Ждал он разумеется совершенно обратного. Но никто из незнакомых людей не задавал ему участливых вопросов, а поплакаться кому-нибудь в жилетку, между тем, было совершенно необходимо. Весь вопрос - кому? Раньше Нестор для этой цели использовал Гарика и неужели кто-нибудь сомневается, что так же будет и сейчас?
- Малыш, где ты? - простонал он с порога.
Не получив ответа, он заглянул из полутемной прихожей в кухню и увидел его, стоящим у плиты с книжкой в руках, с обложки которой скалились окровавленные морды.
- А Нестор, привет! - мимолетный взгляд и Гарик снова уткнулся в книжку.
На плите что-то шипело и чадило, Гарик - в шортиках, в трогательной майке с Микки Маусом, волосы смешно повязаны платком - Гарик увлечённо читал.
- Окно хоть открой, дышать же нечем, - слабым голосом произнёс Нестор, желая обратить внимание на своё горе.
- Сам открой, не видишь - я занят, - вполне беззлобно огрызнулся Гарик.
- Чем ты занят?
- Ужин готовлю. Ты где-то шляешься, а я должен с голоду помирать?
- "Ужин готовлю"!.. Посмотри, ты всю плиту заляпал, а чистить кто будет? - Нестор устало ткнул пальцем в закопчённую и забрызганную жиром эмалированную поверхность.
Они заглянули друг другу в глаза.
- Ты, ты будешь всё чистить, - насмешливо сообщил Гарик, - потому что я создан не для чёрных работ.
- А я создан для чёрных работ... - с горечью констатировал Нестор.
- Тебе виднее для чего ты создан, но раз уж ты пришёл, займись делом.
Гарик стянул с Нестора пиджак, развязал ему галстук, напялил на него фартук и ушёл продолжать увлекательное чтение.
Нестор остался наедине с холодными кастрюлями, уныло текущей из крана водой и медовыми лучами вечернего солнца.
Потом пришла душная, тёмная ночь, и Нестор, путаясь в липнущих к телу, мокрых от пота простынях, всё думал и думал о Диме, негодовал на то, что всё у них так по-дурацки получается с самого начала.
Нестор обещал себе, что будет предельно чуток с Димой, что проникнет до самой сердцевины его существа, что пройдёт извилистыми путями его помыслов и на этом пути без сожаления потеряет очертания своей несуразной личности, растворится в Диме, станет его частью, кровью, которая циркулирует по его сосудам...
Нестор тонул в тёмных водах кошмара. Среди пылких клятв и мучительно прекрасных образов вдруг неизвестно откуда пришло воспоминание о вкусе губ Магаданского, пронзившее тело Нестора насквозь, заставив его вздрогнуть и с суеверным трепетом вглядеться в ночную тьму.
Ощущение присутствия Магаданского, близости его тела, преследовавшее Нестора потом и во сне, было настолько реальным и осязаемым, что, проснувшись, он ещё некоторое время был уверен, что слышит дыхание Магаданского и, повернувшись, увидит на подушке его чёткий профиль и чёрные, глянцевые волосы.
Безумие какое-то...
5
Они приехали в аэропорт вечером, измученные долгими сборами, заполнением документов и выслушиванием инструкций, оба мрачные и недовольные собой и друг другом. Дима только сейчас впервые по настоящему почувствовал свою ответственность и мучался неуверенностью, сможет ли справиться с действительно важным делом. В данный момент он очень в этом сомневался - как не крути у него не было никакого опыта, а надеяться только на компаньона... унылая физиономия компаньона отнюдь не внушала оптимизма.
А Нестор просто устал, и потому чувствовал себя особенно несчастным. Когда они сели в самолёт, он откинулся в кресле, закрыл глаза и, едва его затылок коснулся мягкого валика кресла, как всё закружилось у него перед глазами, подёрнулось пеленой нереальности, и Нестор провалился в зияющую тёмным отверстием воронку и на некоторое время отключился.
У спящего Нестора был на редкость скорбный, измождённый вид. Лицо его сделалось бледным, резкой тенью обозначились провалы щёк и глазниц, словом, выглядел он так, будто лежал в гробу.
В гробу аккуратно причёсанный Нестор с тщательно уложенными волосами, со старательно повязанным галстуком был строг и неприступен как на официальном приёме.
Золотое пламя свечей мягко струилось по его лицу, бликами скользя по волосам и теряясь в густой тени ресниц. Сладостные ангельские голоса осторожно укачивали его, как воды широкой, спокойной реки. Пением, казалось, был пронизан воздух, тонко вибрирующий тысячью серебряных струн. Тихонько позвякивало в руке священника кадило, печально покачиваясь в такт ангельскому пению, клубы густого, сладкого дыма обволакивали Нестора, и, словно горячие слёзы, капал на его бесчувственные пальцы расплавленный воск от вставленной в их переплетение тонкой свечи.
Под куполом храма вдруг отчётливо раздался неуместный горестный возглас, привнося в спокойную гармонию хора скандальные нотки.
- Из-за одной неблагодарной особи мужского пола такое расстройство?!
Попирая изящным ботинком пыльные балки потолочного прикрытия, под куполом храма стоял Гарик - в феерическом клубном прикиде, с разлетающимися при каждом повороте головы шелковистыми волосами и со вспыхивающим при каждом взмахе ресниц пламенем гнева в профессионально подведённых глазах.
Нестор, которому до этого момента в гробу было хорошо, вздрогнул и заморгал удивлёно.
От стены зловещей тенью отделился Магаданский и оглушительно захохотал. Мало того, что жутким своим видом Магаданский мог испугать даже покойника, которого испугать не так уж просто, так даже простой звук его леденящего душу смеха вихрем пронёсся по храму, гася золотистые свечи, и крылом летучей мыши коснулся вскользь лица Нестора.
Нестор зажмурился и всё сжалось у него внутри. Ничего себе - умер называется!
- Не переживай так сильно, Гарик, морщины появятся, - издевательски проговорил, подходя, Магаданский.
- Отвали, извращенец, - буркнул Гарик, - Ужас летящий на крыльях ночи. Решил заделаться некрофилом?
- Решил, - охотно согласился Магаданский, - Ты погляди, - кивнул он на Нестора, - Какой бесславный конец! А Димочку ты неблагодарной особью назвал напрасно. В чём его вина? Он не хочет становиться педерастом и имеет на то полное право.
- Не хочет... А кто же этого хочет?! - с чувством воскликнул Гарик.
Магаданский снова расхохотался.
- Браво!
Его взгляд сделался каким-то очень сладким, он приблизился не спеша, и рука его властно легла на гариково бедро. Несколько секунд Гарик смотрел на него насмешливо, затем по-кошачьи мягко положил ладонь ему на грудь, и эти двое на глазах потрясённого Нестора занялись любовью.
Насколько в гробу у него затекли и онемели конечности Нестор почувствовал, когда вернулся в реальность и слух его наполнился ровным гуденьем двигателей самолёта. Он покосился на Диму, чей профиль вырисовывался на фоне стены холодно и бесстрастно, и сердце его наполнилось отчаянием: не выйдет у них ничего.
Господи, есть же в этом мире капля Божественного вдохновения, подвигающая людей поступать порой не по рассудку, а по Любви, сделай так, чтобы Дима забыл о разуме, чтобы позволил себе забыть о разуме! Как той ночью...
Нестор оставил себе один день на раздумья. Надо было ещё решить что и как говорить Магаданскому, надо было подготовиться. Поэтому, как Дима не горел желанием поскорее заполучить своего Степанова и побыстрее приступить к делу, Нестор в своём решении остался непреклонен.
Он, наверное, ещё никогда в жизни своей не был так сосредоточен, молчалив и ответственен. Может это атмосфера Берлина, в которой витал дух немецкой педантичности, так влияла на него, но он сделался невероятно методичным и сверх аккуратным. Ему, как ни странно, удалось абстрагироваться от этой действительности, взглянуть на всё дело как бы сверху и нельзя сказать, что увиденное его обрадовало.
Конечно же Нестор запретил себе об этом думать, он предпочёл повести Диму на прогулку, как только они немного отдохнули с дороги и, надо сказать, прогулка вышла чудесной: день был тихим и тёплым, а они оба, выбитые из колеи слишком быстрой переменой места, были милы и романтичны друг с другом.