- Значит, мы все сказали - и можем избавить друг друга от необходимости общаться? - уточняет, приподняв бровь.

Да иди уж, иди. Не держу. - Мог бы вообще не приходить, я бы понял, - говорю честно. Неприятно смотреть, как его корежит.

- Не думаю, что бегство было бы хорошей идеей, - несколько чопорно сообщает гем. - Есть вещи, которые нужно делать лично. Ты можешь считать мои извинения выходящими за рамки логики, но я не мог хотя бы не попытаться.

Где не знаешь, как себя вести, прибегай к церемониям? Есть в этом что-то... или, возможно, было бы, если бы не явная целенаправленность предыдущего обращения. Развожу руками. - Все. Ты протанцевал необходимый тебе ритуал, твоя совесть теперь спокойна?

- Нет, но я вряд ли могу это исправить, - отвечает жестко. - Впрочем, это мои проблемы. Хорошего дня.

Доставленные мне вскоре бумаги не содержат ничего неожиданного сравнительно с преподнесенным мне только что ошеломляющим сюрпризом. Единственное что непонятно, как гем-лорд выговорил себе быстрое разрешение на снятие опекунства, ну да мохнатая лапа что не сделает.

С прохладным любопытством проглядываю сумму в финансовых документах. Большая? Перевожу ее в имперские марки и понимаю, что весьма. Ну и черт с ней. Это деньги гем-полковника, а я плату, за то, что меня регулярно пользовали, брать не намерен.

А ведь дилемма.

Цетские деньги мне не нужны, я к ним и палкой не притронусь. А уезжать куда-то нищим - глупости. Ехать на другую планету, не имея профессии и перспектив на тамошнее гражданство - вдвойне глупость. Носить цетагандийское подданство - полнейшая чушь, любой по моему выговору и поведению поймет, что со мною что-то не так: Барраяр не признает двойного подданства. Хорошо, что я не обязан решать и рисковать новой ошибкой сию секунду - вынужденная отсрочка по здоровью воспринимается почти с благодарностью.

Цету я не признаюсь в этом и под пытками, но семейство Эйри преуспело в том, чтобы меня сломать. Мне сейчас напиться бы и забыть все хоть на пару часов. Только не знаю, какой ждать реакции, упомяни я про алкоголь. Не хотелось бы, чтобы у меня отобрали обещанные бумаги или закатили сеанс психотропной дряни под видом лечения. Боюсь? Да, наверное. Старший Эйри - человек смертельно непредсказуемый, а я пока в его полной власти, какие бы красивые слова он ни говорил.

А еще он - единственный (психиатр не в счет) человек, с которым я здесь вообще разговаривал дольше десяти минут, и подозреваю, что это не случайно подстроено...

***

Сад при доме большой и ухоженный. Даже увечный тип вроде меня может медленно добраться до интересующего его уголка, не ломая ноги и не совершая запредельных усилий. Ведь быть на глазах у посторонних в таком виде не хочется, а сидеть под окнами на лавочке, как старый дед - еще больший идиотизм. И когда медики по прошествии пары недель настойчиво предложили мне прогуляться, я смиренно принял совет. С циновкой под мышкой, выползти теплым днем из дома - и забиться, как в нору, в какую-нибудь неближнюю беседку в стороне от большинства дорожек. Расстелить циновку прямо на полу. И лежать часами на животе, положив голову на сцепленные ладони, полузакрыв глаза, и думать...

Из меня словно стержень вынули. Как будто во время операции на позвоночнике из него выдернули то, что заставляло меня при всех бедах держать спину прямой, а зубы - радостно оскаленными. Хотя, конечно, не в спине дело. В голове. С головой у меня сейчас не очень ладно, но мысль поехать с этим на Бету на барраярский взгляд еще менее привлекательна. Кроме того, я почти уверен, что любое решение, принятое с такими мозгами, как у меня сейчас, будет неверным. А на путешествие длиною в месяц с пятью пересадками нельзя решаться с бухты-барахты.

Поскрипывание дощатого пола заставляет резко открыть глаза. Ракурс - от ботинок и выше. Самое последнее дело - лежать у ног своего врага. Торопливо и неловко сажусь, вызывающе сложив руки на груди.

- Ты не замерз? - спрашивает он явно не то, что намеревался.

- Нет, и не голоден тоже, - предвосхищаю второй вопрос радушного хозяина. - Не сочти за намек, но зачем ты здесь?

- Хорошее у тебя представление о намеках, - комментирует, кажется, автоматически. - Мне уйти?

Угрозы в вопросе не слышится, и потому можно поддержать беседу, не забывая, впрочем, об осторожности.

- Это твое владение, - пожимаю плечами. - Просто хотел узнать, я тебе зачем-то понадобился? - Безмолвная пауза, вопросительно приподнятая бровь, и приходится объяснить: - Недавно ты утверждал, что необходимости в общении у нас нет. Случилось что-то или просто твое настроение снова поменялось?

- Ни то, ни другое. Но мне сказали, ты вообще ни с кем не разговариваешь. - Нахмурившись, в характерном телеграфном стиле, говорящем о явной неловкости, добавляет: - Я не навязываюсь. Так уйти?

Я то ли не склонен, то ли не привычен к милосердию. - Смотря какие меры ты предпримешь, если разговор тебе не понравится.

Из-под грима проступают некрасивые красные пятна.

- В настоящий момент я тебе действительно не опасен, - сообщает, заставив задаться вопросом о возможной продолжительности обрушившегося на меня благоволения. - Вряд ли ты поверишь сходу, но к сведению прими.

Хм, я устыдился. Отворачиваюсь, барабаня пальцами по скамейке. - Так о чем ты хочешь поговорить?

Усмешка. - Для затравки можем пообсуждать погоду и местные ландшафты.

Развожу руками. - У нас о погоде обычно говорят, когда разговаривать не о чем. Не станешь же ты притворяться, что и вправду рад меня видеть?

- Скорее удивлен. Я думал, что ты моментально уедешь, как только поднимешься на ноги. - Он предостерегающе поднимает ладонь. - Это не намек.

Еще бы, не намек. Раз цет доудивлялся до того, чтобы найти меня и высказать это вслух. - Я перестану тебя обременять максимум через неделю. Устроит?

Долгое молчание. Вздох, как будто перед прыжком в холодную воду или стаканом чего-то горького. Либо крепкого. - Права на просьбы я не имею, но... Эрик, сделай мне одолжение и отложи поездку. Если это не входит в противоречие с твоими планами.

Неловкое молчание воцаряется в беседке, предоставляя мне возможность быстро сообразить, что к чему. Как это цет язык не прикусил, обращаясь ко мне по имени и с просьбой! То ли его действительно припекла необходимость оставить меня в доме, то ли он мысли читает? То ли... Планы, ха. Я, кажется, разучился строить планы дальше, чем на сутки вперед. - Ты предпочитаешь, чтобы если - когда - мне сделается здесь невыносимо, меня держало бы уже мое собственное слово?

С искренней досадой бросает: - Как с тобой сложно! Я не хочу, чтобы ты оставил дом, уехав в никуда и с пустыми руками только потому, что обещал.

В чем-то он прав: я именно потому еще не уехал, что не знаю решения этой задачи. - Я больше не твой подопечный, верно? Если я захочу навредить себе таким сложным образом, тебе придется это стерпеть. Но пока что, - вздохнув, - я здесь.

- И согласен разговаривать? - осторожно.

Честно? Смертельный номер - разговор по душам с гем-лордом. - Если я хоть с кем-то не поговорю - я окончательно свихнусь. Но откровенничать именно с тобою? У тебя есть чудесная склонность злиться, когда что-то не по тебе.

- Мне сейчас не до злобы, - заявляет он. - Ни сил, ни права, и смысла в том немного.

Передергивает плечами.

- Странно, - замечает. - Ты, вопреки моим ожиданиям, не стараешься изо всех сил заставить меня почувствовать вину.

Непонимающе мотаю головой. - Ни капельки. Впрочем, избавлять тебя от вины - тоже. - Вот еще, думать сейчас о твоих чувствах - мне бы в своих разобраться. - А ты чувствуешь себя виноватым? Именно... сейчас? Почему? - "Что именно заставило тебя просить прощения месяц с лишним спустя после того, как ты начал меня ломать? Что именно включено в это неохотное 'извини' - попытка меня дрессировать, запрет на самоубийство, цетский контрразведчик, журналюги, оплеуха, арест, насильственное кормление? Или ты не за себя извиняешься?"