Человек со Шрамом вывел меня из моей камеры, и, несмотря на то, что я попала в неприятности, я с жадностью впитывала сменившуюся обстановку. Я так долго пялилась в одни и те же серые блоки, что чувствовала, как умирают фоторецепторы в моих глазах.

Линия из тюремных камер тянулась по обеим сторонам от коридора, но они были расположены в шахматном порядке, чтобы свести к минимуму зрительный контакт между заключенными. Однако так как большинство девушек стояли прямо за прутьями, я смогла их хорошо рассмотреть, пока шла мимо.

Все мы вполне могли сойти за близнецов. Грязные волосы, желтый комбинезон. Кожа пепельного цвета, как будто нам всем не хватает какого-то базового питательного вещества. Единственная разница состояла в том, что у них у всех на левых запястьях была татуировка в форме песочных часов. А у меня ее не было.

Я сконцентрировалась на их глазах. В них отражаются все особенности характера. Голубые глаза, карие, зеленые. Только стандартные цвета, так как у нас нет доступа к краскам для глаз. Моргающие, прищуренные, широко распахнутые и напуганные.

Никто не проронил ни слова. Либо я им не нравлюсь, либо это как-то связано с электронным хлыстом, стерегущим у моей спины.

Мы остановились у входа в помещение с камерами. Толстая дверь, усиленная металлом, выглядела почти непроницаемой. Справа был офис со стеклянными стенами, полный оборудования. Слева глухая комната с настоящими стенами. Может быть, это — то место, где охранники обедают или дремлют, когда не размахивают их хлыстами.

По Человеку со Шрамом нельзя было сказать, что он в настроении отвечать на вопросы. Он прижал раскрытую ладонь к сенсору на двери. Дальше он вставил в паз свой указательный палец, чтобы оттуда была взята капелька крови. Его сетчатку просканировали, и он ввел десятизначный код на цифровой клавиатуре. Тогда, только тогда, дверь открылась.

Мы заперты крепче, чем ракетный корабль, запечатанный вакуумом космоса. Никакой возможности для удачного побега.

Он завел меня в кабину лифта, и мы помчались с отменным ускорением. Я настолько отвлеклась, что едва заметила кувырок своего желудка. Через миг мы вышли на новом этаже, и все же дежавю поразило меня с такой силой, что я чуть не упала.

Я была здесь раньше. Чрезмерно яркие стены. Зеленый линолеумный пол, каждые несколько футов в плитку вмонтированы компьютерные мониторы.

Ох. Милостивая Судьба. Это коридор из моего воспоминания о будущем. Мое воспоминание сбывается?

Нет. Отсутствует разбитый керамический горшок на полу, нет едкого запаха антисептика. Не тот самый коридор. Просто похожий.

Тем не менее, здесь может быть то место, где произойдет мое воспоминание. Моя сестра может скоро оказаться здесь в кровати. Я должна разобраться. Я должна знать наверняка.

Мы повернули за угол. Рукоятка кнута подталкивала меня в спину, а рука Человека со Шрамом свободно держала меня за плечо. Я оглянулась. Он даже не смотрит на меня. Шрам на его лице подергивался; его глаза остекленели, словно ему было скучно исполнять конвойные обязанности.

Я глубоко вздохнула. Сейчас или никогда. У меня может никогда больше не появиться такого шанса.

На следующем перекрестке я вырвалась из его хватки и понеслась по боковому коридору.

— Эй! Остановись немедленно! — закричал Человек со Шрамом.

Я побежала еще быстрее. Мне не нужно убежать далеко. Мне только нужно найти дверь в комнату. Мне только нужно увидеть…

— Я сказал, остановись! — раздалось потрескивание электронного кнута, и запах дыма наполнил воздух.

Я повернула за угол. Там! Дверь…

Кнут обвился вокруг моих ног, и я грохнулась на пол. На одну ослепительную, сводящую с ума секунду молнии прошили мое тело. Каждая клеточка в моем теле взорвалась болью, оставившей меня слабой, истощенной и тяжело дышащей.

Прежде чем я смогла восстановить дыхание, ударил еще один разряд. И еще один. Полагаю, Человек со Шрамом не обрадовался тому, что я сбежала.

Но это не страшно. Моя спина изогнулась, когда меня ударила очередная молния. Боль, подобной которой я никогда не знала, распространялась по всему моему телу, заползая в каждые укромный уголок и впадинку. Ощущение от кожи было таким, словно ее порезали на ленточки. Мои вены как будто измельчили на конфетти.

Но Человек со Шрамом мог бить меня хлыстом сколько угодно. Потому что перед тем, как я упала, я получила свой ответ. Рядом с дверью, напротив которой я упала, была табличка — золотистый прямоугольник с четырьмя спиральными узорами по углам.

Номер у комнаты был другой, но это было неважно. Я знала, где будущая я убила мою сестру: в комнате с номером 522…

Где-то в этом самом крыле.

Через несколько минут я, сгорбившись, сидела в кресле напротив обычного раздвижного стола. Пот промочил мой комбинезон, а мое сердце сидело в груди подобно изношенной игрушке. Мои пальцы продолжали сжиматься до судороги, все еще сражаясь с отголосками применения электрического кнута.

Человек со Шрамом стоял позади меня, вдавив мне в спину рукоять кнута, словно я была в состоянии представить угрозу для кого-либо.

Несмотря на вопли своего тела, я обернулась и подарила ему свою самую большую улыбку.

— Надеюсь, я не выставила тебя в плохом свете. Не хотелось бы, чтобы кто-нибудь подумал, что сбежать от тебя было просто, особенно когда у тебя есть этот большой, страшный кнут.

Его губы сжались, словно он был бы рад причинить мне боль за подобные комментарии. Но он не мог, так как Председатель уже шел сюда.

— Смотри вперед. Живо.

— Я постараюсь убедиться, что предупредила тебя, если захочу еще раз оторваться. Именно поэтому тебе пришлось бить меня кнутом столько раз, а? Из-за того, что ты испугался, что не сможешь меня поймать, если я поползу прочь.

В качестве ответа он глубже вдавил рукоять мне в спину.

Открылась дверь, и в комнату широким шагом вошла Председатель Дрезден, глава Агентства Воспоминаний о Будущем. Несмотря на то, что это было именно тем, чего я добивалась, не уверена, что понимаю, почему они послали самого важного в Агентстве человека, чтобы встретиться со мной. Случаев, подобных моему, немного?

Она выглядела так же как утром в день моего рождения. Коротко остриженные серебристые волосы. Безупречная темно-синяя униформа. Черты ее лица холодны и прекрасны, как ледяная скульптура.

Она кивком отпустила охранника.

— Ты можешь подождать снаружи. Теперь это моя забота. — Давление рукоятки на мою спину ослабло, и он покинул комнату.

Она повернулась ко мне.

— Очень приятно снова увидеть тебя, Двадцать Восьмое Октября, — произнесла она, как будто мы были знакомы. — Жаль, что произошло это не при более приятных обстоятельствах.

Я мучительно пыталась придумать что-нибудь резкое в ответ, но моя напускная храбрость, кажется, удрала вслед за охранником.

— Ты сделала мою жизнь трудной, Двадцать Восьмое Октября. Очень трудной, — она побарабанила ногтями по столу. Они у нее длинные и узкие, ровного серебристого полупрозрачного цвета, вот почему они походили на ножи для колки льда. Одно неправильное слово, и она может воткнуть один из этих ногтей мне в глаз.

— Ты не выглядишь убежденной, — сказала она. — Я вижу недоверие, написанное у тебя на лице. Но ты понятия не имеешь, чего может нам стоить твой маленький акт неповиновения.

Встав, она заходила по комнате на своих пятидюймовых каблуках. Если ее ногти не достигнут цели, то эти каблуки всегда могут выступить в качестве оружия.

— Я была готова списать тебя со счетов. У нас есть доклад от твоего охранника-куратора, о том, что произошло в твоем воспоминании. Я была готова оставить тебя до конца твоих дней чахнуть в Лимбо (Прим. Limbo — тюрьма, заточение, чистилище). Просто еще одна осечка в системе. Но сегодняшний маленький трюк все изменил.

Она остановилась передо мной, и я спрятала голые ноги под кресло, подальше от ее каблуков.