Последующие четыре года прошли для Гладис спокойно. Проблема с кем бы сходить куда-нибудь в выходные, которая мучительно переживалась ею из-за отсутствия ухажеров, разрешилась сама собой благодаря Алисии, которая неизменно составляла ей компанию в ее походах в театры и кино. Тем для общения им хватало, поскольку обе были одержимы любыми проявлениями искусства. Как-то, при удобном случае новая подруга рассказала Гладис — откровенно, хотя и с должной целомудренностью — историю своей связи с одним женатым мужчиной, с которым она перестала встречаться несколько месяцев назад, когда решила вернуться к творчеству.

Политическое сознание

15 сентября 1955 года произошла революция, свергнувшая режим Хуана Доминго Перона. В тот день Гладис не пошла на занятия, опасаясь уличных беспорядков, встала поздно и попросила домработницу, которая служила у них в доме всего несколько месяцев (в последнее время прислуга менялась часто, из-за того, что Клара Эвелия экономила на питании), чтобы та приготовила ей кофе. Домработница налила чашку и, не в силах далее сдерживать слез, выбежала в подсобное помещение. Гладис, наполнившись состраданием к девушке, отправилась за нею вслед и, не видя другой причины, принялась утешать ее, говоря, что новое правительство не бросит на произвол судьбы трудящихся и что, наоборот, обеспечит стране прогресс и благосостояние. Однако та продолжала плакать, ничего не отвечая. Гладис спросила себя саму, почему ей доставляет такое удовлетворение крах Перона. Потому, что его режим был фашистским, ответила она на собственный вопрос, а нельзя забывать, на что оказались способны Гитлер и Муссолини, очутившись у власти. Кроме того, с уходом Перона больше не приходилось опасаться запрета на ввоз журналов мод и иностранных фильмов. И, наконец, у матери не будет больше возникать проблем с прислугой. И удастся остановить инфляцию.

Профессиональное формирование

Что касается ее профессионального формирования, Гладис продолжала совершенствовать технику лепки, однако не скрывавшееся ею стремление соблюдать классические каноны, и даже неосознанная тенденция колировать великих мастеров снижали ее способность к самовыражению. По мнению ее хулителей именно этот конформизм и подражательность позволили ей в 1959 году получить единственную присуждавшуюся ежегодно государственную стипендию, которая давала право на пятнадцатимесячную стажировку в Соединенных Штатах. К тому времени ей исполнилось двадцать четыре. Поданная заявка и надежда на присуждение стипендии составляли смысл ее жизни на протяжении двух лет по окончании художественного Института. Гладис была уверена, что стажировка разрешит все ее проблемы: в Соединенных Штатах ее, как иностранку, будет окружать ореол таинственности и привлекательности, и на каком-нибудь светском рауте она познакомится с экстравагантным дирижером симфонического оркестра — венгром или австралийцем — и, возможно, в придачу, с английским романистом, что положит начало классическому любовному треугольнику. В воображении она всегда отдавала предпочтение европейцам, как правило, изгнанникам — жертвам какого-либо трагического конфликта, подобного Второй мировой войне.

Алисия Бонелли никогда не симпатизировала США, однако воздержалась от каких-либо критических замечаний по поводу проекта Гладис, покуда тот не начал принимать реальные очертания. Когда же это случилось, она осудила Гладис, заявив, что США — спрут, душащий Латинскую Америку, и поехать туда учиться значит предать свою родину. Гладис возразила, что по ее убеждению, наоборот, эта страна — колыбель демократии. На что Алисия запальчиво отвечала, что будь Гладис негритянкой, она бы так не считала. Гладис решила не продолжать дискуссию, подивившись лишь про себя, как может Алисия симпатизировать СССР вопреки свидетельствам таких книг, как «Ночь миновала» Яна Валтина и «Я выбрал свободу» Виктора Кравченко, а также фильма «Железный занавес» с Джин Тирни и Дэной Эндрюс.

На чужбине

К ее приезду Вашингтон был заметен снегом и в таком виде казался идеальной рамой для тех картин, которые рисовались Гладис в воображении. Дом, где она поселилась, представлял собой чудесное двухэтажное шале. Окна ее комнаты выходили в маленький дворик, где резвились внуки хозяев дома, когда приезжали в гости к дедушке с бабушкой на выходные. В остальное время мистера и миссис Эллисон почти никто не навещал, и тишину дома нарушал лишь слабый звук голосов, доносившихся из телевизора. Гладис не стала ничего менять в интерьере своей комнаты, ибо ей нравился обезличенный характер ее обстановки, типичной для отелей тридцатых годов: гладкие поверхности и строгая отделка. Пришлось ей по вкусу и радушное, хотя и несколько отстраненное обращение стариков: ей ни разу не пришлось давать объяснений, если какую-нибудь субботу или воскресенье она просиживала одна в своей комнате.

Гладис так и не сумела заинтересоваться теоретическими занятиями в Вирджинском центре искусств. Не отважилась она и потратить деньги на приобретение необходимых принадлежностей для работы. Волнения, которые она переживала при посещении музеев — куда имела возможность ходить бесплатно, — вполне удовлетворяли ее потребность в духовном обновлении. Что касается жизненных планов, то они созрели очень быстро: она попросит предоставить ей вид на жительство, чтобы по окончании стажировки остаться в стране и найти работу. Исходя из этих соображений, Гладис сократила до возможного предела свой бюджет и отказалась от выходов в город с представителями противоположного пола — так как при этом расходы, по американскому обычаю, делились пополам, а кавалеры предпочитали посещать заведения, где подавали спиртное: роскошь, которая для нее теперь стала непозволительна. Гладис предвидела, что работу ей придется еще хорошенько поискать.

Ассимиляция к среде

На занятиях по истории искусств Гладис познакомилась с пятидесятилетней слушательницей курса, которая живо напомнила ей Алисию. К слову сказать, письма от последней она получала каждый четверг и пунктуально отвечала на них, Новую пожилую знакомую звали Мэри Энн Хэккер, и вскоре Гладис поймала себя на том, что повторяет в письмах к Алисии те же слова, что она говорила Мэри Энн, будь то на лекциях или в квартире, где та жила со своим супругом Ральфом. Это была бездетная пара. Ральф с девяти утра до пяти вечера работал в рекламном отделе одной крупной фирмы, в то время как Мэри Энн выполняла домашние обязанности, посвящая остаток времени занятиям керамикой, которые были рекомендованы психиатром, консультировавшим ее после того, как Мэри Энн вынуждена была оставить работу по причине сильнейшей нервной депрессии. Ральф не противился ни одному решению супруги из опасения вызвать у нее истерику и с огромным облегчением воспринял появление Гладис, с которой жена вела нескончаемые разговоры, позволяя ему спокойно читать газету, решать кроссворды и смотреть по телевизору многосерийные боевики. Когда срок ее стажировки подошел к концу, Гладис, благодаря поручительству Мэри Энн, добилась разрешения на проживание в стране, о которой давно мечтала. Поручительство состояло в том, что Мэри Энн направила властям письмо, в котором, как гражданка США, гарантировала порядочность девушки и принимала на себя ответственность за ее действия.

Жизнь в США

Гладис быстро нашла место секретарши для ведения испаноязычной корреспонденции в одной экспортно-импортной компании, где трудилась восемь часов в день. Ее смутные планы снять помещение под студию и возобновить занятия скульптурой оказались отложенными на неопределенное время. Прежде всего понадобилось скопить тысячу долларов, необходимых для внесения залога, который позволил бы ей дальше продолжать жить в стране без чьего-либо поручительства — ибо ей претило быть обязанной Хэккерам. Когда задача эта была выполнена, появилась новая цель: когда ей предоставят на работе отпуск, съездить с Мэри Энн в Калифорнию. После того, как и это желание оказалось исполненным, она задумала обновить свой гардероб, затем — приобрести телевизор и начать собирать коллекцию книг по искусству.