Он попытался, потому что не хотел, чтобы Мэтт снова спрашивал, почему тогда, придя с работы домой, нашел Аарона плачущим у окна. Одного раза было достаточно. Это должно было прекратиться. Он должен был это прекратить.

Поэтому каждый раз, видя Джейка в парке, прогуливающимся по улице или терпеливо сидящим на скамейке, он пытался вспомнить что-нибудь хорошее, связанное с ним, что-то, что вызвало бы улыбку, а не слезы. Было так много всего, что заставляло его улыбаться, так много всего, что он любил, что было не так уж и трудно прятать слезы за улыбкой и счастливым фасадом.

Но все же были дни, когда он забывал о своей решимости, терял твердость и самообладание, видя, что Джейк ничего не делает и так и не подходит к его двери. Обычно это случалось, когда шел дождь, Мэтта не было дома и некого было обманывать. В эти дни Аарон садился у окна, прижимался лицом к стеклу и позволял себе плакать, убеждая себя, что по его отражающимся в окне щекам течет дождь, а не слезы, которые он с таким трудом пытался скрыть. В дождь так легко было печалиться и тосковать.

Так легко было забыть, что он должен притворяться.

В дождь так легко было переживать за Джейка, сидящего без куртки и зонта, вымокающего под дождем, в одиночестве. Так легко было выбежать за дверь и сесть рядом с ним на скамейку, чтобы промокнуть насквозь, но вместе.

Так что совершенно неудивительно, что в один из таких дождливых дней он снова не смог сдержаться и попросил Мэтта отнести Джейку зонт. Конечно, Мэтт послушался, еще один повод и ненавидеть, и любить его одновременно. Аарон смотрел, как они разговаривают, и у него внутри все переворачивалось от одной только мысли, что они могут друг другу сказать. Когда Мэтт протянул Джейку зонт и Джейк бросил на Аарона один из своих растерянных и красивых «джейковских» взглядов, Аарон нахмурился при виде его бестолковости, как сделал бы в любой другой раз. Но потом вынужден был отвернуться - ему так знакомо было это ощущение, и он так счастлив был смотреть Джейку прямо в глаза, а не просто в лицо, что уголки его губ изогнулись в улыбке. Он ждал в коридоре, когда Мэтт поднялся по ступенькам и вошел в дом.

- Что ты ему сказал?

- То, что ты ему передал – что он заболеет малярией и умрет как бомж.

- Смешно.

- Это то, что я ему сказал.

- Ты сказал намного больше. Эта фраза заняла бы пару секунд. Я знаю это, потому что мне хватает пары секунд, чтобы сказать ему, что он придурок. Тебя не было больше двух секунд.

- Я сказал ему, чтобы он продолжал приходить.

- Зачем? Зачем ты это сделал? - взволнованно спросил Аарон.

- Потому что это делает тебя счастливым.

- И тебе это не кажется неправильным?

- Нет.

- Ты идиот?

- Да вроде нет…

- Зачем ты говоришь кому-то продолжать подглядывать за твоим парнем?

- Потому что мой парень тоже за ним подглядывает… только из окна. Довольно необычный вид подсматривания из своего собственного дома, но, тем не менее, это все-таки подсматривание.

- Да что с тобой такое?

- Ничего. Мне просто интересно, когда этот дом снова станет только моим.

- Что? - закричал Аарон.

- Я уже понял, что если он продолжит приходить сюда, то кто-нибудь из вас, полудурков, в конце концов не выдержит и что-то сделает с тем фактом, что вы оба - психи и сходите с ума от любви друг к другу, что вы оба - психи и потерялись друг без друга, и что вы оба - психи. Я уже сказал, что вы психи? Потому что так оно и есть. Совсем спятили. Чокнулись. Это знаешь, как в пословице: Аарон в дружбе с делом, в ссоре с бездельем – бедняжка Аарон не знаком с весельем. В этом смысле чокнулись.

- Я? Чокнулся? Своей маленькой речью ты только что заработал себе смирительную рубашку, Мэтти.

- Что? Думаешь, я не знаю, что ты его любишь? Я был бы ненормальным, если бы не понимал этого. Ты совсем за дурака меня принимаешь, Аарон? У меня есть глаза и с головой все в порядке. Мне не понадобилось много времени, чтобы все понять.

Аарон в смущении и замешательстве смотрел на него.

- Как давно? - потребовал он. - Как давно ты это понял, о-мудрейший.

- Достаточно давно.

- Достаточно давно? Насколько достаточно, черт тебя подери? До того, как мы съехались?

- Да.

- Тогда какого хрена ты предложил мне переехать к тебе, ты, придурок?

- Я думал, что мое предложение шокирует тебя и заставит пошевелить своей задницей, но видимо немало переоценил твои умственные способности.

- Бля! Я тупица! Привет, засранец! О чем ты думал вообще?

- Я сглупил, потому что потерял голову от любви к тебе. Должно быть, нас соединила наша общая идиотичность.

- О боже! О чем мы вообще с тобой болтаем?

- Определенно не о чем-то умном.

- Точно.

- Слушай, - сказал Мэтт, схватив Аарона за руку и потянув его к дивану, чтобы сесть. - Я знаю, что ты любишь его. Я уже давно это понял, но не был уверен, что твоя любовь взаимна, поэтому я поговорил с Элисон, и она сказала, что да. То есть, что он любит тебя. Тогда-то я и сдался. До этого я думал, что если твоя любовь безответна, то может быть мне удастся тебя очаровать и влюбить в себя – конечно же, это было дурацкой идеей, но так как мы только что признались в нашем идиотизме, то это, наверное, нормально, да?

Аарон кивнул, продолжая тупо смотреть на него, не зная, что делать с обрушившейся на него информацией.

- Поэтому я и подумал, что легче всего тебя будет отпугнуть предложением переехать ко мне, потому что тогда ты сбежишь, и это будет твоей виной, а не моей. Потому что ты сам сбежишь от меня, а я смогу убедить себя, что не я закончил наши отношения, что я не был дураком, который любил кого-то сильнее, чем он любил меня.

- Мэтти, - умоляюще прошептал Аарон, потянувшись к его руке.

Мэтт обхватил пальцами запястье Аарона и наклонился, чтобы поцеловать его ладонь.

- Но ты ошарашил меня своим согласием. Хотя на самом деле ты не сказал мне «да», а скорее злобно прокричал его, но все же это было согласием.

- Ты придурок, - прошептал Аарон, не сильно пихнув его плечом. - Почему, черт возьми, ты меня не послал?

Мэтт пожал плечами.

- Могу я опять списать это на идиотизм?

- Нет, - упрямо сказал Аарон.

- Ладно, я не послал тебя, потому что ты был очень зол и расстроен, и было похоже на то, что тебе действительно нужно место, куда бы ты смог уйти.

- Угу. Мой собственный дом. Ты мог бы сказать, чтобы я катился к себе домой.

Мэтт положил согнутую в локте руку на спинку дивана и, опустив голову на ладонь, улыбнулся Аарону.

- Не смотри на меня своим мэттовским взглядом.

Мэтт продолжал глядеть на него.

- Перестань.

Мэтт приподнял бровь.

- Прекрати вести себя как придурок.

Улыбка Мэтта стала еще шире.

- Ненавижу тебя. Всегда думаешь, что точно знаешь, что происходит, но это же глупо – думать, что ты знаешь абсолютно все. Никто не может знать все. Даже Стивен Хокинг. Или Папа Римский. Нет, это не очень хороший пример, потому что обычно папы довольно слабо представляют, что происходит в реальном мире - например, что на дворе 2006-й. Они так с нами говорят, что можно подумать, будто сейчас какой-нибудь 1206-й, и мы все холопы, жнущие пшеницу для Господа. Нет, я вот сейчас подумал, и решил, что все-таки ты Папа. Папа Мэтт Первый. На голове у тебя большая папская тиара, и ты приветствуешь толпу взмахом руки и говоришь людям, что делать, хотя сам - дурак дураком и давно отстал от жизни. Ты Папа.

- Я люблю тебя, Аарон.

Аарон насупился, а потом наклонился вперед и уткнулся лбом в грудь Мэтта.

- Я тоже тебя люблю, Мэтти.

- Я знаю.

- Это делает меня еще большим ублюдком, которого следует вышвырнуть из дома, чтобы он подхватил на улице малярию и помер бомжом на скамейке у дома Джейка.

- Уху, наверное, - согласился Мэтт, проводя рукой по волосам Аарона.

- Уууууууу, - драматично протянул Аарон. - Я бомж.

- Зато красивый и пылкий. Утешься этим.