды на безумца объясняет Эрни. - Мы нашли тот уникальный вариант, в котором не было инфекций, аллергических реакций и иммунного отторжения. Однако неожиданные, э-э, деструктивные намерения пациента свели наш успех на нет. Нет, лорд Эйри, их нельзя было предсказать. В больнице он ни разу не делал попытки помешать лечению, а ведь мы внимательно за этим следили, поверьте.

- Дикарская хитрость, - кривлюсь я. Эрни ее не разгадал, но не на него же бросался Форберг, желая задушить голыми руками. - И как заставить его выжить?

- Обеспечить максимально стерильную среду и позволить организму выкарабкиваться самому, - следует тут же неоднократно продуманный ответ. - Возможно, потребуется еще одна операция... посмотрим. Вы рано его забрали из больницы, - с крошечной долей укоризны добавляет он.

А мне приходится напомнить себе о терпении, а собеседнику - о том, что выбор в той ситуации был небогат.

Что теперь? Монтировать изолятор в стенах родового особняка, ломая их ради дикаря? Эрни явно разделяет отвращение к этой идее. К тому же, я обязан учитывать интересы жены и сыновей. Немыслимо обречь благородных родом на сосуществование рядом с… этим. Надеюсь, сама хворь, сжигающая барраярца лихорадкой и бредом, не заразна для окружающих? Эту тревогу Эрни развеивает незамедлительно: иммунитет к ней есть даже у младенцев. Нормальных, разумеется.

Обсуждение приносит свои плоды: загородный дом подойдет как удаленное и тихое место, безопасное для содержания и удобное для медицинских процедур и установки стационарного бокса. Назначить туда персонал на круглосуточное дежурство? Любые расходы, лишь бы избавиться от нежеланного соседства. Пусть монтажная бригада приступает. А для барраярца - транспортировочный бокс и охрана, в дополнение к медикаментозному сну. Теперь его должны беречь, как зеницу ока. Не для того я успел вовремя в ту ночь, чтобы позволить моему новоиспеченному родичу умереть сейчас.

- Надеюсь, - говорит Эрни, - настанет время, и он вновь перейдет из моей епархии в вашу.

Неизбежное, но вызывающее тягостные опасения будущее. Приходится унимать тревогу успокоительными, оглушенно удивляясь искусственной четкости мыслей. Да, родню не убивают за слова, равно как и за недоказанные деяния. Лишь поэтому я сдержался тогда и могу быть спокоен теперь, до тех пор, пока медики курируют барраярца, а кровь успокоена транквилизатором. Передышка, чтобы собраться с силами, но никаких идей, как привести события к желаемому результату. Увы, могу ли я позволить себе некомпетентность? Мягкость себя не оправдала, а быть жестким я предпочитаю под присмотром специалиста. Центурий-капитана Торема.

Грим у Торема без изъяна, взгляд цепок, как сорная трава, улыбка приветлива ровно в меру, а повод для встречи таков, что ни малейшего удовольствия, вопреки собственным уверениям, я от этого визита не жду. Пользу - возможно.

Пару дней назад я сам, смирив гордость, обратился к нему с просьбой о помощи. Тот разговор вышел более чем напряженным. Дежурные любезности и похвалы чаю, дань хорошему воспитанию, слишком быстро сменились взаимным прощупыванием. Я подозревал, что все непонятности с барраярцем происходят из секретности, принятой в ведомстве Торема, но капитан не собирался посвящать меня в детали службы моего покойного младшего. Торем же был недоволен, что его карман еще не отягощал диск с обещанными мною логами переговоров Форберга по комму. Откровенные попытки выяснить, какую информацию скрывает собеседник и кто из двоих пытается ее получить, но не расплатиться, почти превратились в ссору, но все же наши претензии не перешли границу непоправимого. Острый момент разговора миновал, и дальше беседа о разделенной между моей семьей и Блюстителями ноше покатилась плавно.

Содействие в поисках сослуживцев безвременно почившего брата и доступе к военным архивам, включая досье моего дикого родича, стал моим выигрышем. Достойная благодарность клана за столь неоценимую услугу - достоянием Торема. Срок строгого траура по Хисоке истекал весной - белое покрывало снегов земля снимет позже, чем клан Эйри - белый траурный покров с семейной усыпальницы, - и к этой дате должны были получить полное воздаяние и враги, и друзья, имеющие касательство к этому скорбному делу.

Хотя служебная недоступность многих тайн по-прежнему бередила обиду и не давала улечься беспокойным мыслям. Секреты барраярца напрямую связаны со службой Хисоки... Если варвар опасен для нас настолько, что Торему позарез нужны логи его разговоров, отчего же брак Хисоки не был расторгнут принудительно? Или, наоборот, это была цена, которой обернулась для гем-полковника верность службе? Своей ли рукой Форберг обрубил ветвь моего семейства или при деятельной помощи третьей силы? Кто он, замаскированный двойной агент или относительно безобидный, попавший в беспрецедентную переделку дикарь? Упрямца допросили, насколько могли, но дикие гены и тут оказались враждебны Цетаганде, обеспечив тому аллергию на "наркотик правды", как с сожалением сообщил капитан.

Торем появляется, когда рабочий день уже закончен. Выправка подтянута, грим наложен аккуратно, и все же лишняя морщинка, сминающая его безупречные линии, намекает, что гораздо приятнее быть хозяином собственному времени, чем являться на службу по расписанию. Капитан с должными комплиментами принимает предложенный чай, не спеша перейти к делу в первую же секунду. И я не тороплю его с разговором. Чай утешает душу, настраивает собеседников на нужный лад...

- Если офицеры, сослуживцы полковника, сейчас на других планетах, - переходит, наконец, к конкретике Торем, - то есть обходной путь: найти людей, служивших под его началом. Пилот, нижние чины караульной службы... Нетрудная задача для того, кто имеет доступ к полным спискам его части.

Вот они, недостатки принадлежности к аристократии. И не подумаешь, что носителями драгоценной информации могут быть низшие.

- Я поднял сведения из досье полковника, - продолжает капитан, рассеянно ломая в пальцах печеньице. - Спешу вас обрадовать, все существенное оттуда я вправе вынести за стены моего учреждения. Хотя формально должен потребовать от вас молчания обо всем услышанном.

Разумеется, я приношу требующиеся уверения. Залог моего молчания - не только обещание, но и здравый смысл: нужно сойти с ума, чтобы оглашать постороннему детали таких событий в своей семье.

Пока на экране мини-проектора сменяются снимки из дела, Торем излагает известные мне факты, а я со странным ощущением покорности судьбе гляжу на искореженные куски металла, когда-то бывшие боевой машиной. Пилот выжил? Неужели низшие крепче? Не понимаю.

- …гем-полковник Хисока Эйри погиб при попадании в его флаер ракеты класса земля-воздух с автоматическим наведением на энергоизлучающий источник, - излагает Торем. Мне импонирует то, что в его голосе нет нарочитой скорби. - Таких было много на вооружении у барраярских повстанцев. Его флаер пролетал над районом, где боевых действий больше не велось, но и разминирование не прошло до конца. Осколок разорвавшейся ракеты нанес полковнику смертельную рану. Его кончина была трагической, но быстрой.

Ах, даже так. А на вид салон разворочен весь; пилота, должно быть, выбросило катапультированием, а Хисока не успел.